<<< Глава 2
Глава 3
В восемь часов вечера стальная дверь моей камеры автоматически закрылась с металлическим стуком, от которого содрогнулось все мое существо. Каждую ночь он проносился сквозь меня, как поезд. Я находился в камере уже пять недель, и это было то, к чему я не мог и не хотел привыкнуть. Я сел на матрас толщиной в три дюйма и закрыл глаза. Я знал, что верхний свет будет гореть еще час, и мне нужно было использовать это время, но это был мой ритуал. Чтобы попытаться заглушить все резкие звуки и страхи. Чтобы напомнить себе, кем я все еще являюсь. Отец, адвокат — но не убийца.
— Ты заставил Кью[1] разволноваться.
Я открыл глаза. В соседней камере сидел Бишоп. Высоко на стене, разделявшей наши камеры, была решетчатое вентиляционное отверстие.
— Я не хотел, — сказал я. — Думаю, в следующий раз, когда кому-нибудь понадобится тюремный адвокат, я просто пройду мимо.
— Хороший план, — сказал Бишоп.
— А где ты был, кстати? Он уже собирался убить гонца. Я огляделся, а Бишопа нет.
— Не волнуйся, парень, я тебя прикрыл. Я наблюдал с перил. Прикрывал твой зад.
Я платил Бишопу четыреста баксов в неделю за защиту, деньги доставлялись наличными его подружке и матери его сына в Инглвуде. Его "защита" распространялась на всю площадь мощного восьмиугольника, где мы находились: два яруса, двадцать четыре одиночные камеры, в которых находились еще двадцать два заключенных, представлявших для меня разную степень известной и неизвестной угрозы.
В мою первую ночь в тюрьме Бишоп предложил защищать меня или причинить мне боль. Я не стал соглашаться с последним. Он обычно держался рядом, когда я был в дневном зале, но я не видел его у перил второго яруса, когда сообщал Кесаде плохие новости о его деле. Я почти ничего не знал о Бишопе, потому что в тюрьме не задавали вопросов. Его черная кожа скрывала татуировки до такой степени, что я не понимал, зачем он их вообще сделал. Но я смог разобрать слова "Crip Life"[2], выбитые чернилами на костяшках его обеих рук.
Я потянулся под кровать за картонной коробкой, в которой хранились документы по моему делу. Сначала я проверил резинки. Я обернул каждую из четырех стопок документов двумя лентами, горизонтальной и вертикальной, причем ленты пересекались в определенных местах на верхнем листе. Это подсказывало мне, не пробрался ли ко мне Бишоп или кто-то другой и не рылся ли в моих вещах. Однажды у меня был клиент, которого чуть не посадили за убийство первой степени, потому что тюремный стукач добрался до папок дела в его камере и прочитал достаточно материалов, чтобы составить убедительное, но фальшивое признание, которое, как он утверждал, сделал ему мой клиент. Урок усвоен. Я установил резиновые ловушки и знал бы, если кто-то просматривал мои документы.
Теперь мне самому грозило обвинение в убийстве первой степени, и я собирался защищать себя самостоятельно. Я знаю, что сказал Линкольн и, вероятно, многие мудрые люди до него и после. Может быть, у меня и вправду был дурак в качестве клиента, но я не мог допустить, чтобы мое будущее оказалось в чьих-то руках, кроме моих собственных. Итак, в деле "Штат Калифорния против Дж. Майкла Холлера" боевым штабом защиты была камера № 13, уровень К-10 в исправительном учреждении "Твин Тауэрс".
Я достал из коробки пакет с ходатайствами по делу и снял резинки, убедившись, что документы не были подделаны. Слушание по ходатайствам было назначено на следующее утро, и я хотел подготовиться. У меня было три ходатайства перед судом, начиная с ходатайства о снижении залога. При предъявлении обвинения он был назначен в размере 5 миллионов долларов, и обвинение успешно доказывало, что я не только могу скрыться, но и представляю угрозу для свидетелей по делу, поскольку знаю внутреннюю работу местной системы правосудия как свои пять пальцев. Не помогло и то, что судьей, проводившим слушанье при предъявлении обвинения, был достопочтенный Ричард Роллинс Хейган, чьи решения по предыдущим делам я дважды отменял в апелляции. Он немного отомстил мне, согласившись с просьбой обвинения увеличить более чем в два раза обычный залог в 2 миллиона долларов за убийство первой степени.
В то время разница между 2 и 5 миллионами долларов не имела значения. Я должен был решить, хочу ли я вложить все свои силы в свою свободу или в свою защиту. Я выбрал последнее и поселился в "Твин Тауэрс", получив статус офицера суда, у которого были потенциальные враги со всех сторон участников судопроизводства.
Но завтра мне предстояло предстать перед другим судьей — тем, которому, как я полагал, я никогда еще не перечил, — и просить о снижении суммы залога. У меня было еще два ходатайства, и сейчас я просматривал свои записи, чтобы стоять и спорить перед судьей, а не читать их.
Более важным, чем ходатайство о залоге, было ходатайство о раскрытии информации, которое обвиняло обвинение в сокрытии информации и доказательств, на которые я имел право, и оспаривание вероятной причины остановки полицией, которая привела к моему аресту.
Я должен был предположить, что судья Вайолет Уорфилд, которая вела дело по очереди, установит лимит времени на аргументацию по всем ходатайствам. Мне нужно быть готовым, лаконичным и точным.
— Эй, Бишоп? — сказал я. — Ты еще не спишь?
— Не сплю, — сказал Бишоп. — В чем дело?
— Я хочу попрактиковаться на тебе.
— В чем попрактиковаться?
— В своих аргументах, Бишоп.
— Это не входит в нашу сделку, парень.
— Я знаю, но свет вот-вот погаснет, а я еще не готов. Я хочу, чтобы ты послушал и сказал мне, что ты думаешь.
В этот момент свет на ярусе погас.
— Хорошо, — сказал Бишоп. — Давай послушаем тебя. Но за это ты заплатишь дополнительно.
[1] Q, кью – первая буква фамилии Quesada, Кесада
[2] "Хромая жизнь", намек на принадлежность к "Crips" (Хромые) – очень опасная афроамериканская банда в ЛА – прим.пер.
