"Лишняя" 2
Люба всё же наивно подумала, что проблему можно решить «явочным порядком» - то есть приехать домой в надежде, что хоть в сарае место ей найдётся. Но не тут-то было. Петя разбушевался.
– Я те чо говорил? – орал он, брызгая слюной и злобно глядя на Клавку.– Нечего этому твоему прицепу здеся ошиваться. Пусть её родной папаша заботится.
– Петечка, дык где тот папаша-то? Я и ни одного алимента от него, идола, не видела… - лебезила перед мужем Клавка.– Девка-то учится, не гулёна, сама справная. Как же не помочь-то?
– А я чего отвечать должен за то, что ты тогда хвостом крутила и непонятно от кого девку прижила?! Ты чего хочешь? Целоваться тут с ней хочешь? Да целуйся. Токо я тогда уйду, возись тута с ней и с Гришкой одна.
Люба убегала из материнского дома в слезах. Еле успела на последнюю электричку до города, где мышкой проскользнула в гулкое фойе общежития и на цыпочках, лишь бы никто не видел, добежала до своей комнаты.
Ключ у неё был, заказывала запасной ещё зимой, и сдавать на вахту, как это сделали все уехавшие на лето, не стала. Так и прожила оставшуюся неделю, выбираясь на улицу так, Чтобы никто не заметил.
Но всему приходит конец. Вот и до её комнаты добрались ремонтники – и разразился скандал с комендантшей, та не хотела слушать никаких объяснений. Любу чуть ли не тычками выпроводили на улицу, бросив рядом, у скамеечки, на которую она присела, сумку с её вещами.
Девушка будто оцепенела. Не было ни сил, ни желания куда-то идти. Было чувство, что на неё ополчился весь мир. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не плакать. И вроде бы получалось. Только вот слёзы тихо лились по щекам сами собой. Без всхлипов и рыданий. В конце концов она даже почти ослепла от постоянно мокрых глаз. И тут на её плечо легла рука. Мягкая и ласковая. Это оказалась вахтёрша тётя Марина, которую отправили в отпуск по ненадобности, и она пришла забрать забытую книжку.
– Любка, никак? Ты чего ревмя ревёшь-то, бедолага? Домой почему не уехала?
Они никогда раньше откровенно не разговаривали. И разница в возрасте сказывалась, да и тётя Марина в душу к студентам не лезла. Сейчас Любка так остро чувствовала своё сиротство, своё поистине вселенское одиночество, что всё также, давясь слезами, выложила Марине свою горемычную долю. Та только и ахнула. А потом сказала:
– Ну-ка, бери свои пожитки и пошли ко мне. Одна живу, считай, в хоромах, две комнаты. Раньше сынок, Герман со мной был. Так вырос, повзрослел, выучился на военного – седьмой, почитай, год одна и кукую. Пойдём, пойдём, – поторопила она девушку, видя, что та не решается сдвинуться с места.
Так Люба обрела свой угол у чужого человека. И оставаясь наедине с собой, часто не уставала поражаться, как же это так получается? Ни разу не родная, суровая и немногословная вахтёрша тётя Марина оказалась добрейшим и участливым человеком. А родная по крови мама – чужой, равнодушной.
– Ты, дочка, не суди её, – сказала Марина, когда Любка однажды решила поделиться с ней своими мыслями. – Бог всё рассудит. Это только по человеческим меркам она кругом неправа, поменяв родную дочь на сытую жизнь с мужиком рядом. Только что-то мне мнится, что не такая уж и сытая жизнь у твоей матери, а? По всем делам и речам – козёл редкостный этот Петя. Но мать твоя других в жизни, видимо, и не встречала. А они, Люба, есть. Есть мужчины, которые и пожалеют, и приголубят, и в положение войдут. А с другой стороны, он ведь специально, наверное, такую, как твоя мама, искал? Чтобы и не пикнула. Эх, дуры мы бабы бываем временами.
Марина подробно объяснила Любке, где что у неё в кухне и в кладовке лежит. И та теперь с удовольствие то намывала и начищала Маринину квартиру, то готовила обеды да ужины. Да так, что женщина не могла на неё нарадоваться.
Люба устроилась на подработку в магазин знакомой Марины недалеко от дома, а потом её старшая подруга даже предложила оставаться жить и дальше, когда пришла пора первого семестра второго курса.
Люба, однако, посчитала неудобным навязывать своё общество пожилой женщине. Та и так не брала с неё денег за проживание, а заработанные в магазине деньги, заставила потратить на себя. Вдобавок к тем деньгам, что прислала всё-таки перед началом учебного года Любке мать. Хватило как раз на тёплую куртку к зиме, юбку и блузку, и какие-никакие сапоги. Не зимние, не тёплые, конечно, но пробежаться даже по морозу метров сто-двести до ближайшего ларька или магазина хватит. А гулять ей куда-то особо и нечего. Не до гулянья. Образование получить и профессию – вот что сейчас было самым важным.