Рита села в поезд и стала сразу отбиваться от звонков мужа и телячьих нежностей «милого друга». Потому, что «забодали». Муж был на работе и не смог проводить (а, может быть, и не хотел), но позвонил и сказал своё «до свиданья». У него, молодого и красивого, была любовница, потому Рите было плевать на его «до свиданья». Её бесила в нём манера медленно, с паузами разговаривать. «А какое купе? Мммм.... А с кем ты в купе? Ммммм». Да какое твоё дело, пёс шелудивый. Мы с тобой вообще заявление на развод подали, а всё еще пытаешься из себя порядочного корчить. С эскадроном гусар летучих я в купе, и что?
Любовник тоже надоел. Тот душил искренней заботой. Притащился на вокзал, долго стоял осиновым колом посреди купе – худой и высокий, умильно на неё смотрел, потом уже и глаза увлажнились – ну совсем безобразие. Этот-то уж точно переживает, чтобы она ему рога не наставила. А почему? Она ему рога не наставляла ещё никогда. Но весь мозг вынес за последние две недели, переживая, что она уезжает в другой город – тот, в котором она родилась – на сессию. Ему мерещились то развратные матерые студенты-заочники, которым непременно нужна будет именно Рита, то маньяки в подворотнях, то какие-то её друзья детства, к которым у неё вспыхнет страсть. Рита устала ему объяснять, что все её десять мальчиков-одноклассников – кто убит, кто помер от передозировки, кто повесился от алкоголизма, кто эмигрировал. Время такое – девяностые годы...
– Ну, тебе уже пора, – улыбнулась Рита, и сделала выразительные глаза.
Скосила их на других пассажиров. Мол, мешаешь людям...
Он действительно мешал. В купе зашли сначала пожилая женщина с сумками, тюками и ведрами, а затем двое мужчин лет тридцати с небольшим. Один был блондин, второй брюнет. Темненький – писаный красавец, светленький тоже вполне приятной наружности, но со жлобским выражением лица.
«Плохо», – подумала Рита. В пути они будут трое суток. С двумя мужиками в купе – не сильно-то удобно. Надо будет просыпаться раньше их и умываться, причёсываться, украдкой краситься – не сидеть же чучелом перед мужчинами. Опять же, сидеть будут весь день, понятное дело, на их с теткой нижних полках. Значит, надо будет вжиматься в уголок. А вдруг у них еще и носки пахнут?
«Милый друг» соглашался, что надо уйти, но всё никак не мог сдвинуться с места. Всё смотрел и смотрел на Риту, как в последний раз. Умильно и чуть не со слезой. Вытащил из кармана пакетик шоколадных конфет, сунул ей. В итоге пассажиры, раскладывая свои вещи, локтями и задами всё же выпихнули сорокалетнего Ромео в коридор. И он оттуда, через приоткрытую дверь, всё еще любовался Ритой.
А потом, когда проводница выпихнула его из вагона, тут же, разумеется, подбежал к окну и смотрел оттуда, махал рукой, делал украдкой движения губами, будто чмокая её, Риту, а она только и думала: когда же он, раздери его, исчезнет?
Ооооо, какие мужчины занудные, думала Рита. И еще она думала, что влюблённый человек всё-таки очень глупо выглядит. Чисто дурачок. Вот никогда нельзя так себя вести. Так зависимо. Любой человек, даже самый порядочный, взвоет мысленно и увидит себя таким, каким он отражается в глазах влюбленного. А он ведь совсем не такой... Просто так уж у влюбленных глаз устроен: в нём всякая дрянь выглядит божеством.
Ритино сердце было свободно. Раньше она любила мужа, но он стал гулять, так как молод и хорош собой. Долго держался, тоже любил жену, но капля камень точит. А когда капель много, они искрятся, и их в России мало кому есть собирать, то они стекаются к женатикам... Лежат у ног, переливаются... Для того, чтобы их не замечать, надобно быть или верующим, или человеком в возрасте, который способен ценить имеющееся – жену, и бороться с соблазнами.
Можно еще быть йогом и вегетарианцем – у тех и мозги повернуты, и физических сил не хватит на романы. Ритин же муж был просто молодым парнем, вернувшимся из армии. Профессии до армии приобрести не успел. В итоге Рита буквально за руку привела его в милицию. Ну и понеслось: ночные дежурства, ночные бабочки, денежные нехватки, ссоры, подозрения, доказательства справедливости подозрений...
Воевать за свою любовь, как учат кинофильмы, Рита не стала. Как за неё вообще можно воевать? Лучше, чем она, Рита, есть, она уже для него стать не может. Она рыжеволосая, зеленоглазая, с правильными чертами лица, стройная, хорошая хозяйка, заботливая и ласковая жена. Учится на юрфаке, работает помощницей адвоката. На работе её ценят, босс доверяет ей важные дела. И это в её-то двадцать четыре года!
Рита, поняв, что муж будет таскаться еще лет эдак двадцать, пока «нагуляется», осушила слезы и завела себе «милого друга», сочтя, что «клин клином вышибают». Надо было как-то излечиться от чувств к мужу...
Милый друг был чудным человеком, но не заполнял всю душу. Что-то в ней оставалось. Какой-то вакуум. Мужчина был старше и постоянно терзал – боялся потерять. Рита видела, что стала для него главной женщиной жизни, что он потерял голову, и ей становилось скучно. Она не знала почему. Всем вроде бы хорош – и физически, и пост высокий занимает, и гость щедрый. Выглядит хорошо – не толстый, не лысый. Но сев в поезд, она обрадовалась, что вырвалась на свободу. От равнодушия одного и вселенской любви второго.
Поезд тронулся и в душе наступило умиротворение. Рита подумала, что сейчас погрызет яблоко и конфеты, почитает захваченные с собой журналы, и ляжет спать.
Но на противоположной полке умиротворения не было. Светленький пассажир ссорился с тёткой насчет того, чья это полка. Показывал ей билет, а она не смотрела, а просто раскладывала свои вещи и отмахивалась: «Я сама тебе такой показать могу». Но не показывала.
Рите он не понравился. Всё-таки, перед ним женщина, пожилая, а он... В итоге светленький всё же сдался и сел у Риты в ногах. Она украдкой, из-за раскрытого журнала, его рассмотрела. Густые волосы, голубые глаза, хорошая спортивная фигура. И такой жлоб, мысленно удивилась она.
Он будто услышал её мысли и решил исправить плохое впечатление о себе. Предложил всем сыграть в карты. Тетка и его товарищ на верхней полке охотно согласились, и Рита, видя, что все на неё вопросительно смотрят, тоже кивнула.
За игрой познакомились. Женщину звали Татьяна Игоревна, мужчин – обоих – Вадимами. Все трое были из небольшого городка, расположенного в часе езды от мегаполиса, в котором Рита училась в университете на заочном. Какая у Вадимов работа, она не поняла. Вернее, поняла, что, как у многих в эти постперестроечные годы, работа не стабильная, а челночная. Там дешево отхватить, здесь дорого перепродать, тут купить вагон лука, там вагон редиски, и обменять то на это... Но образование у Вадимов имелось – автодорожный институт. Почему не работали по специальности, расспросить не успела. После нескольких партий в дурака, смеха и совместного ужина, все собрались спать.
Вадим-брюнет отбыл на верхнюю полку, Татьяна Игоревна улеглась на свою, накрылась простыней с головой, как покойница, и слегка захрапела, а Вадим-блондин замешкался. Похоже, ему не хотелось спать. Они перебрасывались словами ни о чём... Рита знала, что в городке, где живет Вадим, есть водохранилище, на которое многие со всей области ездят купаться. Спрашивала есть ли там рыба и какая, сдают ли жилье приезжим на лето... Так, для приличия расспрашивала. Вадим ей не нравился. Она продолжала думать, что он жлоб, поскольку ссорился с Татьяной Игоревной за полку.
Неожиданно её руку накрыла горячая мужская рука. Рита бы отняла её, как отнимала много раз, когда к ней лезли случайные мужчины, но почему-то мир перевернулся. В буквальном смысле. Всё вдруг поплыло перед глазами... Она была настолько удивлена происходящим, настолько это было ново, непривычно и даже, можно сказать, наркоманно, что после минуты тишины, в течение которой у неё кружилась голова, а что было с Вадимом – она не видела, в купе было совсем темно, она прошептала: «Ну-ка, выйдем отсюда».
Они встали, добрели по пустому коридору до пустого тамбура и там страстно, жарко целовались. Потом говорили... Вадим был женат, двое маленьких дочек. Какие отношения с женой – не упоминал, а Рите и не было интересно, так как зачем? Понятно же, что до расставания осталось менее трех суток. Целая жизнь, если люди находятся в замкнутом пространстве...
Вадим нежно её целовал, а затем отклонялся и смотрел в лицо. И что-то говорил...
Но она не слышала. У Риты была особенность – она иногда от переживаний теряла слух.
Однажды, в юности, чтобы узнать, как чувствует себя пьяный человек, напилась водки. И вдруг перестала слышать. Видела, что подружки открывают рты, что-то говорят, а что – не могла услышать. Было очень смешно. И вот сейчас она снова потеряла слух. Видела только ставшее вмиг «нежлобским» лицо, пронзительные голубые глаза, красивые губы, которые шевелятся, что-то произносят.
– Я ничего не слышу, – призналась.
Позже он рассказал ей, что это было лучшее, что он слышал за свою жизнь.
Но мозг Риты довольно быстро включился, когда Вадим коснулся её груди. Вдруг как кипятком ошпарило. Она вспомнила, что мама зашила ей солидную сумму в лифчик. Рита тогда сопротивлялась, ей была противна такая вопиющая провинциальность, но мама была непреклонна. Она даже не слушала, а уже пришивала с изнанки лифчика карманчик, в который всунула большую пачку денег.
Причем, вот ведь недотепа, в одну чашечку вшила, в другую нет. И получалось, что одна грудь больше другой. Если бы в тамбуре было светлее, Вадим мог бы увидеть, что его спутницу пот прошиб.
Рита внезапно оттолкнула его и сказала, переводя дыхание:
– Извини, но я так не могу. Не готова.
И добавила, осознавая банальную пошлость своих слов: «Я не такая».
Он удивился. Помолчал. Снова обнял, но молодая женщина была напряжена и выставила вперед локти, защищаясь.
– Ну что ты как маленькая? Мы же не дети, – сказал. – Просто хочу... потрогать.
Но Рита понимала, что если он сейчас нащупает деньги – это позор. Ещё хуже, если он обнаружит, что одна грудь у нее большая и твердая, вторая – маленькая и упругая. Как в анекдоте, когда клиент звонит в бордель и ему предлагают блондинку. «А я люблю брюнеток!», – говорит он. «Вам очень повезло, у нас есть и брюнетка. С большой грудью», – поясняет мадам. «А я люблю маленькую грудь», продолжает привередничать клиент. «Вам очень повезло: одна грудь у нее большая, а вторая маленькая».
– Молодые люди, есть свободное купе, – в тамбур всунулось любопытное
и насмешливое лицо немолодой проводницы.
Рита сначала даже не поняла в чем дело. А потом, когда поняла, рявкнула:
– Нет!
И, взяв за руку недоумевающего Вадима, двинулась с ним по коридору в купе.
Много позже, вспоминая этот эпизод, она смеялась. Мужчины, получая отказ, думают, что они не понравились. А ведь бывает куча других, прозаических причин: не тот лифчик надела – старенький, родинку удалила жидким азотом и теперь на теле язва, замазанная зеленкой, ну и так далее. А потом расстались и всю-то жизнь мужчина вспоминает несостоявшиеся отношения как большую и чистую любовь, романтизируя случайную встречную, возводя её на пьедестал, где стоят недоступные и прекрасные Лауры и Офелии.
И еще, как поняла позже Рита, чтобы взойти на этот пьедестал, нужно после начала отношений исчезнуть с поля зрения. Резко, без предупреждения. Вот тогда мужчину колбасит со страшной силой: он теряется в догадках что было не так... Он с ума сойдет, желая повторить и доказать... Похудеет, осунется, влюбится в ту, которую поначалу просто хотел.
Ей было даже грустно оттого, что есть такие уловки, с помощью которых так легко манипулировать людьми. Сила донжуанов и донжуаних вовсе не в их особенной красоте и сексуальности, а в том, что они знают законы любви. Все считают любовь хаотичным чувством, возникающим спонтанно и развивающимся бессистемно, хотя за многие века немало уже мудрецов типа Стендаля описали, как вызвать любовь, как разжечь, как свести с ума, соблюдая определенные правила.
Своего «милого друга», того самого сорокалетнего высокопоставленного чиновника, Рита заинтриговывала и чаровала, в частности, записками. Сунет ему втихаря в карман после ночи любви записку фривольного содержания – изящного и наполненного тайными смыслами, благо язык у неё, будущего адвоката, подвешен, и человек тает...
Собирает эти записочки и хранит в сейфе на работе. Перечитывает, ощущает дрожь в груди и далее везде...
Рите смешно. Обидно, что любовь так предсказуема и управляема. Но ей скучно. Хочется играть. И ощущать власть над мужчиной. Не для того, чтобы что-то с него получать – она не меркантильна, а так, просто, для «фана», как говорят на Западе.
Сколько гадостей делается со скуки...
***
В следующие сутки Рита и Вадим ощущали огромную, всепоглащающую страсть.
Ситуация, в которой они должны были скрывать свои чувства, превращала их в наполненные порохом до краев сосуды. Когда порох готов был уже взорваться, они равнодушным голосом приглашали друг друга «покурить» в тамбур (хотя Рита не курила в принципе), и там целовались до изнеможения.
Но «сокамерники» догадались. На третьи сутки, когда Рите и Вадиму оставалось быть вместе два часа, Татьяна Игоревна то ли пожалев Риту и желая затушить её пожар, то ли из мести Вадиму, с которым в первый день поругалась, сообщила:
– Я вот смотрю, на тебе лица нет... Влюбилась? А он знаешь какой? Его жена живет
с его лучшим другом, вот с этим, черненьким Вадимом. А муж и в ус не дует...
– Не может быть, – не поверила Рита. – Не знает, наверное.
– Знает, – усмехнулась Татьяна Игоревна. – У нас все это знают, а он нет?
Была стоянка. Оба Вадима курили на перроне. Когда они вошли и поезд двинулся, Рита не знала, как быть. Рассказать «своему» Вадиму эту новость или пожалеть.
Когда пошли в тамбур, она стала выспрашивать какие отношения у него с другом. Выяснила, что дружба с раннего детства. С детсада. Крепкая, мужская. У брюнета-Вадима есть жена, Юля. И обе семьи дружат.
До расставания оставалось совсем мало, и Рита подумала, что стоит открыть любимому правду. Что они из него Петрушку-то делают?
– Знаешь, мне сейчас сказали, что твой друг... извини... у него отношения с твоей женой... Понимаю, это могут быть сплетни, и даже скорее всего, но мне кажется, ты должен присмотреться.
В этот момент она ощущала себя другом Вадима и даже было к нему жалостливое материнское чувство. Такой симпатичный мужик, такой горячий, и его какая-то вокруг пальца обводит? И с кем? С лучшим другом, давая таким образом этому другу возможность втайне насмехаться над тем, кто ему верит, кто его любит и, скорее всего, стрясись беда, не бросит.
Изменять жене или мужу – скверно, Рита это знала, понимала наверняка. Её измена
мужу не была следствием распущенности – это было осознанным шагом самосохранения, спасения себя. Четыре года она рыдала от мужниных измен и вечного безденежья (он прогуливал свои скудные заработки и не гнушался прогуливать и её зарплату), и поняла, что надо вытащить себя из любовной зависимости за волосы, как барон Мюнхгаузен вытащил себя из болота. Она понимала, что ни бальные танцы, ни уход в бумаги на работе, ни писание стихов не спасут её от того огромного чувства, которое было у неё к мужу, и потому, сломав в себе что-то очень чистое, важное, ценное и, может быть, главное, сблизилась с другим мужчиной. Если бы её муж понял тот тоскливый взгляд, который она бросила на него в первый вечер, когда вернулась от «милого друга»... Если бы понял причину неожиданных слез... Если бы он только мог понять, как не хочет ни одна нормальная женщина, ни одна умная женщина, идти в постель пусть к хорошему, приятному, но чужому мужчине, когда любит своего... Оттого, вероятно, женщины, изменяя, напиваются. Особенно в первый раз.
Вышибание клина клином Рите помогло. «Милый друг» быстро вылечил её от ревности и тоски. Взрослый и опытный в отношениях с женщинами, чуткий, как всякий влюбленный, он вернул ей радость жизни, уверенность в себе и беззаботное выражение лица. Она должна быть ему благодарна. Она и была благодарна, хоть часто на него раздражалась, но все же ласкала, удивляла, развлекала, в общем – делала его счастливым. Правда, замуж не собиралась, а у него были серьезные намерения.
***
Риту удивило то, что Вадим не изменился в лице от её сообщения.
– Это тебе та тетка сказала? – спросил, поднял голову и задумался. Может быть, ему стало стыдно и это была попытка спрятать лицо. Когда ты женщина, то можешь уткнуться в грудь мужчины если стыдно. Когда ты мужчина и выше, остается глядеть в потолок.
– Да.
– Это неправда. Я такое уже слышал. Сплетни. Потому, что мы настолько
друзья, что часто бываем друг у друга дома. У нас даже есть ключи от домов друг друга. Нет, в моей семье всё в порядке.
– Я рада, – с сомнением, но и с облегчением выдохнула Рита. Она уже любила этого человека и ей хотелось, чтобы у него всё было хорошо.
Рита и Вадим вернулись в купе и дальше каждый из них лишь отсчитывал мысленно версты... Сколько осталось до расставания? Рите казалось, что она похудела за эти минуты. Они с Вадимом встречались глазами и тут же опускали их. И обоим было понятно, что сейчас произойдет непоправимое. Они расстанутся, и они очень далеко друг от друга, и ситуация в стране не та, чтобы были лишние деньги и можно было ездить друг к другу, и у него дети...
Второй Вадим и Татьяна Игоревна покинули купе и долго где-то ошивались. Но влюбленные сидели на своих местах, не прикасаясь друг к другу. Они не собаки, чтобы заниматься любовью второпях и под угрозой быть застигнутыми. Любовь была, есть и остается делом двоих.
На всякий случай он расспросил, где её университет, на каком она курсе, до какого числа будет на сессии. Не обещал, что приедет. Оба ощущали безысходность. Рите казалось, что Вадим очень любит дочек. И ещё бы нет... Маленькие девочки – это такое чудо! На них юбочки и бантики, они часто целуют маму и папу... Рите казалось, что и к жене у Вадима – серьезное чувство, он ведь о ней и слова плохого
не сказал.
Она не ревновала. Она была справедливым человеком. Жена – первая. Жена родила ему детей. А она, Рита, так, приблуда... Поездное увлечение.
Курортный роман.
Это она мысленно наказывала себя, оскорбляла, чтобы обзывательствами умерить боль расставания. Сейчас ей казалось, что кроме Вадима в мире нет никого. Он – главная радость и чудо какое-то. У него вон и руки всегда сухие и горячие. С таким можно выйти на мороз, обняться и не замерзнуть.
Потом, когда Татьяна Игоревна вернулась, Рита вышла в коридор. Стояла, смотрела в окно. Мимо мелькали тёмные ёлки – такие, какими их изображают на картинках в русских народных сказках. Тёмные, с обвислыми ветками, втыкающие в небо острые верхушки. Где-то в глубине этого леса есть избушка на курьих ножках. Там живет бабка-греховодница, Баба Яга, которая привораживает и отвораживает.
Риту всегда удивляли женщины, которые шли на такие меры. Как можно привязать к себе человека против его воли?! Какая радость в навязанной любви? И ведь какое насилие над человеком – заставить его что-то постоянно делать вопреки желанию!
Разве любящий на такое способен? Любящему хочется чтобы любимый был свободен в своих решениях и счастлив. А я потерплю.
Рита была молодой женщиной и слеза у неё от этой благородной, но печальной мысли, всё же навернулась.
Со стороны вагона-ресторана появился Вадим-брюнет. Он был красивее всех брюнетов-артистов, которых Рита видела за свою жизнь. И вообще, ей всегда нравились брюнеты. Но этот был ей безразличен и слегка антипатичен в силу прозвучавших сплетен...
– У вас что-то было? – тихо и участливо спросил брюнет.
– Нет.
– Что вы маетесь? Договорись с ним встретиться через несколько дней... От нас до города восемьдесят километров всего. Вы же мучаете друг друга...
– Вообще-то я женщина, и не мое дело просить о свидании. Захочет – приедет.
– Понятно, – сказал он и вошёл в купе.
Когда поезд остановился, и Вадимы собрали свои вещи, её, светленький Вадим, выпрямился и посмотрел на неё потерянным взглядом.
– Всего хорошего.
– Всего хорошего, – еле слышно пролепетала она.
Татьяна Игоревна ушла, ни с кем не прощаясь. У неё было много узлов, сумок и ведра. И ей было не до церемоний. Она вручила Вадимам по ведру – чтобы
помогли вынести, и, кряхтя, покинула вагон.
Продолжение здесь
Азаева Эвелина (автор) Tags: Проза Project: Moloko
Другие рассказы этого автора здесь , здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь