Паровоз надсадно прогудел, заскрипели тормоза и поезд остановился. Нина вздрогнула, очнулась от тяжелых воспоминаний. Выглянула в окно. Какая-то станция. По платформе бежали люди с мешками, чемоданами, баулами. Из открытых дверей тамбура потянуло холодком.
Женщина, сидящая рядом с Ниной, встала, потянулась, размяла, уставшие от долгого сидения в неудобной позе, косточки.
- Что за станция? - спросила она Нину.
Та только плечами пожала. В вагон никто не зашел. Да и куда уж там заходить. Люди чуть не на головах друг у друга сидят.
- Ты куда это справляешься с дитем то? - поинтересовалась попутчица.
- К бабушке в деревню едем. Васятке в городе совсем плохо. Из хворей не вылазит. А мне работать надо. Жить то как, если не работать. Одна я, никого больше нет.
- А бабка то, к которой едешь, - не унималась любопытная женщина.
- Это мать Васяткиного отца. Отца то война забрала. А бабку мы и не видели ни разу. Написала я ей письмо, вроде позвала в деревню. Как встретит, даже не знаю.
Женщина вздохнула. Видно не больно ласково звала свекровь их к себе, раз девка так переживает.
- Не переживай, встретит. Чай кровь то своя. - Успокоила женщина Нину.
Она еще походила немного в тесноте вагонного коридора, потом долго примащивалась, как бы устроиться поудобнее на жесткой вагонной полке.
- Ноженьки болят, - опять вздохнула женщина. - В войну то лес зимой валили. Застудила ноги то. Вот и мучаюсь теперь. Да и не только ноги, спина отнимается, руки к непогоде выкручивает так, что хоть криком ори. На зиму к родне ездила. Уговорили меня, мол поживешь в тепле. Да нагостилась быстро. Им не меня жалко было, а нянька нужна была да прислуга. Я как приехала, так и поняла это. Ребятишек двое, одному и года нету, другому два. Погодки.
Они с утра на работу, а я и за детьми, и убирать, и варить, и стирать. Все бы ничего, а потом гляжу поглядывать косо стали, стали считать, что мол продуктов много уходит. То ли думали, что я у них ворую, то ли объедаю. Не поглянулось мне все это. Чуть дождалась тепла. Зимой то куда поеду в промерзлый дом, ни дров нет, ни денег. Все проездила. Нет, лучше уж в своей худой избенке, да в рот никому не заглядывай. Ладно хоть денег то на обратную дорогу оставила. Как чуяла. Спрятала подальше. А они даже и не спросили, как, мол, поедешь то, есть ли деньги или милостыню просить будешь сперва.- Снова тяжело вздохнула. Чувствовалось, что обижена женщина на своих родичей.
Нина слушала свою разговорчивую попутчицу и думала, как же ее свекровь то встретит. Приедут два рта на шею. Да и признает ли она ее за сноху. Ведь не расписаны были. Нина закрыла глаза, сделала вид, что задремала, а сама принялась опять вспоминать прожитые годы.
После того, как не стало матери, госпиталь стал ее домом. Не хотелось возвращаться туда, где жила она беззаботно и счастливо, строила планы на будущее. Сейчас там было пусто. Наказала соседке, чтоб в ящик почтовый заглядывала, вдруг письмо от отца придет. А сама так и жила в подсобке. Хотя что там, жила. Спать только приходила. А все остальное время крутилась среди раненых.
Время такое было. Везли их день и ночь. Бои шли страшные. А еще страшнее Нине было, что придут немцы в ее город. Каждый день слушала сводки с фронта. Потом подходила к карте, где раненые отмечали, насколько отступила Красная Армия. Не хотелось девушке верить, что армия, которая всех сильнее, будет отступать бесконечно. Поэтому ночью, закутавшись одеялом с головой, молилась комсомолка Богу, которого нет. Просила, чтоб спас их всех. Она не знала молитв, да и как правильно молиться не знала, поэтому разговаривала с ним словно со своим отцом. Рассказывала, сколько опять солдатиков привезли сегодня, как кричат они от боли, стонут, как бегут из глаз слезы, которые невозможно сдержать.
Бог услышал молитвы девушки и молитвы еще тысяч и тысяч людей, просящих о спасении. Захлебнулось наступление, остановилось. Отстояли город. А потом маленькими шажками началось наступление на запад. Нине казалось, что ей даже дышать легче стало. Сила откуда то появилась. Она ловко сновала между кроватей, переодевала, мыла, читала и писала письма, успокаивала, кормила с ложечки тех, кто не мог есть, поила. Да разве можно было перечесть все дела, которые она успевала сделать.
А потом позвонила соседка. Сказала, что письмо пришло. Нине почему то сразу не понравилось, как она это сказала.
- От папы?
- Приходи. - Коротко ответила она и положила трубку.
В тот же день Нина отпросилась на пару часов. От отца давно уже не было вестей. Сердце стучало. Она даже не стала заходить в свою комнату, а прошла к соседке.
- Где письмо? - даже не поздоровалась Нина.
Женщина молча протянула письмо, подписанное не отцовской рукой. Противно заныло внутри живота и затряслись руки. Девушка только увидела печати, побледнела и присела на рядом стоящий стул. Погиб. Больше нет отца, самого доброго человека. Тихий и мирный, он ни с кем никогда не ругался и не ссорился, у него не было врагов. Он даже с мамой никогда не спорил. Только слушал ее да улыбался.
В госпиталь Нина брела медленно. Одна, она осталась одна на всем белом свете. А ей только двадцать лет. Что с ней дальше будет. Она с трудом дошла до госпиталя, проскользнула в свою подсобку и бросилась на топчан. Она не хотела никого видеть. Разве можно успокоить словами, унять ее горе.
Сколько прошло времени, Нина не знала. Ей казалось, что совсем немного. В подсобку, словно колобок, вкатилась санитарка тетя Маша, кругленькая, маленькая ростиком. Она появилась здесь недавно, но все полюбили эту женщину с мягким говорком. Она могла найти подход к каждому, разговорить самого тяжелого солдата.
- Ниночка, ты что это лежишь то все. Вставай милая, поешь хоть немного, водички попей.
- А что, разве я давно лежу? - слабым голосом спросила девушка.
- Да уж, почитай, вторые сутки пошли. Сперва то в бреду металась, звала маму с папой. Потом стихла и словно окаменела. Доктор сказал, чтоб не трогали тебя, вылежаться надо. Сильное нервное потрясение видимо свалило тебя с ног. Я тебя проведывала сколько раз, вроде спишь. Слава Богу, открыла глазоньки, проснулась. Выпей вот чайку. Сладкого тебе навела. Чё у тебя приключилося то, что так подшибло.
- На папу похоронка пришла, А маму я недавно схоронила. Одна я на всем свете осталась.
- Нет, неправда. Ты не одна. Я вот за тебя переживаю. И доктор приходил тебя осматривал, тоже переживал. И сестры тебя ждут не дождутся. А солдатики то как заспрашивались, что это Ниночки нашей не видно. Вот сколько людей о тебе думает.
Нина слабо улыбнулась. От слов тети Маши ей даже легче стало. И немного стыдно. Разве у нее одной только горе. Но люди держатся и не подают вида, как им тяжело. А она раскиселилась совсем. Надо брать себя в руки.
Нина спустила ноги на пол, взяла стакан с чаем. Тот уже был чуть теплый. Видно давно стоял. Глотнула глоток и закашлялась. Чай был переслащен до невозможности.
- Ты что, тетя Маша, кухню ограбила? Откуда столько сахару то взяла?
Женщина засмеялась.
- Это мне повариха отвалила. Сказала, чтоб ты сил быстрей набиралась. Давай пей, а я сейчас поесть чего-нибудь принесу.
Потихоньку Нина возвращалась к действительности. Горевать некогда было. Раненых полный госпиталь. За всеми уход нужен. И сновала Нина между ними, как челнок. Спать и то урывками приходилось. Женщины санитарки придерживались графика смен, торопились домой после работы. Дома дети, их накормить да обиходить надо. А Нине куда спешить. У нее все дела здесь. Поэтому поспит после своей смены, да и снова на подмогу выходит. Глядишь и тосковать ей некогда.
Так и катилось времечко, словно колесо под горку. Вот уж и новый сорок второй год встретили. Прошел он , словно и не бывал. приближался сорок третий. Хоть и привозили с фронта целые эшелоны с ранеными, но страха того, как в сорок первом, уже не было. Маленькими шагами, но фронт все дальше продвигался на запад. Надежда у людей появилась, что не сможет немец одолеть великую страну. Только уже никто не ждал скорой победы, но была уверенность, что придет она обязательно.
Нина закончила свою смену. Ей захотелось сходить домой. Скоро Новый год, хотя бы просто посидеть у стола, вспомнить. Как радостны были эти предновогодние дни! Папа приносил маленькую елочку, ставил ее на табуретку, чтоб была повыше. Нина с мамой украшали комнату снегом из ваты, снежинками из бумаги, разноцветными флажками.
Нина вышла на улицу. Она уже даже забыла, когда вот так, без дела, прогуливалась по заснеженным улицам. День был морозный, особенно не погуляешь. Прохожие прятали носы в воротники, торопились в тепло. А Нина шла неспеша, вдыхала морозный воздух. Дома она разыскала коробку с новогодними украшениями на антресолях. Вот что она возьмет с собой. Пусть в госпитале тоже будет Новый год.
На обратном пути Нина вдруг с удивлением поняла, что она радуется празднику, ждет его. Почему то пришла мысль, что Новый год будет особенным, И что-то изменится в ее жизни. Что, она не знала. От этого праздник становился еще желаннее.