Сегодня в это трудно поверить, но было время, когда лучшие представители латышского народа, его подлинная культурная элита, выступали в роли горячих ревнителей и защитиков РУССКОГО ЯЗЫКА. Об этом не принято теперь говорить, но считаю своим обязательным долгом об этом НАПОМНИТЬ.
Латышская интеллигенция появляется только в середине XIX столетия. Наиболее активные представители её начинают борьбу против немецкого национального и экономического господства царивших тогда в Остзейских губерниях Российской империи. Возникает национально–либеральное, так называемое «младолатышское движение».
В 1856 году в Дерпте (Тарту) организовывается первый кружок латышских студентов. В то же время в Риге начинает выходить газета «Маяс Виесис» («Домашний гость»), учитель Юрис Цаунитис организует в Задвинье младолатышский кружок. Движение младолатышей назовут позднее «первой эпохой национального пробуждения».
Надо помнить, что без активной поддержки русских либералов это движение было бы задавлено остзейцами ещё на корню. В 1863 году в защиту латышей выступал Михаил Катков, редактор крупнейшей в России газеты «Московские ведомости». Он писал статью за статьёй против онемечивания латышей, требовал наделения латышских крестьян землёй, добился облегчения участи видного представителя младолатышей К.Биезбардиса, взятого за его
политическую деятельность под надзор полиции. Впоследствии этот период назовут «печатной войной».
Члены дерптского и рижского младолатышских кружков выражали свои взгляды через газету «Маяс Виесис». Здесь печатались выступления
Ю.Алунана и К.Барона по вопросам латышского языка, культуры и истории. Немецким пасторам и баронам эти статьи казались слишком дерзкими, и редакция, не желая обострять с ними отношения, перестала предоставлять свои страницы младолатышам. Кришьян Валдемар, Кришьян Барон и Юрис Алунан решили создать собственную газету. В 1862 году в Петербурге, где цензура не так свирепствовала, как в Риге, при сочувствии русской либеральной интеллигенции, они начали издавать «Петербургас авизес» («Петербургскую газету»), которая стала глашатаем национальных латышских идей. В 1865 году прибалтийско–немецкому дворянству удалось добиться её закрытия. Редактор
газеты К.Валдемар лишился средств к существованию, против него собирались возбудить уголовное дело.
В этих условиях председатель этнографического отделения Императорского Географического общества В.И.Ламанский провёл К.Валдемара в члены общества. Одно из своих выступлений тех дней Ламанский завершил словами: «Приветствуя в господине Валдемаре возрождение целой народности, столь близкой нам по происхождению и столь важной для нас в гражданском отношении, пожелаем, чтобы латыши побольше посылали России таких полезных деятелей».
В дальнейшем в работе данного этнографического отделения принимали активное участие К.Биезбардис и К. Барон, положившие начало широкому сбору материалов по этнографии и фольклору латышей. В результате этих
исследований были изданы фундаментальные собрания латышского фольклора, в частности, «Латышские дайны» в шести томах (1894–1915 годы), опубликованные при содействии Петербургской академии наук.
Оставшегося без работы К.Валдемара принял в свою газету М.Н.Катков. В том же 1865 году «Московские ведомости» опубликовали девять «Рижских писем» Валдемара в защиту младолатышского движения. В последнем Письме (в № 98) Кришьян Валдемар высказывал идеи, как нельзя современные сегодня: «Мы одинаково стоим за всех, желаем одинаковых и равных прав всем, без племенного различия. Желать этого и для Остзейского края значит ли возбуждать племенной раздор? На основании какой же логики уравнение гражданских прав всех племён называется желанием возбудить племенную вражду, а сохранение господства одного племени называется умиротворением племенных раздоров? Кто возбуждает племенной раздор: мы ли, отстаивая племенную равноправность, или противники наши, воюя за господство одного племени?»
В современной Латвии 2000-х гг. любая попытка защищать права русскоязычного населения интерпретируется властями именно, как «разжигание межнациональной розни». Забавно, правда?
В поддержку младолатышей выступали и такие видные общественные деятели России, как М.П.Погодин и А.И.Герцен. В 60–70–е годы за права латышей боролся известный славянофил Ю.Ф.Самарин.
Борясь за либерализацию, русские общественные деятели добивались её для всех, а не для какой–то одной избранной группы. «Свободного развития желаем мы всем и каждому», — витийствовал один из публицистов того времени.
Кто–нибудь, кстати, помнит, как в январе 1991 года на Домской площади в Риге стоял грузовичок под российским триколором и с бодрой надписью «За Вашу и нашу свободу!» ? Это прогрессивная российская общественность в очередной раз поддержала тогда латышских борцов за свободу. Преемственность поколений…
В июне 1863 года видный деятель первой латышской Атмоды Каспар Биезбардис собрал под петицией к царю Александру II подписи сотен курляндских и лифляндских латышей. Процитируем документ: «Всемилостивейший государь!
Не случайно присоединены мы к Твоей Империи, а провидение вверило нас Твоей могущественной деснице; в нашем наречии мы находим родство с подданными Тебе славянскими племенами… Государь! … Дай нам слиться в одну семью
с великим русским народом Твоим. Это мы считаем нашей судьбой и нашим призванием». Петиция эта имела неожиданные последствия. Тогда за эту несогласованную инициативу Биезбардис подвергся гонениям со стороны российских властей...
В 1868 году, при содействии русского чиновника Ивана Гюмиллера, было создано Рижское латышское общество, ставшее новым центром младолатышского движения. Оно активно создавало национальные просветительские общества, организовало первый общелатвийский праздник песни, проводило конференции латышских учителей и многие другие культурные мероприятия.
Во второй половине XIX века несколько расширяется сеть рижских школ. В 1884 году число начальных школ возросло до 28, но все они были немецкими. Лишь в 1885 году открываются две латышские начальные школы. Количество школ было ничтожно по сравнению с численностью населения. Ещё в 1901 году в Риге на каждые 7 500 жителей приходилась всего одна городская школа. За обучение в начальных школах взималась довольно высокая плата, причём в частных она была ещё выше. Занятия велись в основном на немецком языке.
С 1887 года начинает вводится русский язык (напомню, что Рига входила в состав России с 1710 г.).
В современной Латвии это явление скорбно именуют политикой «национального притеснения и русификацией», связывая прежде всего с «ущемлением национальных прав латышского народа». Как известно, для некоторых политических движений уже стало традицией демонизировать всё, что исходит от России и русских, игнорируя при этом неудобные факты и не вникая в суть исторических процессов.
Напомним, что тогда в Прибалтийских губерниях, называемых также Остзейским краем, вся реальная власть продолжала находиться в руках «остзейцев». Это были не только бароны, но и немецкое духовенство, и бюргеры, пользовавшиеся всеми прелестями своего привилегированного положения. Среди немцев было очень мало «неостзейцев», из низших слоёв общества, т.н. «малых немцев».
Остзейцам противостояли русские и латыши с эстонцами, которых немцы традиционно за людей не считали. Когда же новая политика российских властей стала лишать их особого привилегированного положения, сохранявшегося ими со времён Петра Великого, они обратились за поддержкой к Германии, которая не замедлила активно выступить в защиту прав своих соотечественников, остзейских немцев.
Именно против этих замшелых средневековых привилегий, благодаря которым бароны, пасторы и городская знать процветали за счёт низших сословий, были направлены реформы Александра III. Целью русификации не была попытка унизить латышей (они в то время и без того были унижены сверх всякой меры), но лишь желание уничтожить то особое положение остзейцев, что долгие годы позволяло им безнаказанно игнорировать законы Российской империи.
В отличие от нынешних «патриотов», готовых в ненависти ко всему русскому переиначить историю собственного народа, тогдашние деятели латышского национального движения трактовали правительственные реформы именно таким образом, видя в них не зло, но исключительно благо. Выступая с горячей поддержкой общественно–политических преобразований конца XIX века, младолатыши ратовали за освобождение латышской культуры от опеки немецких пасторов и ограничение зависимости латышского крестьянства от баронов. Русский язык, вытесняя немецкий из общественной жизни Прибалтийского края, выступал для младолатышей в роли их мощного политического оружия.
Не случайно остзейцы так яростно противодействовали любым попыткам улучшить преподавание русского языка в местных школах.
Они «беспокоились» за латышей, чтобы перемены не нанесли ущерба «чистоте их немецкого сознания». В свою очередь, младолатыши искали и находили сочувствие среди русской славянофильски настроенной общественности Петербурга и Москвы. Об этом сегодня стараются не вспоминать, но характерной чертой младолатышей в то время являлась их страстная проповедь необходимости изучения латышами русского языка!
Кришьян Валдемар называл сближение «латышского племени с великим русским отечеством истинно народным делом» латышей.
За русский язык как средство сближения латышского и русского народов агитировал ближайший соратник К.Валдемара, педагог, фольклорист и писатель Ф.Бривземниекс, призывая своих соотечественников «стремиться к тому, чтобы русский и латышский народы, по возможности, сблизить в духовном отношении».
Те же мысли высказывал И.Спрогис: «Латыши призываются к самому теснейшему братскому единению с великим и славным русским народом. Никто не осмелится оспаривать, что в этом новом, самими латышами сознательно возбужденном и русскими людьми одобряемом стремлении к наитеснейшему внутреннему единению с русским народом лежит их лучшее будущее».
К ним присоединяют свои голоса и секретарь Рижского латышского общества, впоследствии педагог И.Крауклис, историк и педагог К.Биезбардис: «Мы, латыши, члены Рижского латышского общества и благожелатели латышского народа, от лица своих единомышленников заявляем, что латыши прежде всего должны и хотят научиться языку своего отечества — языку русскому».
«Я глубоко уверен в том, — писал языковед Атис Кронвальд, — что латыши разовьются, их жизнь расцветёт именно под защитой России».
Такие же мысли высказывали в те годы общественные деятели, педагоги и литераторы братья Каудзит, Матеру Юрис и другие. Латышские поэты–романтики Аусеклис и Пумпурс в своих стихах и поэмах проповедовали те же идеи о сближении с русскими, латышские общественные деятели выступали по этому вопросу в русской печати. Активными пропагандистами становились народные учителя, которые использовали любой повод для разъяснения того, насколько необходимо латышам изучение русского языка.
О настроениях в среде латышской интеллигенции конца XIX века говорит характерный пример. В 1885 году в Риге торжественно отметили тысячелетие кончины одного из создателей славянской письменности — святого Мефодия.
Рижское латышское общество организовало торжественный вечер. С историческим экскурсом обратился к собравшимся учитель гимназии Пассит: «Мы, латыши, связаны с великим русским народом тесными и прочными узами...
Мы составляем отрасль великого славянского племени, следовательно мы находимся в близком племенном родстве с русским народом; мы входим в состав одного государства, составляем с ним одну общественную семью». Оратор дал и оценку экономической ситуации: «Наше благосостояние
зависит от русского народа». И далее: «Мы симпатиями своими также тесно связаны с русским народом. Вот почему его скорбь — наша скорбь, его радость — наша радость».
Nota bene. Официальные российские власти в конце XIX всячески способствовали развитию латышской культуры и латышского национального самосознания, видя в латышах опору в противостоянии с немецким национальным и культурным влиянием в Прибалтийском крае. В этих благоприятных условиях, пользуясь благосклонной поддержкой российского общественного мнения, латышская народность смогла за несколько десятилетий стать политической нацией, претендующей на собственную государственность...