- Нет, всё же удивительно, - Алёна окинула взглядом поочерёдно то Михаила Петровича, то Георгия Викторовича, - За несколько дней я услышала от врачей столько мистических историй, что даже не верится, что эти явления настолько... Обыденны, что ли, в вашей среде!
Михаил Петрович промокнул салфеткой губы и ответил:
- Потому что, как я уже говорил, больница - это то место, где жизнь тесно граничит со смертью.
Георгий Викторович согласно кивнул:
- Именно! Особенно у нас, акушер-гинекологов. Жизнь и начинется, и, к сожалению, иногда заканчивается. Можно сказать, что у нас происходит как бы столкновение двух противоположных энергий...
- Какая интересная версия, - улыбнулась Алёна.
- Я немного увлекаюсь метафизикой, - смущённо проговорил Георгий Викторович.
- А призраки? Вы встречали призраков?
- О, ещё бы! - воскликнул Георгий Викторович, - Но вначале давайте я расскажу вам одну довольно трогательную историю. В ней тоже присутствует призрак, кстати.
Алёна поëрзала на стуле и приготовилась слушать.
***
Это было практически в самом начале моей карьеры. Я только-только пришёл работать в роддом, которым тогда ещё заведовала Тамара Павловна. Чудесный врач. Многому я у неё научился... А главврач был, будь он неладен, Павел Андреевич... Ах, Михаил Петрович вам уже рассказал, оказывается, как его с помощью Иваныча с должности турнули?
Ладно, не отвлекаемся. В общем, начинались суровые девяностые, время трудное, смутное. Многие тогда свернули с проторенных путей-дорог, совершили в жизни те или иные ошибки. Много сложных судеб я повидал за время своей работы, но одна мне запомнилась особенно.
Как-то лютой, морозной зимой поступила к нам рожать молодая девушка, Нина. Совсем юная, едва достигла совершеннолетия. Вела себя тихо, ни с кем почти не общалась и была какая-то напряжённая, задумчивая. Только глядя на неё, девчонки из соседних палат шушукались да пальцем на неё показывали. Я соблюдал медицинскую этику и не лез не в своё дело.
Наступил день родов. Нина почти не кричала, стойко переносила боль схваток, роды тоже прошли как по маслу. Акушерка Танечка после родов осторожно, как бы немного смущаясь, поднесла к роженице раскрасневшегося, щекастого малыша, который надрывно и как будто обиженно кричал.
- Нина, посмотри, вот твой сынок! Хороший мальчонка, три восемьсот, богатырь! - полушепотом, словно уговаривая, сказала Танечка.
Нина отвернулась.
- Унеси, Тань. Ты же знаешь, что я не могу его взять.
Танечка прижала к себе малыша и с грустью посмотрела на него:
- Значит, отказ всё-таки...
- Да, - коротко бросила Нина, едва сдерживая слезы.
Я наблюдал за этой сценой с недоумением. Здоровый, чудесный малыш, молодая, здоровая мать... И отказ. Как? Почему?
- Извините, Нина, а супруг ваш такого же мнения? - зачем-то спросил я.
И тут Нину прорвало. Она судорожно зарыдала, закатила истерику:
- Уйдите! Оставьте меня!!! Не травите душу, и так тошно, от себя тошно, от жизни этой, от проклятой!
Таня передала малыша детскому врачу Наталье Васильевне, которая, в свою очередь, поспешила его унести в отделение для новорождённых. Затем акушерка взяла меня под локоть и увела из родзала.
Уже стоя в коридоре, она объяснила, в чем дело:
- Ты не местный, потому не знаешь. Это Нинка Мерзликина, девка бандита Тараса, которого убили полгода назад почти. Училась плохо, любила погулять, связалась вот с Тарасом, да видишь чем закончилось. Она в соседней деревне росла, с бабушкой, родители пьющие, непутёвые... И дочка такая же выросла. Она на самом деле не плохая, она добрая девушка, но как пошла по кривой дорожке, так и понеслось у неё... Сейчас, дом снимает на окраине, от меня неподалёку, без воды, без удобств, в нищете. На рынке торгует овощами. К бабушке ехать стесняется.
- Мне кажется, она не хочет ребёнка отдавать, - ещё раз посмотрев на судорожно рыдающую Нину, которая лежала на родильном столе всё ещё с поднятыми вверх худыми ногами, сказал я.
Танечка вздохнула:
- А куда она его возьмёт? В развалюху свою? Там и у бабушки шаром покати, старушка больная вся, едва передвигается. Дом-пятистенок, вроде как, я сама не видела, но люди говорят, что такой же примерно, какой она снимает.
- Но ведь в детдоме не лучше, - возразил я, - Да и можно справиться, если задаться такой целью. Я б даже сам помог, чем смог. Починить там может чего, немного деньжат подкинуть... Может, одумается?
Танечка вновь вздохнула, ещё громче и горестнее. Детский дом девяностых - место суровое, фактически детская тюрьма. Это сейчас всё построже как-то, не так страшно, а тогда был такой же беспредел, как и во всей стране.
Решили мы пока положить Нину в отдалённую палату в конце коридора, напротив туалета, чтобы она лишний раз на глаза других мамочек не попадалась. Тогда матерей-кукушек ночью и побить могли. Женщина, ставшая мамой, она ведь не только за своего ребёнка убить может, ей и ребёнок другой женщины не совсем чужой.
Следующее моё дежурство выпало на ночь. Я всё думал про Нину и её малыша, и не мог выбросить из головы их судьбы. Вечером, перед тем, как уйти в ординаторскую, я решил зайти к Нине, узнать, как дела, заодно и осмотр провести.
Когда я зашёл в палату, я застал Нину, стоящей у окна. Она улыбалась и махала кому-то рукой. Я тихо подошёл сзади и выглянул в окно. На улице я увидел только одинокий фонарь и пляшущие под его светом задорные снежинки. И всё. Ни души. Но Нина улыбалась, глаза её светились от счастья.
Обернувшись, она дрожащим голосом произнесла:
- Георгий Викторович, бабушка пришла! Она меня, непутёвую, простила, значит! А можно её пустить? Она же замёрзла там, наверное... Всё в платочке своём любимом ходит... Она прошептала, а я вот тут, в голове её услышала. "Мы справимся", она сказала. Доктор, пустите её, пожалуйста!
Нина вновь обернулась и улыбка сползла с её лица:
- Ой, ушла уже... Значит, завтра придёт...
Я не стал разубеждать Нину в том, что она "видела" бабушку. В тот момент я думал, что так защищается её психика, ведь то, что ей невероятно тяжело от своего решения - было очевидно.
Утром мне пришлось задержаться - в шесть часов утра у одной из пациенток начались роды, и продлились они почти до полудня. После того, как всё благополучно разрешилось, я решил ещё раз заглянуть к Нине, и увидел такую картину: Нина сидела на кровати, крепко прижимая к себе малыша, но лицо её выражало глубокую скорбь.
- Бабушка умерла. Ещё месяц назад, - глухо произнесла Нина, - Но она меня простила, раз пришла вчера... Мы справимся... Мы с Антошкой справимся...
Домой я ушёл с противоречивыми чувствами. С одной стороны, Нина приняла своего малыша, а с другой, я понимал, что ей будет ой как трудно растить его. Да и всё ли в порядке с психикой? Путь мой пролегал как раз мимо того фонаря, под которым Нина "увидела" бабушку. И я обратил внимание, что возле фонарного столба лежит, припорошенное снегом, что-то бордовое. Я подошёл и поднял... платок. Обычный платок из плотной ткани, в которых ходят зимой бабушки в деревнях...
Я вернулся и зашёл в палату к Нине. Она всё ещё была грустна, но тем не менее на её лице проскальзывало подобие улыбки, когда она смотрела на Антошку, который забавно открывал ротик и извивался, пытаясь выпутаться из пелёнки.
- А какого цвета был платок у вашей бабушки? - спросил я.
- Бордовый, - непонимающе ответила Нина.
- Этот? - я протянул ей находку.
По щеке Нины скатилась слеза. Она кивнула:
- Этот... Значит точно справимся...
Она встала, положила Антошку в кроватку, взяла у меня платок и приложила его к своей щеке.
- Прости меня, бабуль.
***
- Ой, я сейчас сама плакать буду, - выдохнула Алёна.
- Не стоит, - заулыбался Георгий Викторович, - У Нины, на самом деле, всё хорошо. Мы общаемся. Она сейчас известная бизнес-леди в городе, у неё несколько продуктовых магазинов, причём уникальных, которые не "съели" сетевые магазины. Фермерская продукция. Она замужем, четверо детей, а тот самый Антошка, от которого она тогда чуть не отказалась, врач в Москве, очень перспективный кардиолог. Да, было сложно. Она торговала на рынке, а Антошка спал в коляске. Пережила и нищету, и лишения, но и мир не без добрых людей. Я тоже ей помогал, мы с товарищами ей помогали продать бабушкин дом, я пристроил её в колледж на коммерческий факультет. Она справилась, как и сказала ей бабушка.
- Ну просто мелодрама, а не мистика! - воскликнула Алёна, - Как хорошо, когда история заканчивается на позитивной ноте!
Желающим выразить автору материальное спасибо:
Карта Сбербанк:
5469 6100 1290 1160
Карта Тинькофф:
5536 9141 3110 9575
Другие истории из цикла: