Образ Воланда из знаменитого романа Михаила Булгакова интерпретировался множество раз и литературоведами, и историками, и философами, но хотелось бы еще раз определить его черты с культурологической точки зрения, а именно понять, как именно христианский образ деконструирован авторской интерпретацией, что делает его уже не модернистским, а постмодернистским персонажем, есть ли в нем гностические элементы и полемика с русской религиозной философией?
Представление о дьяволе претерпело множество трансформаций в период становления и развития христианской культуры, причем разнообразны не только его функции, но и имена, которые продолжали множиться не только в Средневековье, но и в эпоху Ренессанса: Сатана (Противник), Люцифер (Лучезарный), Бафомет (искаженное Магомет), Мефистофель (отрицающий свет) и другие. Кроме того, его многочисленная свита состояла из внушительного количества ветхозаветных демонов, из которых Булгаков напрямую позаимствовал образы Азазелло (Азазель) и Бегемота. Имя Воланд - это отсылка к Гете, поскольку Мефистофель назвал себя так один раз в "Фаусте", что в свою очередь имеет конкретное значение на немецком языке - Лукавый (Faland), но самое забавное, что это всего лишь отсылка к произведению, а не к самому персонажу. Так и начинается булгаковская "игра в бисер", которая строится на эклектике, что приводит к множественным интерпретациям и спорам в толкованиях. Даже внешность Воланда представляет собой смесь отсылок - разного цвета глаза, хромота, пудель на трости - все это элементы собирательного образа дьявола из разных культурных источников, что подсказывает читателю, с кем он имеет дело, но одновременно и обманывает.
Надо сказать, что все упоминания о дьяволе в Библии (а их примерно 20) и его имена всегда имеют определенные смысловые значения: Аваддон (Разрушитель), Апполион (Губитель), Бесовский князь - начальник падших ангелов, Бог века сего, Веельзевул (Бог мух), Велиар (Ничтожный), Враг, Клеветник (Диавол), Дракон - разрушитель, Древний змей - обманщик в саду, Злая сущность, Искуситель, Князь мира, Лжец, Рыкающий лев, Противник (Сатана), Человекоубийца. Как видим, все они абсолютно отрицательны, не допускающие никаких других интерпретаций, кроме негативных. Кроме того, надо вспомнить, что Христос оказал окончательную победу над дьяволом, низвергнув его с небес, что не подразумевает никакого сотрудничества или "коллаборации между ведомствами", как это представлено у Булгакова. Вот, что сказано в Библии: Дракон был сброшен вниз. (Дракон этот — старый змей по прозванию дьявол и сатана, который обманывает весь мир.) Его сбросили на землю, и ангелы его были сброшены вместе с ним. И тогда я услышал, как громкий голос в небесах сказал: «Пришла победа и сила и царство нашего Бога, и власть Его Христа! Обвинитель наших братьев, клеветавший на них денно и нощно перед нашим Богом, низвергнут (Откровение 12:7-10).
Библия с культурологической точки зрения является наслоением различных мифологических пластов, включающих не только Тору и иудейский эпос, но и более древние мифы месопотамских народов. Однако с онтологической точки зрения библейская космогония вполне ясно определяет Бога единственным источником всего Бытия, добра и света, соответственно источника зла не существует, как нет источника тьмы. Дьявол, он же Сатана, он же Люцифер рассматривается как падший ангел, взбунтовавшийся против Бога, ставший ему врагом и противником, при этом символически он олицетворяет животную природу человека со всеми ее пороками, поэтому традиционно изображался в виде зверя или чудовища с несколькими головами, а примерно с 12 века с козлиными рогами и копытами подобно сатиру. Булгаковский Воланд очевидно не каноничен, в первую очередь, потому, что он явно не противостоит Богу, но выполняет определенную миссию в мироустройстве, где разделены свет и тьма. И здесь возникает намек на гностическую иерархию.
В чем же отличие гностического подхода в трактовке роли дьявола? Европейский гностицизм (наиболее крупные течения - валентиниане, богомилы, катары, альбигойцы), в целом утверждает дуализм сил и добра и зла со сложной иерархией сущностей. Усиление дуализма происходит за счет того, что мир божественный отделен от мира земного, причем Демиург, он же Дьявол и сотворил этот материальный мир, не ведая о мире Божественной Плеромы (духовной полноты). Демиург был порожден темной стороной Софии (одной из высших существ - эонов) - Ахамот, она произвела его из своей печали, что является также одним из ключевых гностических аспектов, так называемым падением Мировой Души. Именно Дьявол-Демиург управляет материальным, несовершенным и порочным миром, где люди все делятся на три типа: «духовных» (пневматики), «душевных» (психики) и «вещественных» (илики). Только пневматики могут познать высший мир Плеромы и воссоединиться с ним, чего удостоился Понтий Пилат, психики при условии праведной жизни могут обрести покой в срединном мире - то, что получил Мастер, а вещественным иликам уготовано небытие, например, как Берлиозу. Есть ли у Воланда общие черты с гностическим Демиургом? Скорее, нет, поскольку он не столько управляет миром людей, а сколько тестирует, наблюдает, при этом может и наказывать. Но самое главное - он не считает себя Богом, в отличие от гностического Демиурга, находящегося в полном неведении о том, что есть Высший мир Эонов.
Но все же гностический элемент присутствует в романе - в образе Мастера: по сути, он и есть Демиург в древнегреческом смысле этого слова, хотя и совсем не в Платоновском. Мастер переписывает Библейскую историю о Понтии Пилате, спрашивается - зачем? Он хочет показать, как все произошло на самом деле. Но на самом деле - с точки зрения кого? С точки зрения материального мира, с точки зрения человеческого измерения: поэтому Иешуа - бродячий философ и лекарь, а не Иисус, Левий Матвей - писарь, а не Матфей. Мастер нивелирует мифологический и сакральный слой, оставляя только антропологическое измерение - это так называемая демифологизация, которая свойственна постмодернистскому методу. Ведь что такое деконструкция - это разрушение структуры и ее собирание заново по новым правилам.
В романе Мастера Иешуа не каноничен, как и дьявол, поскольку он считал всех "добрыми людьми", а Левий Матвей все неправильно записал. Читаем в Евангелии от Матфея (19:16-18): Тогда некто пришёл и обратился к Иисусу с вопросом: «Учитель, какое доброе дело должен я сделать, чтобы обрести жизнь вечную?» Иисус сказал ему: «Почему спрашиваешь Меня о том, что такое добро? Только Он Один добр, но если хочешь обрести жизнь вечную, то соблюдай заповеди». В Послании к Римлянам (7:18-19) говорится: "Да, я знаю, что добро не живёт во мне, в моей грешной природе. Желание совершать праведные поступки всегда со мной, но я не совершаю этих поступков. Ибо не творю я добро, как мне бы хотелось, но вместо того я творю то самое зло, которого не хочу совершать". То есть в Библии заложена несколько иная доктрина по поводу человеческой природы, позже сформулированная Аврелием Августином и другими богословами как "первородный грех", являющийся главной причиной зла. Однако Христос искупил этот грех на кресте, поэтому, став частью Христа через обряд евхаристии, верующий очищается от него и обретает пропуск в Царствие Небесное.
Итак, Булгаков пишет роман о неканоническом Воланде, в котором Мастер пишет роман о неканоническом Иисусе. Сам Булгаков определяет Мастеру награду-наказание, будто следуя гностической иерархии - покой между мирами, поскольку света он не заслужил. Ведь Мастер вместо того, чтобы познавать мир духа, остался в мире материи, еще и совершив символическое самоубийство себя как писателя и творца, уничтожив свою рукопись. Воланд - в какой-то степени является мудрым Альтер-эго самого Булгакова, который в своей творческой вселенной обладает тайным знанием устройства мироздания: понимая, что на "самом деле" - это все же мир Бога, а не Демиурга. А как вам такая смелая интерпретация в духе феминизма: может быть, Воланд - это темная сторона Софии, та самая Ахамот, поддерживающая Демиурга? Поэтому Иешуа и Понтий Пилат отправляются по лунной дорожке в свет, как и следует, а Мастер (как земная ипостась самого Булгакова) остается между мирами. Кстати, в гностическом контексте и мир советской Москвы является буквальным воплощением идей безбожного Демиурга, над чем все время посмеивается Воланд.
Идеи гностицизма были очень популярны в конце 19 века и оказали влияние на русских символистов и поэтов Серебряного века, что отразилось в их творчестве, окрашенном мистицизмом. Владимира Соловьева и других русских философов также часто называют гностиками, поскольку они использовали, например, понятие Софии для создания концепции всеединства (об этом подробнее читайте на канале). Однако, как и Михаил Булгаков, они стремились переосмыслить всю традицию религиозного мышления, пытаясь избавиться от догматизма и выстроить свою оригинальную систему мировоззрения. Скажем, целью философии Соловьева было преодолеть разрыв между материальным и божественным через понятие Мировой Души, что в свою очередь могло повлиять на Булгакова, как и идеи Льва Николаевича Толстого с его концепцией непротивления насилию. Подобно Умберто Эко в романе "Имя розы" Булгаков сталкивает в своем произведении несколько богословских и философских дискурсов, переосмысливая религиозную традицию, как это делал и Ф. М. Достоевский (об этом читайте здесь), предвосхищая постмодернистскую полифонию.
В современной экранизации романа 2024 г. Воланд лукав и обаятелен, словом, настоящий немец, но в его интерпретации нет ничего нового, он даже больше похож на обычного дьявола, чем Басилашвили или Гафт в других киноверсиях. Но достоинством фильма я считаю то, что в нем очень точно была воспроизведена сама конструкция произведения - постмодернистская игра в отсылки и интерпретации, что достигается простым, казалось бы, добавлением четвертой линии, еще одного пласта «реальности», которого в книге нет, но он подразумевается, если видеть в Мастере самого Булгакова и отголоски его судьбы. Поэтому история обретает полноту сразу в нескольких измерениях - возможные прототипы из гипотетической действительности плавно перетекают в литературных персонажей, и грань между вымыслом и реальностью размывается, то самое постмодернистское скольжение, мерцание, незаметный переход из одной ипостаси в другую сделаны мастерски. Сначала кажется нелепым, что МАССОЛИТ находится не в Доме Герцена на Тверском бульваре, а в Библиотеке им. Ленина, но потом становится понятно, что режиссер и художник втягивают зрителя в визуальную игру, где воссозданы нереализованные проекты типа Дома Советов с огромной статуей Ленина, а вокруг Патриарших построены гигантские монументальные сооружения. Тоталитаризм подчеркивается и шикарными мраморными интерьерами, конструктивистскими пандусами, усугубляющими ощущение Оруэлловской антиутопии. И если в романе описываются 30е годы, то здесь микшируется этот период со сталинской эпохой, что отсылает к биографии самого Булгакова и всей той реальной трагедии, связанной с судьбой романа. А внутри диалогов даются разные интерпретации романа, существующие среди булгаковедов, то есть текст в тексте в тексте, бесконечный лабиринт пещер и настоящий слоеный пирог!