Детдомовская дочка 4
Тем временем на другом конце города в больницу шёл Александр Иванович. Приёмное время для посещений заканчивалось через сорок минут. Поэтому он спешил.
Он до смерти перепугался, когда сразу после ухода из дома этой девчонки, Рита попыталась, как ни в чём ни бывало, уйти на работу, но в прихожей схватилась за сердце и тяжело сползла спиной по стенке на пол, сложившись, как сломанная кукла. Он так теперь и думал о приёмной дочери – «эта девчонка». Ещё думал, что никогда ей этой её выходки не простит. Так и шёл к больнице, ничего не видя перед собой, потому что перед глазами, как живые, вставали картины предыдущих лет.
Вот они с маленькой Аней впервые выезжают на море. Вот она идёт в первый класс: сияющая, с огромным белым бантом в волосах. Вот родительское собрание, где Аню, Александра и Риту хвалили, как образцовых ученицу и родителей. А недавно был визит в самый модный бутик, где они присматривали для дочки праздничное платье для будущего выпускного.
– Как ты, Ритуля?
Как она изменилась за какой-то день. Лицо восковой бледности, какое-то полупрозрачное. Лиловые тени вокруг глаз, тусклый взгляд.
– Как там Аня? Не узнавал?
Мужчина еле проглотил комок в горле.
– Обязательно схожу, узнаю, – потом не выдержал, – что с ней сделается? На ней пахать можно, выкормили…
– Не говори так, – она положила полупрозрачную, как и лицо руку, на его ладонь. – Мы сами виноваты. Надо было или раньше ей сказать, выбрать момент, или давно эти бумажки сжечь.
– Я съезжу, узнаю. Прямо завтра, после работы. Я бы и позвонил, но телефон её вне зоны доступа… тихо, тихо, солнышко. Отключила просто, - вздохнул муж.
– Сегодня. Саша. Сегодня узнай, пожалуйста.
– Хорошо, хорошо, сегодня, – а сам почувствовал, как от жалости к жене едва слёзы не побежали по щекам. Отвернулся. Потёр глаза, чтобы не заметила. А она слабо улыбнулась.
– Не злись на неё, пожалуйста. Она ещё просто не осознала, что натворила. Ты давай, езжай. Мне уже лучше. Это я, дура, что-то расклеилась, сразу не сообразила, что не со зла наша девочка так себя вела.
Адрес он помнил, но пришлось поколесить, прежде чем нашёл эту Строительную, 18. Потом долго стоял метрах в тридцати, прижав машину к чьему-то палисаду. Потом проследил глазами за женщиной, что протопала с полными сумками в этот дом, и только после этого вылез из-за руля, захлопнул дверку и нерешительно поднялся по ступенькам крыльца.
Постучал. В ответ на стук в сумрак сеней (лампочки у них тут нет, что ли?) выскочил вихрастый паренёк лет тринадцати. Быстро оглядел незнакомца с головы до ног и бесцеремонно спросил:
– Вам кого, дядя?-
– Мне Аню. Она ведь у вас?
– Анька-то, сеструха? Ну. У нас. А вы кто?
- Я? – смешался Александр. – Скажи ей, что пришёл Александр Иванович. И что Маргарита Петровна в больнице.
У неё сразу испортились отношения с Ромкой – стоило только тому узнать от матери, что спать он теперь будет на раскладушке. «Чо, как бомж какой, или как сирота казанская, - бухтел младший. – Пусть эта на раскладушке спит. Припёрлась тут…»
Глядя, на младшего, дичиться стал и старший. И теперь он, Витька, стоял, прижавшись ухом к двери, и вслушивался, о чём там беседуют эти двое. Приёмный папахен, как он понял, и Эта. Из кухни заскрипел половицами младший, и Витька цыкнул на него, приложив палец к губам и показав кулак: «Тихо, ты!»
– …А… что с… мамой? – глаза у Ани были на пол-лица.
– Сердечный приступ, – сухо объяснил Александр. – Она, понимаешь ли, считает, что слов «Вы мне никто» она не заслужила. И очень переживает до сих пор. Аня, приёмные часы в больнице уже истекли, они там с шестнадцати до восемнадцати, с окончания «тихого часа» и до ужина. Так что проведай её, пожалуйста, завтра? Я, знаешь ли, не готов в свои годы остаться вдовцом. Я очень люблю свою женщину.
Он хотел добавить: «Тебе чего-нибудь привезти?» - но вовремя понял, что она может понять это как «забирай оставшиеся дома вещи и убирайся из нашей жизни». Поэтому сказал другое:
– Аня, ты всегда должна помнить: у нас всегда открыты для тебя двери, что бы ни случилось. Там твой дом. И мы в самом деле рады, если у тебя наладится контакт с мамой. Но и нас ты тоже не забывай. Пожалуйста, – он помолчал и извинительно развёл руками – ну, я пойду.
– Это твой приёмный, что ли, был? Чего хотел? – подозрительно осведомилась Ирина, когда потерянная Аня вернулась в комнату.
– Маргарита Петровна в больнице. Надо её навестить…
– А, ну надо так надо. Помоги мне шкаф отодвинуть – эта чёртова раскладушка никак не хочет оттуда вылазить.
Потом они протирали влажными салфетками раскладушку, в которой скопилось много пыли. Долго двигали её по комнате, прикидывая, как лучше поставить, чтобы не запинаться. Стаскивали с антресолей ватный матрас и застилали постельное бельё. Но самое неприятное началось при отходе ко сну – двое великовозрастных оболтусов уселись на кровати старшего и во все глаза уставились на Аню. Потом старший не выдержал:
– Ну и чего ждёшь, сеструха? Мы это, братья тебе. Расчехляйся, не боись. Не съедим. А то мы девок в труселях на физре не видели…
– Вам тут чего, стриптиз? Выйдите или хотя бы отвернитесь?
– Ага. – злобно бросил Ромка. – Припёрлась тут, меня с моего места выжила, а теперь ещё и отворачивайся ей.
«Да и чёрт с вами,» - Аня, красная от стыда и злости, быстро разделась и юркнула в прохладу свежих простыней. И потом долго ещё слышала смешки и возню братьев, пока не провалилась в душный и тяжёлый сон. Не так она представляла себе жизнь у родной мамы. Да и, честно говоря, «мамой» эту женщину называла с внутренним усилием.
Следующая часть.