– Я всю жизнь жила, словно в кошмарном сне. Для меня это уже стало привычным. Практически с детства я начала страдать от панических атак, а от бесконечной тревожности спасу и вовсе не было.
Я не видела своих родителей с пяти лет. Я вскользь помню их прикосновения, тембр голоса и бесконечные крики не кухне. Остальное и вовсе стерлось из памяти. Словно кто-то решил закодировать эту информацию, которая так больно ранила меня день ото дня. Я просто помню, что в один момент они исчезли.
Почему? Зачем? За что? Все эти вопросы мелькали в моей голове и по сей день. Хотя мне уже двадцать лет.
Не знаю, чем руководствуются зрелые люди, когда бросают своих детей на произвол судьбы спустя пять лет совместной жизни. Да и можно ли назвать таких представителей нашей человеческой расы зрелыми?
Мне кажется, что нет. Я всю жизнь искала ответы на подобные вопросы, но в ответ получала лишь тишину и самобичевание. Наверное, все-таки со мной что-то было не так. Они же не могли быть такими беспощадными по отношению к маленькой девочке. Но, как известно, жизнь расставляет свои условия. Каждому. Даже тем, кто еще не способен постоять сам за себя, как я когда-то.
Меня бросили у порога детского дома, словно мы были в каком-то американском фильме. Просто оставили и больше не вернулись. Да, я не была подкидышем в корзинке, как это принято рисовать в художественных кинематографических картинах. Я была уже не очень маленьким ребенком. Которому просто сказали подождать.
А ждать пришлось, как оказалось, ада. Только лишь ада. Больше я никак не могу описать тот кошмар, в котором выросла. Повезло мне, пожалуй, только с воспитательницей. Одна она старалась заменить мне мать. Сжалилась. И на протяжении всех тех лет, что я провела в детском доме, не уставала сетовать на то, что никогда такого за всю историю своего рабочего стажа не видела. Всякое бывает, но, чтобы пятилетнюю девочку обманом заставили ждать и не вернуться… такое даже в самом драматичном романе не придумаешь. А я все ждала. Ждала до последней минуты, проведенной в этом мрачном заведении. Я надеялась отчаянно на то, что все-таки вернуться.
Эту травму не удалось победить ни одному психотерапевту, с которыми мне приходилось работать с самого детства. «Та самая девочка, которая все еще ждет», - так называли меня все вокруг. И я уже давно привыкла в этому.
Но наступил тот злосчастный день, когда мне исполнилось восемнадцать, и я отправилась в свободное плавание в этот большой и пугающий меня мир. Я знала только, что в этом городе жила моя бабушка, которой оказалось все равно. Знала ли она причину, почему меня бросили? Вероятно, да. Но так унижаться и идти выяснять темные уголки моей истории с человеком, который даже ни разу не пришел меня навестить за все эти годы, я не собиралась. Для меня она не существовала точно так же, как и мои родители.
Что ж, я покинула этот казённый дом, теперь необходимо было подумать о будущем. Благо, с жильем государство поможет, но куда стремиться и на что рассчитывать теперь в этой жизни – большой вопрос.
***
Я нашла ту работу, которая была мне по силам. Я ничего практически не умела, только бренчала на гитаре время от времени, пела. Еще немного умела жить на электрической швейной машинке. Все. Учитывая, что игре на гитаре меня никто не учил, идти по стопам музыканта я точно не могла. А вот с шитьем можно что-то придумать…
Удивительно, но меня приняли на работу в швейный цех. Необходимо было обметывать края и подшивать наволочки. На большее я и не была способна в качестве наемного работника.
Об учебе в колледже я даже не думала пока, на это просто не хватило бы времени и сил. Может быть когда-нибудь, в будущем, я смогу себе позволить совмещать образование с работой, но не сейчас. Я была жутко напугана тем, что теперь придется справляться со всем самой. Еще и подсказать никто и ничего не сможет. Сложно адаптироваться в социуме, особенно после детского дома. Там у нас были спартанские условия. Я привыкла ко всему, даже к драке. Мне кажется, что этот период жизни окончательно сломал меня. Удивлена, что еще могу стоять на ногах и о чем-то думать.
Со временем в цеху я освоилась, но этих денег явно не хватило бы на жизнь. А вторую стабильную работу я просто физически не потяну. Поэтому в голову пришла идея. Немного безумная, но, на мой взгляд, надежная. Играть на улице на гитаре. Унижением я бы это не назвала, хотя для кого-то такие уличные концерты за монету в потрепанной шляпе – табу. Но не для меня в мои восемнадцать лет. Жить на что-то было нужно, но я не подаяния просила в переходе, я действительно выкладывалась.
Пела свои собственные песни, текст которых писала по ночам вместо сна, под свои незамысловатые мелодии на акустической гитаре, которая чуть ли не была моей ровесницей. Я ожидала всего, что угодно от этой затеи. Особенно того, что меня будут осуждать. Да даже к перепалкам с местными бродягами я была готова на волне своего богатого воображения. Но я точно не была готова к лояльности публики.
Как оказалось, песни мои людям нравились, и я постепенно начала поднимать пару тысяч за вечер своих исполнений авторской самодеятельности. Бывали и плохие дни, но при общем подсчете получалось собрать чуть ли не мой оклад на официальной работе.
Конечно, бросать работу в цеху я точно не планировала. Это была гарантия моей стабильности. Но такая вот творческая вольная подработка меня вполне устраивала. Даже душу получалось отвести таким методом, не только получить деньги на еду и одежду.
Со временем я даже научилась откладывать немного денег. И, первым делом, я не бежала тратить их на косметику или красивую одежду. Я несла их в наш детский дом. Пусть это место и всплывало из уголков моего сознания как мрачный дом ужасов, другим, кто попал туда по велению судьбы, было не менее тяжко. А, собрав подарки и горы шоколада, я приносила обитателям казенного дома хоть маленькую радость.
Марина Витальевна, так звали мою любимую воспитательницу, всегда была рада видеть меня. И даже гордилась моими поступками и уверенным движением вперед. Пусть я даже ей не признавалась в том, насколько сильно дрожат мои ноги при этом стремительном движении. Но, наверное, она все и так сама понимала. Да и привыкла уже к тому, что я не очень просто открываюсь другим людям. Я, скорее, подавлю эмоции и переживания, чем расскажу другому все в малейших подробностях.
«Из тебя бы вышел отличный партизан, Валюш», - нежно подшучивала надо мной воспитательница. И с этим не поспоришь.
Однако, мы стали настолько близки за эти годы, что даже после моего выпуска из детского дома мы виделись за пределами его стен. Она всегда была желанным гостем в моем доме, как и я в ее. И всегда стремилась поддержать меня. Порой мне даже хотелось назвать эту женщину мамой, но я отбрасывала такие мысли куда подальше. Не до нежностей мне.
***
Постепенно я совершенствовалась в своем мастерстве игры на гитаре и вокальных навыках. Хотя, мастерством это назвать сложно. Но получалось уже более-менее сносно. Получилось даже пару раз сыграть на простых мероприятиях. Платили не очень много, но я бы сама доплатила за такую возможность. Сложно представить, что кто-то мог высоко оценить мое творчество.
На одном из таких мероприятий я встретила Костю. Он был приятным молодым человеком, вел себя достойно, выглядел опрятно и притягательно. Ничего брутального в нем не было, просто милый и хороший парень. Мне этого было достаточно в человеке, как в партнере. Долгое время я не могла с ним сблизиться. Мне такие вещи даются с трудом. Особенно доверие. Тут, наверное, и жизни будет мало, чтобы выработать хоть малейшее доверие к окружающим. Но как-то ему удалось все-таки меня покорить, и мы стали парой.
С его появлением в моей жизни все изменилось. Я начала испытывать то чувство, которое прежде мне было незнакомо – чувство счастья. И около года я жила в грезах среди радуги и волшебства первой любви.
Но все изменилось в день, когда Марина Витальевна позвонила мне и сообщила встревоженным голосом:
- Валь, привет, у меня для тебя неожиданные новости… Если ты сейчас стоишь – сядь. Мне очень жаль, что я не смогла лично это сообщить. Но ты должна знать и сказать свое слово.
Врать не стану, я сильно испугалась. Еще ни разу моя любимая воспитательница меня так не пугала. Что-то точно случилось. И при том очень серьезное.
- Боже, Марина Витальевна, не таите! Что случилось? С вами все в порядке, надеюсь? – забеспокоилась я.
- Со мной все в порядке, Валюш. А вот твои родители..., - в этот момент вся моя никчемная жизнь до Кости пролетела так быстро, словно метеор в небе, - они хотят увидеться с тобой…
И в этот момент повисла гробовая тишина. Столько лет страдать и искать ответы, карабкаться наверх по склону, выцарапывая ногтями заветные кусочки маломальского счастья. И мать моей мамы ни разу не проведала меня в дет доме, проживая при этом со мной в одном городе. А тут увидеться хотят?
Первой моей реакцией была дикая ярость. Я кричала в трубку, хоть и понимала, что воспитательница не заслуживает таких выпадов с моей стороны. Но сдержать себя я не могла.
- Так они живы?! Все-таки живы?! Да я даже надеялась, что они умерли, я надеялась, что их больше не существует! – продолжала в приступе истерики кричать я.
Следом после гнева пришла некая апатия. Я уже безэмоционально рассуждала об этой ситуации. Мне было очень важно узнать, почему они меня бросили. Еще и таким подлым образом. И в глубине души я понимала, что эта встреча может облегчить мои страдания. Я, наконец, узнаю правду, какой бы она ни была. И это лучшая награда - освобождение от оков незнания, неведения. Теперь я сумею отпустить их раз и навсегда. Так что встречи быть.
И вот, на следующий день я уже ждала их визита на пороге своей маленькой квартирки. Все тело обливалось потом и продрогло от животного страха. К такому я, хоть и ждала этого всю жизнь, готова не была.
В дверь постучали. Меня снова кинуло в дрожь. Я еле подошла на ватных ногах к входной двери и повернула ручку. И через пару мгновений я смотрела в глаза тем людям, которые оставили пятилетнюю малышку на пороге детского дома. Выглядели они потрепано, что-то в их жизни увело их явно не туда. Кроме жалости эти чужие люди напротив меня никаких эмоций больше не вызывали. Мы поздоровались, мама разрыдалась с порога, отец старался сдержать эмоции, но ему это удавалось тяжело. После я пригласила их на кухню на чай с пирожными.
Атмосфера совсем не была похожа на единение дочери с родителями. Я будто чувствовала какую-то фальш в их повадках. И, несмотря на то, что сама вытирала слезы со своего лица, не испытывала желания простить этих людей и уж тем более впустить в свою жизнь, которую сама же построила. Не без помощи своей воспитательницы, конечно.
Как оказалось позже, я была права. Отец в то время сильно выпивал, оттого я и запомнила постоянные скандалы на кухне из своего раннего детства. И, конечно же, остановиться он не смог. Мать, глядя на все это, начинала медленно сходить с ума, не представляя нашей с ним жизни в такой атмосфере. Но вместо развода, она принялась составлять ему компанию, превращаясь в жалкое подобие алкоголика, живущего рядом с ней.
В один из дней они просто забыли меня забрать, отправляясь на поиски очередной бутылки. Для меня эта история была словно очередным ножом в спину. Но, стиснув зубы и сдерживая слезы, я все же спросила:
- А почему тогда не забрали меня позже?
- Доченька, Валечка, ну как после такого ребенка-то растить? Мы узнали, что тебя приняли в детский дом, и решили переболеть, ради твоего же блага. Там у тебя был хотя бы какой-то шанс на будущее, вон, смотри, какая выросла умница и красавица! – продолжала плакать мама.
Но после этой исповеди у меня окончательно пропало всякое желание продолжать контактировать с этими людьми. Я просто не смогла простить им этого. И, как бы жестоко это не звучало, произнесла последнее им послание:
- Мама – это та, кто воспитал. Я не дочь тебе. Марина Витальевна – вот та, кого я могу назвать матерью.