( Канун летнего праздника Купалы).
Пока тетка Груня выгоняла в поле корову с телкой, ее муж Павел выхлебал полную чашку тюри. Вроде бы нехитрое яство: квас, лук и мелко нарезанное мясо, – но Павел с двумя ломтями теплого мягкого хлеба все это съел с большим удовольствием. Правда, баба все-таки поскупилась: ради предстоящего праздника могла бы и кружечку медовухи налить. Ну, коли нет, придется подождать. Хотя кум, который приглашал Павла сегодня прийти помочь чистить колодец, как-то хитро, с намеком прищурился. Наверно, угостит, и может быть, не медовушкой, а чем-то покрепче.
Тетка Груня, выпустив скотину, направилась за околицу деревни в сторону реки. Она знала, что там, на мелководье, можно легко набрать крупных раков. Придет Павел от кума, мокрый, грязный, а тут и банька, и бутылочка, и любимая для мужа закуска – вареные раки.
У реки из людей никого не было. Утки крякали в камышах, в прибрежных кустах весело щебетали пичужки.
Солнце уже поднялось над лесом.
На берегу баба разулась, верхнюю юбку сняла, как ни задирай ее, все равно ведь замочишь подол, и решительно с корзиной в руках зашла в воду.
Раков было много. Не все годились: малышню чего брать, нужны здоровые, с большими клешнями пучеглазые твари.
Груня так увлеклась сбором раков, что, когда недалеко от нее вдруг разом загоготали в две глотки парни, подбежавшие к реке, чтобы искупаться в Черном омуте, женщина от неожиданности не только вздрогнула, но и, поскользнувшись на мокром камне, шлепнулась в воду, правда, корзину из рук не выпустила.
Два брата, уже взрослые, но еще неженатые сыновья мельника, Гришка и Славка, увидев тетку Груню, сидящую в воде почему-то в одежде, загоготали еще веселее.
- Чего ржете, жеребцы? – крикнула баба парням, подымаясь из воды. – Орут, как недорезанные!
- Тетя Груня, ты что? Испугалась?
- Широкоротые! Хвостогрызы!
Деревня наша как бы делилась на две части: по эту сторону Фросиного оврага и по ту. Интересное название у оврага. Когда-то, рассказывали, пошел местный печник рано утром в этот овраг глину искать и увидел в одном месте изрядно примятую траву, а рядом поясок от платья лежал. Пройти бы мимо! Так нет же, подобрал простоватый мужик поясок и объявил находку в деревне. Бабы тут же решили, что это от платья местной красавицы Фроси. Фрося отнекивалась, говорила, что ее поясок у нее дома, на месте, но ни разу это платье больше не надевала, а вскоре замуж вышла в другую деревню.
Название прижилось – Фросин овраг. С тех пор, если у нас в деревне начинали шепотом намекать на нетерпеливую пару молодых, которые до свадьбы по ночам «гостят» друг у друга, то про них говорили, что они спят в Фросином овраге.
Так вот, жившие на разных сторонах оврага жители деревни испокон веков друг друга не то, что недолюбливали, но часто поддразнивали, подшучивали, а на праздниках горячие головы даже выясняли отношения, хотя до мордобоя дело редко доходило.
Дело в том, что около мельницы жили «хвостогрызы». Когда-то, объевшись, сдох общественный бугай, и кто-то из жителей деревни будто бы отрезал у мертвого хвост, сварил его и скушал, сказали - сгрыз его. Такого случая, наверно, никогда не было, но легенда существовала. Обозвать человека «хвостогрызом» – это значило сильно обидеть его.
- Ах, так! Тетка Груня! А вы все «криворожие»!
Вот так-то! А еще в отместку «хвостогрызы» своих соперников называли «криворукими», «кривоногими», «кривоносыми», «криворотыми», «кривоглазыми» и даже стыдно сказать, «кривожопыми». Последнее и объяснить-то трудно, как должен выглядеть человек с таким дефектом.
Любопытно: такая многолетняя шутливая вражда не могла помешать, к примеру, «хвостогрызу» жениться на «криворожей», но тогда, переехав жить в эту часть деревни, молодушка тут же переходила в другую категорию, в противоположный лагерь.
Тетя Груня вообще родом была не из этой деревни, но вот замуж вышла за «криворожего» Павла.
- А вы на мельнице, еще и на упырей похожи, всегда белые, в муке, - мстительно добавила женщина, отряхивая мокрую нижнюю юбку.
Братья как раз и прибежали на речку, чтобы искупаться, смыть с себя остатки мучной пыли.
- А ты, тетка Груня… Подожди! Ты Груня, Груша, Аграфена ведь! Сегодня же праздник твой – Аграфена Купальница! – сказал Славка с улыбкой.
Сыновья мельника были так-то парнями покладистыми, не склонными к конфликтам.
- Вот и искупалась ради своего праздника, - улыбнулась и женщина.
- Тетя Груня! А ты чего, раков собираешь? Давай сюда корзину, мы мигом полную наберем. А ты вон за кустами отожми одежду, подожди нас.
Мир был восстановлен.
Празднование Аграфены Купальницы в старину имело свои особенности. До обеда у нас работали: чистили колодцы, заготавливали веники, топили бани.
Интересно: воду в баню носили мужики, они и веники на этот день заготавливали, не просто березовые, а с чабрецом, с тимьяном – душистые травы прогонят недуги и злые силы. Топили бани мужики, а париться в этот день можно было только женщинам и девушкам. Мужского духу чтобы и близко не было: не их день! Хотя, конечно, не все этот обычай соблюдали.
Женская часть деревни травами и ветками украшали дома, это и защита опять же от всякой нечисти.
Много чего было. Потчевали гостей ячменной кашей, гадали, купались, обливали друг дружку водой.
А вот вечером было самое главное. В роскошный тарантас запрягали лучшую в деревне тройку – надо было везти Аграфену Купальницу к жениху, рыжебородому Купале. Очень красивую девушку, нарядив ее и украсив цветами, торжественно через всю деревню везли к высокому берегу реки, к купальскому костру. Там ее и «выдавали замуж» за желанного гостя.
Так было на Руси, но не в нашей деревне Ободанур. У нас вместо живой Аграфены на телегу сажали соломенное чучело, и его торжественно сжигали на костре – выдавали замуж за Купалу. Люди шутили: «Не сжигать же настоящих девок, названных Аграфенами. Где же их напасешься на каждый год?»
Коней тоже нарядили: гривы и хвосты расчесали, украсили лентами и цветами. А уж соломенное чучело, восседавшее посередине телеги, было прямо раскрасавицей: пышная, важная сударушка гордо поглядывала на своих подданных!
Подбегали ободанурские мужики и бабы полюбопытствовать, какова нынче королева праздника, и все хохотали, тыкая пальцем в сторону «Аграфены», потому что сыновья мельника, Гришка и Славка, так умело нарисовали лицо гостьи, что все без труда узнавали тетку Груню Павлову.
Больше всех смеялась сама Груня. Она даже сбегала домой, принесла свою старенькую косынку и кокетливо повязала соломенной красавице на плечи – вот, смотрите, люди, такие мы, Аграфены!
А дальше была Купальская ночь.
(Щеглов Владимир, Николаева Эльвира).
Продолжение: 1. "В деревне Ободанур", 2. "Купальская ночь"
