Как писал А.Ф. Лосев: "Наряду с концептуальным пониманием Софии Соловьева-философа у Соловьева-поэта проявляется особенное отношение к этому образу как к возлюбленной, с которой он вступает в особые мистические отношения" (из книги "Соловьев и его время"). Чтобы понять, почему Владимир Соловьев создал образ Софии не только как философскую концепцию, но и как поэтический образ прекрасной девы, необходимо учитывать весь контекст русской философии космизма и тенденций развития европейской философии 19-20 веков.
Своеобразие русской философии
Своеобразие русской философии заключается в стремлении к идеалу цельного знания, что получило общее название «русского космизма», подразумевающего органическое всеобъемлющее всеединство. Цельное мировосприятие русских философов включает в себя как чувственный опыт и рациональное мышление, так и эстетическую и религиозно-этическую составляющие. Действительно, мистицизм является одной из характерных черт русского философского мировоззрения, где духовный опыт становится частью общего синкретического знания как антитеза крайностям западного рационализма и позитивизма. Сочетание «острого чувства реальности», как определял это Н. Лосский, с интеллектуальной интуицией и мистическим опытом, по мысли русских философов, должно привести к всеобщему синтезу и гармонии с миром на новом уровне развития человеческого бытия.
Такой синкретический подход в мировосприятии может быть назван специфическим неомифологизмом, особенно в части стремления вернуться к нераздельному переживанию микро- и макрокосмоса. Этот специфический неомифологизм, в том числе включающий обретение мистического опыта посредством поэзии и искусства, отсылает нас, с одной стороны, к подобным опытам в эстетике Ренессанса. С другой стороны, в западной философии экзистенциализма, вдохновленной Ф. Ницше, прослеживается та же тенденция к синкретизму через иррационализацию языка, разрушение метафизических понятий, слияние объекта и субъекта через переживание полноты человеческого бытия, но часто в контексте нигилистического отказа от идеи божественного Абсолюта в пользу чистого антропоцентризма. Так, например, концепция «четверицы» М. Хайдеггера и в целом его поэтическая онтология очень близка внутренне исканиям русских философов, особенно в плане интуитивизма и восстановления связей чувственного и сверхчувственного, обретения истины полноты бытия через произведение искусства или вещь. Неомифологический поворот иррационалистов западной неклассической парадигмы философствования основан на противостоянии логоцентризму, поэтому многие из них черпали вдохновение в досократическом периоде, когда принцип целостности мировосприятия был естественен и определялся мифом. Однако отличие русского философского подхода заключается в том, что новый синкретический мифотворческий метод строится на переосмыслении христианского этапа развития религиозного мышления, а не на его отвержении. По мысли В. Соловьева, отрицание тоже необходимо, так как является промежуточным этапом, важным для свободного принятия божественного начала, таким образом, именно принцип свободы становится прогрессивным принципом принятия целостности мироздания, основанного на любви и сопричастности Абсолюту.
Немаловажную роль в этом новом опыте свободного акта любви и слияния с мирозданием на разных уровнях играют женские образы. Подобно тому, как Парменид и Ж. Деррида сравнивали взаимоотношения философа и истины с общением с женщиной, в философском творчестве В. Соловьева София становится не просто концепцией, она обретает жизнь в его поэзии в виде конкретно-чувственного женского образа.
Философская концепция Софии
В философской концепции В. Соловьева София есть нераздельное тождество идеального и материального, другими словами, материально воплощенная идея или идеально преображенная материя. Если представить схематически, то Абсолют представляет собой инобытие (непознаваемое, недоступное человеческому разуму), но переходя в план бытия, он проявляется в двух ипостасях Логоса и Софии - это диалектическая пара, подобная Ян и Инь (условно мужское и женское начало).
Если Логос - это идея или дух, то София есть тело или материя Абсолюта, которые воплощаются индивидуально в богочеловеке Христе и богочеловечестве как едином организме. Можно выделить несколько аспектов Софии, среди которых главные: 1. абсолютно божественный – Премудрость; 2. организация мира вещей как принцип; 3. материальный мир как творение; 4. антропологический - благоустройство человечества как единого организма. Сам В. Соловьев считал Софию двойственным существом, так как она одновременно есть «субъект тварного бытия и объект божественного действия». Самым важным ее аспектом он полагал свободную волю, которая приводит к разъединению в мире: «обособление Мировой Души от всего приводит к потере связей между элементами внутри общего организма». Таким образом, София – это вечное стремление к идее единства (данной в Логосе) на основе свободного волеизъявления, а кроме того, борьба со злом эгоистического существования, которое состоит в желании обособиться, противопоставляя себя другому.
Поэтический образ Софии
В стихотворении «О Софии» 1876 г., подобно Пармениду, путешествовавшему к дому богини Алетейи, Соловьев представляет Софию как некую венценосную прекрасную деву, олицетворяющую тайну мироздания:
У царицы моей есть высокий дворец, О семи он столбах золотых, У царицы моей семигранный венец, В ней без счёту камней дорогих. И в зеленом саду у царицы моей Роз и лилий краса расцвела,
И в прозрачной волне серебристый ручей
Ловит отблеск кудрей и чела. Но не слышит царица, что шепчет ручей, На цветы и не взглянет она:
Ей туманит печаль свет лазурных очей,
И мечта её скорби полна.
Она видит: далёко, в полночном краю,
Средь морозных туманов и вьюг. С злою силою тьмы в одиночном бою
Гибнет ею покинутый друг. И бросает она свой алмазный венец,
Оставляет чертог золотой
И к неверному другу, - нежданный прешлец,
Благодатной стучится рукой. И над мрачной зимой молодая весна –
Вся, сияя, склонилась над ним
И покрыла его, тихой ласки полна,
Лучезарным покровом своим.
И незвергнуты тёмные силы во прах,
Чистым пламенем весь он горит,
И с любовию вечной в лазурных очах
Тихо другу она говорит:
«Знаю, воля твоя волн морских не верней:
Ты мне верность клялся хранить, Клятве ты изменил, - но изменой своей
Мог ли сердце моё изменить?».
Сходство с поэмой Парменида в этом стихотворении прослеживается в образе некоего недосягаемого дома или дворца, где живет богиня или царица, доступ куда открыт лишь избранным. У Соловьева, несмотря на кажущуюся конкретную чувственность поэтического образа, София, именуемая «царицей», «подругой вечной», «лучезарной», «красотой неземной», далека как от мирского восприятия, так и традиционно религиозного, как считали многие исследователи (называя стихотворение парафразом «Песни песней» Соломона). В этом стихотворении важен момент, характерный только для Соловьева: София проявляет всеобъемлющую любовь к неверному или заблудшему другу-недругу, показывая, что его предательство никак не может повлиять на ее расположение к нему. В этом проступает идея свободной воли, которая так важна для Соловьева, и ее природа состоит во множественности версий божественной истины. И в этом проявляется своеобразие именно Соловьевской трактовки образа Софии, отличной от гностической и любой другой – символистской или романтической. Таким образом, Соловьев ближе всего оказывается как раз духу поэмы Парменида, где мысль о вариативности взаимоотношений философа и истины проявляется в том, что богиня Алетейя (как именовал ее Хайдеггер), обращается к философу как к юноше (куросу), хотя в начале поэмы, он именуется «знающий муж», то по отношению к девам Солнца он назван супругом:
Как непогрешимое сердце легко убеждающей Истины,
Так и мнения смертных, в которых нет непреложной достоверности.
Но всё-таки ты узнаешь и их тоже: как о кажущихся вещах Надо говорить правдоподобно, обсуждая их все в совокупности.
В «Трех свиданиях» Соловьев подобным образом описывает разные возрастные периоды, когда его посещают видения Софии в Москве, Лондоне и Египте: «я ей сказал: «Твое лицо явилось, но всю тебя хочу я увидать. Чем для ребенка ты не поскупилась, в том — юноше нельзя же отказать!», «о лучезарная! тобой я не обманут: я всю тебя в пустыне увидал», «так я прозрел нетленную порфиру и ощутил сиянье божества».
Парадокс в том, что стихи Соловьева часто истолковывают, не исходя из его собственной философии, рассматривая его поэзию как нечто отдельное от его основной концепции, и его самого как поэта-символиста отдельно от философа. Поэтому приписывают ему либо лирическую метафоричность, либо отсылки к библейским притчам, либо гностические мотивы (ведь он «увлекался» Каббалой и прочими средневековыми учениями). Однако, сам он настаивал на том, чтобы идеи воспринимались не как рациональные понятия, а как существа, как живые сущности, в реальность которых следует верить. Соответственно его поэзия о Софии – образец такого оживления и переживания эйдосов.
Поэтому ответ на вопрос: был ли влюблен Соловьев в Софию - однозначно положителен. Конечно, он был влюблен в Софию, как любой философ влюблен в Истину, а художник в Красоту.
Почему женский образ?
Но почему эту близость к эйдосам как к объективным существам помогает постичь именно женское начало? Традиционный образ Софии (Премудрости из Книги Притчей Соломона, схожей с древнегреческой Афиной) С. С. Аверинцев описывал следующим образом: «Премудрость в своем отношении к Богу есть Его демиургическая, мироустрояющая воля, «художница» … специфику Софии составляет женская пассивность, сопряженная с материнской многоплодностью, ее «веселие», а также глубинная связь не только с космосом, но и с человечеством». В Каббале София - героиня Песни Песней, ищущая своего Возлюбленного, желающая воссоединиться со Всевышним, символ Божественного присутствия в мире. В средневековой гностической интерпретации София (Эйн-Соф) выступала также и в качестве жены Адама. В отличие от библейских и гностических концепций София у Соловьева представляет собой общий космологический принцип его философии всеединства, поэтому она одновременно бесконечно удалена от человеческого измерения, но и близка посредством любви. Как писал А.Ф. Лосев: «почему образ Софии пленял его (Соловьева) в течение всей его сознательной жизни? Он пленял его вне всякого гностического мифологизма, а только как более человеческое понимание божественной непостижимости».
Соловьев отводил России особую миссию в процессе объединения мира, поэтому София имела у него также и национально-исторический аспект, неслучайно русский народ посвящал древнейшие храмы святой Софии в Киеве и в Новгороде. Таким образом, образ Софии состоит в ее универсальной функции единения мира на разных уровнях. Именно женское начало становится эффективным посредником между Божественной недосягаемостью Логоса и человеческим миром за счёт собственной двойственности. И если в патриархальной христианской культуре София сводится к подчиненному положению, то в русской философии она становится важным и равноправным элементом достижения полноты гармонии Абсолюта, а также олицетворением свободного духа.
Актуальность образа Софии в современной культуре
Современная культура активно развивает феминистскую повестку, желая восстановить справедливость за многовековое патриархальное неравенство, которое представляла женщину в качестве Другого или антитезиса, в то время как мужчина в этой системе бинарных координат всегда выступал субъектом, абсолютом, сущностью и тезисом. Как писала Симона де Бовуар: «Поскольку женщины не полагали себя как Субъекта, они не создали мужского мифа, в котором бы отразились их проекты; у них нет ни собственной религии, ни собственной поэзии: они опять-таки мечтают через мечты мужчин. Асимметрия категорий «мужское» и «женское» выражается в одностороннем построении сексуальных мифов» (из книги "Второй пол").
Образ Софии, с точки зрения феминизма, возможно, выглядит не достаточно привлекательно, поскольку неизбежно ассоциируется с тем патриархальным символическим порядком прошлого, против которого феминизм агрессивно воюет, страстно желая «совершить трансгрессию». Актуализация женского начала в форме противостояния, напоминающего месть, остается всего лишь симулякром той идеи всеединства, о которой писал Соловьев и другие русские философы. В русской философии заложено истинное понимание роли женского начала, находящееся в равноправном и свободном синтезе с мужским началом – Логосом. Как писал В. Соловьев: «Осуществить это единство, или создать истинного человека, как свободное единство мужского и женского начала, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевающих свою существенную рознь и распадение, – это и есть собственная ближайшая задача любви» (из книги "Смысл любви").
Отрывок из моей статьи - Строева О.В. "София В. Соловьева и Матерь Мира Н. Рериха: философско-поэтическое и визуальное воплощение", опубликованной в журнале "Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты". №1, 2024.
Больше об архетипах в моей книге Строева О.В. "Искусство и философия. Удивительные параллели, необычные интерпретации" - читайте полностью здесь