Интересно сидел в тюрьме Михаил Александрович Бакунин (1814-1876) при гнилом царском режиме:
В семь часов утра я встаю и пью кофе; потом сажусь за стол и до 12-ти занимаюсь математикой. В двенадцать мне приносят еду; после обеда я бросаюсь в кровать и читаю Шекспира или же просматриваю какую-нибудь математическую книгу. В два обычно за мною приходят на прогулку, тут на меня надевают цепь.
Нескучно сидел.
Хотел я под настроение рассказать об этом родоначальнике анархистов и бичевателе пороков российского государства.
О его заковыристом жизненном пути.
Об "Исповеди", которую он написал в 1851 году для Николая Первого и вместо смертной казни отделался сперва каторгой, а потом вполне сносной сибирской ссылкой, из которой потихоньку отъехал в Штаты, благополучно путешествовал по Европе и закончил дни в Швейцарии...
Хотел я рассказать — и перехотел.
Решил, что лучше опубликую его собственные красноречивые высказывания.
Я не держусь никакой системы: я — искренно ищущий. <...>
Я — русский и сердечно люблю моё отечество, но вольность я люблю ещё более; а любя вольность и ненавидя деспотизм, я ненавижу русское правительство, которое считаю злейшим врагом свободы, благосостояния и чести России. <...>
Если от свободы отрезать кусочек, то вся свобода перейдёт в этот кусочек. <...>
Посадите самого искреннего демократа на трон; если он немедленно его не покинет, то непременно сделается отъявленным негодяем. <...>
В России трудно и почти невозможно чиновнику быть не вором. Во-первых, все вокруг него крадут, привычка становится природою, и что прежде приводило в негодование, казалось противным, скоро становится естественным, неизбежным, необходимым; во-вторых потому, что подчинённый должен сам часто в том или другом виде платить подать начальнику, и наконец потому, что если кто и вздумает остаться честным человеком, то и товарищи и начальники его возненавидят; сначала прокричат его чудаком, диким, необщественным человеком, а если не исправится, так пожалуй и либералом, опасным вольнодумцем, а тогда уж не успокоятся, прежде чем его совсем не задавят и не сотрут его с лица земли. <...>
Пишущая братия бьёт себя страстно в пустую грудь, и грудь издает громкие звуки, потому что в ней нет сердца. В головах полированные засушники с готовыми категориями и словами, а не живой производительный мозг; нет силы в мышцах, нет крови в жилах — всё тени, красноречивые, пустословные тени. <...>
Слова в России действуют на меня, как рвотное: чем эффектнее и сильнее, тем тошнее. <...>
Западная Европа потому иногда кажется хуже, что в ней всякое зло выходит наружу, мало что остается тайным. В России же все болезни входят вовнутрь, съедают самый внутренний состав общественного организма. В России главный двигатель — страх, а страх убивает всякую жизнь, всякий ум, всякое благородное движение души. <...>
Участие русского во всеобщем стремлении к свободе представляется настолько странным, что многие не могут объяснить его себе иначе, как действием противоестественных причин. <...>
Какая польза России в её завоеваниях? И если ей покорится полсвета, будет ли она тогда счастливее, вольнее, богаче? Будет даже сильнее? И не распадётся ли могучее русское царство, и ныне уже столь пространное, почти необъятное, не распадётся ли оно, наконец, когда ещё далее распространит свои пределы? Где последняя цель его расширения? Что принесёт оно порабощенным народам заместо похищенной независимости — о свободе, просвещении и народном благоденствия и говорить нечего, — разве только свою национальность, стеснённую рабством! <...>
Россия сделается ненавистна всем прочим славянам так, как теперь она ненавистна полякам; будет не освободительницею, а притеснительницею родной славянской семьи; их врагом против воли, насчёт собственного благоденствия и насчёт своей собственной свободы, и кончит наконец тем, что, ненавидимая всеми, сама себя возненавидит, не найдя в своих принуждённых победах ничего кроме мучений и рабства. <...>
Вдогонку отмечу, что автор приведённых цитат — не иноагент какой-нибудь, не гнилой либераст на подсосе у Госдепа, не укрофОшыст и не гейропейская подстилка: он самый что ни на есть уважаемый россиянин и украшение отечественной истории.
Имя Михаила Александровича Бакунина носит проспект в центре Петербурга, берущий начало от самого что ни на есть Невского проспекта и протянувшийся до самой что ни на есть реки Невы.
Само собой, ведь писал Бакунин про совсем другую Россию, которая тогда уверенно стояла на коленях, а за прошедшие 170 лет сумела-таки подняться с колен, и всё в ней обстоит гораздо более иначе.
...и всё-таки не удержаться мне от короткой справки с шикарными нюансами богатой биографии Михаила Бакунина:
1848 год — он активно участвует в Пражском восстании; после подавления бежит в Германию;
1849 год — становится одним из руководителей восстания в Дрездене; после подавления бежит в саксонский Хемниц, оказывается под арестом, приговорён в Австрии к смертной казни, которую заменяют пожизненным заключением;
1851 год — выдан австрийским правительством России;
1851-1854 годы — заключён в Петропавловскую крепость;
1854-1857 годы — заключён в Шлиссельбургскую крепость;
1857 год — переведён на поселение в Томск, женится на 18-летней полячке из местных дворян, по ходатайству высокопоставленного родственника получает разрешение переехать в Иркутск;
1861 год — удивительным образом ссыльный Бакунин добирается от Иркутска до Дальнего Востока, оттуда через Японию и США едет в Лондон, работает с Герценом в диссидентском журнале "Колокол";
1862-1863 годы — участвует в польском восстании; в Стокгольме готовит польский десант к высадке в районе Паланги;
1864-1868 годы — живёт в Италии, создаёт принципиально антигосударственные социалистические организации, состоит в Первом Интернационале, который создал Маркс; переводит на русский язык "Манифест Коммунистической партии";
1867 год — жена Бакунина живёт с итальянцем, рожает сына и трёх дочерей; Бакунин оказывает им финансовую помощь, пропагандирует идеи упразднения брака и семьи и общественного воспитания детей;
1869 год — ведёт агитацию среди молодёжи во время серьёзных студенческих волнений в России;
1871 год — пытается создать Лионскую революционную коммуну...
...и прекрасный финал:
1872-1876 годы — Бакунин, как пишет современник, "жил в Лугано и Локарно в большой нужде, хотя один из его итальянских последователей купил для него небольшую виллу, а братья выделили ему часть наследственного имущества. Занимался, главным образом, организацией различных революционных попыток в Италии и изложением своих взглядов в ряде сочинений, из которых ни одно не было вполне закончено".
Умер Бакунин в больнице. Отказывался пить бульон. Его последними словами стал ответ на предложение гречневой каши: "Каша — это другое дело".