— Зачем ты ее про Толю спросил, она, видимо, расстроилась! — упрекнула Света мужа.
— Да прямо, она сама его послала, а теперь расстраивается? Это он расстраивался, но потом решил, что оно и к лучшему. У нее, говорят, родители пьют, кому нужна такая родня! — отмахнулся Валерий.
— Про это я слышала... Но что же, ели такие родители, то с ней и дела иметь не стоит? Сама-то она не пьет. Вот ты меня бросил бы, если бы узнал про такое?
— Все, Света, на болтай ерунды! Я тебя бросать не собираюсь, и с ней дела иметь тоже, так что пусть сама с этими делами разбирается. К тому же говорю тебе, — она сама от Толяна ушла, а он жениться хотел! И вообще, нам кроме них говорить не о чем, что ли? Не хватало тебе только за эту Оксану беспокоиться.
С этим Света была согласна, — ей всегда было о чем поговорить с мужем, а теперь и подавно! Ребенок скоро будет, — вот о чем надо говорить. А Оксану жалко, конечно, но она же уже взрослая, вполне могла бы уйти от родителей, — страшно даже представить, как она там живет с пьющими. А так ушла бы, комнату сняла, — и жила бы самостоятельно, не так уж это и трудно! Света вот и без всякого «съема» обошлась, в общаге жила. Тоже, между прочим, минус к репутации, по мнению многих! Сколько раз и с ней было, что сразу после знакомства, едва узнав, что она из общежития, мужчины начинали, что называется, «позволять себе». Один даже, получив от нее отпор, возмутился:
— Что ты из себя корчишь? Будто я не знаю, как к вам туда мужики ночами в окна лазают! И сам, бывало, навещал таким образом...
Света тогда чуть ли не до слез обиделась, сказала:
— Ну вот и дальше лазай! — и убежала поскорей от такой наглости. К ней никто не лазал, хотя, если уж честно, то бывало и у нее всякое... А как иначе, — родителей рядом нет, никто с тебя не спросит, куда пошла да почему поздно пришла. За шесть-то лет такой жизни всякое может случиться! Да, было у нее несколько мужчин, замуж даже собиралась, да не получилось. Своей вины Света в этом не видела, просто была уверена, что не всем же везет сразу. Думала, что просто не нашелся еще по-настоящему ее человек. Так оно и получилось... С Валерием познакомились на экскурсии по местным достопримечательностям, и его сообщение о том, что она из общежития, не очень смутило, то есть он и внимания вроде не обратил! Потом сказал, что влюбился сразу, и все остальное уже не имело значения. Она тоже влюбилась, и все, что было до него, перестало иметь значение! И Валерию еще до свадьбы все о себе рассказала, он не в претензии был. Спросил только:
— А детей не было? Или избавлялась?
— Нет, что ты! — совершенно честно ответила Света. Не доходило до этого, потому что если бы были, то она была бы одинокой матерью... Ну или вышла бы замуж за кого попало, как говорится, грех венцом бы прикрыла, — и не было бы в ее жизни Валерия... Они тогда, после этого откровенного разговора, не поссорились, и даже вроде никакого отчуждения не произошло, — он, как обычно, проводил до общежития, поцеловал на прощанье, договорились о следующей встрече в выходной, но все было как-то не так, Света это почувствовала... К счастью, соседки по комнате не было дома, — загуляла где-то, и она, едва войдя, рухнула на кровать, заплакала, уткнувшись в подушку и коря себя:
— Ой, дура я дура! И кто за язык тянул? Могла бы и не откровенничать так-то уж!
Да, уверена была, что после таких рассказов про грехи ее молодости он больше не придет... А если и придет, то отношения будут уже совсем не такие, а других-то ей и не надо. А он не стал и выходных дожидаться, — на следующий же день встретил ее с работы, сказал:
— Прости, Света, я не должен был вчера приставать с такими расспросами! Тем более что и у самого много что было. Но давай так договоримся, — забудем про тот разговор и уясним, что ничего до нашей встречи у нас не было!
— Но ведь так оно и есть! — уже плача от радости и облегчения обняла она любимого, — Ничего и не было, быть не могло, я всегда знала, что встречу и полюблю тебя!
Только тогда он объяснил ей, что его единственное, что затронуло в том разговоре, — вопрос о детях. И сказал, почему именно. До этого Света и не знала, что он был усыновлен! А теперь, когда он рассказал о том, что жил какое-то время в детском доме, о смерти мамы, о том, как познакомился с новыми родителями, все изменилось! Теперь он стал вроде даже ближе, роднее... И Света уже не жалела о том разговоре и о признаниях, — у них уже не осталось секретов друг от друга.
А Оксана шла домой и чуть не плакала. Вот тогда-то и вспомнилась эта считалочка про кукушку... Идет себе Светлана, улыбается так спокойно, даже не подозревая, что навстречу идет та, которая знает ее тайну. И готова эту тайну выдать, разрушив эту счастливую жизнь, уничтожая эту безмятежную улыбку... Ну да, вот узнала она то, что хотела, — то есть нашла-таки компромат на Светлану! И что теперь с этим делать? Вот какова она будет, если сейчас возьмет да расскажет... Кому, собственно? Допустим, Валерию. О чем? О ребенке, от которого шесть лет назад отказалась его любимая. И что тогда? Наверняка они со Светой разойдутся, а дальше что? Она ждет ребенка, — так что же? Может, от этого уже не откажется. Может, и Валерка его не оставит, — будет «воскресным папой»... Нет, это, само собой, не вариант. Какое право она имеет вмешиваться в чужую жизнь? Но ведь она уже вмешалась! Влезла, хотя никто ее не просил... И теперь просто забыть обо всем не получится. Так что же тогда, — так и молчать, чтобы чужая тайна мучила ее всю жизнь?
Но странное дело, — неприязни к Светлане она больше не испытывала, хотя должно бы быть наоборот! Ведь за что злилась на нее раньше, — за то, что она счастливее самой Оксаны, но в этом-то никто на виноват. А теперь она знает об этой женщине такое... Ведь хуже этого греха, — от собственного ребенка отказаться, — и придумать-то трудно! Оксана такого не предполагала, а теперь узнала... Если это не Танькино вранье, разумеется, что вполне допустимо. А почему-то эта мимолетная встреча с Валеркой и Светой словно обнулила значимость этой страшной новости, — почему же? Потому ли, что она узнала о беременности? Или просто Светлана показалась такой милой, так хорошо улыбалась, так смотрела на Оксану... Ничего не понятно!
Дома было как всегда, — неуютно, грязно, шумно, родители вроде не пьяные были, но ругались. Услышав, что вернулась Светлана, мать вышла в коридор:
— Явилась? Деньги есть?
Ну ясно, у них на выпивку нет, вот и собачатся! Только этого не хватало сейчас.
— Нет у меня никаких денег. Тем более на то, что вам надо, — ответила она.
— А откуда ты знаешь, на что? Отцу плохо, помирает, хоть пива надо бутылку купить. Имей хоть совесть!
— Отстаньте вы от меня!
— Да что ты с ней разговариваешь, она спит и видит, чтобы мы оба сдохли! — заорал из комнаты отец, — Надо было ее придушить, когда маленькой была, орала ночами, спать не давала!
И вот так всю-то жизнь... Оксана вытащила из сумочки пару купюр, дала матери:
— Вот, все что есть! Мою комнату уже обыскали не раз, наверно, сами видели, — нет ничего. Иди, купи что надо, и не шумите, мне на работу завтра.
Пошла, закрылась в своей комнате, — надо было обдумать этот вопрос. Хотя что тут думать? Тут два варианта: или все забыть... То есть помнить, конечно, но молчать. Или спросить у самой Светки, правда ли то, что Оксана узнала. Или к Татьяне опять сходить, узнать, правда ли это? Нет, это вообще глупость, — она и еще что-нибудь в таком же духе наговорит, ну ее! Да и Света едва ли признается... А с кем еще посоветоваться, кому такое рассказать? Если бы хоть какие-то подробности можно было выяснить, — у Татьяны, или еще у кого-то, узнать, «а был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и вовсе не было?».
Понимая, что от таких размышлений толку не будет, Оксана начала готовиться ко сну. В самом деле, о чем она думает? Стоит ли раскрывать чужую тайну, которую она и вовсе не знает? Очень хороший вариант, — явиться к Светлане, или к Валерию, или хоть ко всему свету, и сказать: «Мне тут одна подвыпившая мадам вот что рассказала, представляете? А ну-ка, Светлана, признавайся, правда это или нет?».
Нет, так поступать нельзя. Что бы ни сказала Светлана, какие бы доказательства своей невиновности не предоставила, — слухи-то все равно пойдут! Как в том анекдоте: «Осадочек останется». Нет, лучше уже молчать... «А самой что же, мучиться? Да, мучайся. Никто тебя не заставлял играть в следователя! Зачем ты пошла на эту дискотеку, зачем приставала к людям с этими вопросами? Вот и думай теперь, был ли мальчик».
Наверно, придется все оставить, как есть. Потому что даже если все, сказанное этой Татьяной, является правдой, то изменить уже ничего не удастся. То есть можно сделать только хуже! А Оксана не хотела плохого. Когда начала все это, то да, хотела, а теперь поняла, насколько это было глупо. Нет бы свою жизнь налаживать, тем более что работы в этом направлении хватает! Легко во всем родителей винить, но, если вникнуть, то они живут свою жизнь, она — свою! Вот и надо об этом думать, а не следить за другими людьми. И уж тем более не пытаться их жизни разрушить!
Чем дальше уходили ее мысли, тем больше она ужасалась тому, для чего, собственно, все затеяла... Ей было ужасно стыдно за то, что она думала, а главное — за то, что делала! Как с этим дальше жить? Пойти к Светлане, повиниться, попросить прощения за свою злобу, за зависть? «Нет, этим только усугубишь положение, сама опозоришься! Не буду я никому об этом говорить, придется жить с этим самой».
Так и жила, стараясь если не забыть разговор с девушкой из общежития, то хотя бы не думать об этом. Светлана в положенный срок родила девочку, Оксана все-таки вышла замуж, и вполне удачно. Она старалась больше никому не завидовать, — знала уже, какую язву проедает в душе это позорное чувство! Лучше его никогда не допускать! Со Светой они, как ни странно, даже подружились, — она оказалась очень хорошей женщиной, с ней было легко и приятно даже просто поболтать о своем, о женском... Но «тот самый» вопрос Оксана задать так и не решилась... Неужели ей всю жизнь так и гадать, был ли тот мальчик?