Ярчук снова сидел у забора и глухо рычал, глядя на соседский двор. Его уши приподнимались от каждого звука, и одному Богу было известно, что он видит или чувствует.
Зайдя в дом, я выглянула в окно. На улице тихо, никто видимо больше не интересуется, что за новый жилец появился в деревне. Может сходить к бабе Явдохе? Вот я вообще не могла припомнить, чтобы она упоминала о внуке Гавриловича.
- Пойдем в гости, - позвала я щенка, спустившись с крыльца. Тот тявкнул на дыру в заборе и посеменил за мной.
Баба Явдоха встретила меня добродушно. Она перемывала стеклянные банки на улице и сразу же нашла для меня дело.
- Ставь их на рушник, горловиной вниз, - она кивнула на белоснежный рушник с вышивкой, расстеленный на большом деревянном столе. – Ты просто в гости, або случилось чого?
- В соседнем доме крыльцо ремонтируют, - сказала я, и баба Явдоха подняла на меня удивленный взгляд.
– Хто?
- Рабочие. Оказывается, у Гавриловича внук есть. Он и занялся обустройством, - ответила я, глядя, как увеличиваются в размерах ее глаза.
- Внук? – старушка вытерла руки о фартук. – Нестор, что ли?
- Да, именно так он и представился, - подтвердила я. – Вы мне не говорили, что у него внук есть.
- Так я за него и забула давно… - хмыкнула баба Явдоха. – Павла ведь на Надьке оженили. Не сам он ее выбрал. Прожили молодые год, да разбежались. Она пацаненка родила уже после развода. Потом Надька уехала куда-то в Сибирь, что ли… Больше о ней я не чула. Так ты говоришь, Нестор здесь объявился? Чудно… чудно…
- Явдоха! Явдоха! – позвал кто-то из-за калитки, и старушка крикнула в ответ:
- Заходь, Петривна!
Во двор вошла женщина лет шестидесяти в черном платке. Она присела на скамейку и, бросив на меня любопытный взгляд, спросила:
- Гости у тебя?
- Так это Сонька. Шо Клавкину хату купила, - объяснила баба Явдоха.
- Аа-а-а… - кивнула женщина и представилась: - Меня Галя зовут.
- Очень приятно, - я подумала, что, наверное, пора уходить, ведь женщина явно пришла с каким-то разговором. Но она вдруг обратилась ко мне:
- Приходи завтра, Соня. Полю в последний путь провести.
- Во сколько похороны? – спросила баба Явдоха.
- Батюшка в одиннадцать придет, - тяжело вздохнула Галя. – Поминать во дворе будем, по старинке. Не хочу я в эти кафе идти… Борщ – вода, гуляш - одна шкура, а в пирожках тесто пересушенное. Все сама сделаю.
- Правильно, Галя, правильно… - поддержала ее старушка. – Польке-то памятник ставить будете?
- Через год. Пусть земля осядется…
- Ой, а я мне никаких памятников не надо. Помру, хрест поставят, и будет, - фыркнула баба Явдоха. – А то позовут меня на Страшный Суд и что? Памятник на горбу переть? Ну, нет… дурных нэма. И хрестик поменьше, чтобы горба не отбил.
- Я чего пришла, Явдоха, дай мне дрожжей, если есть, - попросила Галя. – В магазин идти не хочу.
- Знайдэмо, - хозяйка дома поднялась со скамейки и сказала мне: - Почекай тут. Я зараз вернусь.
Женщины ушли, а мы с Ярчуком остались сидеть за столом. Меня что, на похороны и помины позвали? Блин… После мужа все это воспринималось очень тяжело… Вот что за мода у этих деревенских незнакомых людей на все свои мероприятия приглашать?
Когда старушка вернулась, я сразу же поинтересовалась:
- А мне можно не идти? Я никого не знаю, меня тоже. Да и вообще, похороны…
- Нельзя, - отрезала баба Явдоха. – В деревне так не принято. Если туточки жить собираешься, к людям с добром надобно.
- Кто хоть умер? – я уже понимала, что отвертеться у меня не получится.
- Дочка у Галки померла. Поля. Она больнэнька была. Сама не ходила, говорила с трудом… Тяжко Галке было, - ответила старушка. – Из родственников только муж бывший. Он должен приехать к утру, чтобы Польку схоронить.
Я еще немного посидела и засобиралась домой, пообещав, что завтра к одиннадцати приду, и мы вместе пойдем на сие печальное мероприятие.
В соседнем доме было тихо. Наверное, рабочие на сегодня закончили. Мы с Ярчуком вошли во двор, и я сразу же заметила, что дыры в заборе уже нет. Вместо нее красовались новые доски, прибитые с другой стороны. Ну а что, правильно… Кому понравиться, когда по его участку шастают посторонние? А еще окно, выходящее в мой двор, оказалось открытым. Шторы сняты, стекла вымыты. Зачем было так строить? Черт-те что!
А ночью меня разбудил стук в окно. Я испуганно села в кровати, а потом все-таки отодвинула шторку. Но в кромешной темноте трудно было что-то разглядеть. Пришлось открыть створку.
- Кто здесь?
- Это я! Баба Явдоха! – раздалось снизу. – Одевайся, пойдем!
- Куда? – я ничего не понимала.
- К Галке! Ей плохо стало. Скорая забрала. Нужно у нее в хате посидеть, пока Ванька не приедет! – громким шепотом сказала старушка. – Выходь!
Еще лучше! Я быстро оделась, осторожно обошла крепко спящего Ярчука, и вышла из дома. Баба Явдоха вылезла из кустов, отряхивая подол.
- Довго ты, Сонька собираешься!
- Погодите, а зачем нам туда идти? – мне прям совсем не улыбалось сидеть ночью в доме, где лежит покойник.
- Я же сказала! Галке плохо стало! А покойницу одну оставлять нельзя! – раздраженно объяснила старушка. – Мы з нэю дружим, вот она и попросила. Ну а мне самой тоже муторно.
- Почему вы Демьяна не взяли? – возмущенно полюбопытствовала я. – С ним точно муторно не будет!
- Внук до города поехал! – баба Явдоха дернула концы платка, затягивая его потуже. – А тебе трудно бабке старой помочь?!
Черт! Я поплелась за ней, мысленно костеря все на свете. Все-таки я бесхарактерная. Вот сказала бы «нет» и все. Кто бы меня заставил?
- А другие соседи, почему не участвуют? – задала я резонный вопрос, когда мы завернули в проулок.
- У нас по улице они старики живут. Что от них толку? Только дупцю свою на диван посадят и все! Сразу храп стоит! – проворчала баба Явдоха. – А спать нельзя! Вдруг кто в хату войдет да к покойнице подберется? Дверь-то запирать нельзя!
- Зачем кому-то к ней подбираться? – мне уже хотелось плюнуть на все и быстрым шагом нестись обратно к дому.
- Как зачем? – старушка удивленно повернулась ко мне. – Порчу на живого человека навести. Что-то в гроб положить, что-то вытащить…
Она пошла дальше и примерно через десяток метров остановилась у небольшого дома с одиноко светящимся окном. Баба Явдоха первая шагнула в распахнутую настежь калитку, а я следом за ней.
В доме явственно слышался запах смерти. Нет, это не было запахом тлена. А нечто тревожным, пробирающим до глубины души. Пахло гробовой стружкой, шелком покойницкой подушки и воском. У меня появилось уже знакомое чувство нехватки воздуха. Я не могла его вдохнуть полной грудью, а словно пыталась глотать через силу.
В большой комнате, освещенной тусклым светом одного торшера, стоял гроб, обитый коричневой тканью. В нем лежала женщина примерно лет тридцати пяти с желтым, восковым лицом. На ее веках мутно поблескивали монеты, а подбородок был подвязан бинтом. У гроба стоял небольшой столик с горящей свечой и иконой, а за ним сидела бабулька в черной одежде. Перед ней была раскрытая книга, но божий одуванчик тонко похрапывал, посвистывая одной ноздрей.
- Вот о чем я гутарю! – кивнула на нее баба Явдоха. – Заходь, кому не лень!