Неожиданное откровение бабы Жоли мало что прояснило для Милы, но и того, что она услышала было достаточно, чтобы задать самый важный вопрос – почему Жоля не открылась ей раньше? Почему предлагала обжиться и вступить во владение домом, а, значит, и силой, зная о печальном финале, который ждёт ворожбитку?
- Ох, Милушка, - баба Жоля со вздохом потупилась, - ведь нельзя дрыгве долго без присмотра. И дому без хозяйки нельзя! Усякае нядобрае в нем завестись может. Помнишь рыжего крысёныша-чубася? Ну вот. Спачатку (сначала, бел.) такие как он шмыгают, а потом кто и пострашнее... А деревне защита нужна. Моей силы давно на всё не хватает, Новик совсем сник... а Кайка... она из других... Вот и обрадовалась тебе! Подумала, что потом и мою науку примешь.
- И что изменилось теперь? – Милу ничуть не удивило это эгоистичное признание. Пожалуй, она и сама поступила бы так же, в первую очередь позаботившись о людях и о месте, в котором живёт.
- Вянок! – сунулся ей под ноги серый ссохшийся ком. – С вянком нельзя!
- Няможна с вянком! Навошта прыняла яго і дадатак? (зачем приняла его и добавку?) – тощий котяра вывернулся из-под фартука и чёрной молнией метнулся к дому, едва не потеряв красный сапожок.
- Что скажешь, Милушка? – бабка смотрела пытливо. – Ведь правы они. Оба правы! Попутала ты себя этим проклятущим венком! Ох и попутала!
- Я... не знаю... мне сказали, чтобы его взяла... – Мила не могла объяснить даже себе тот внезапный порыв, побудивший её выполнить повеление деда. – Я заблудилась. Устала. Мне было очень страшно! Вот и послушалась деда. Он мне велел так поступить...
- Кто сказал? Не гаюн ли? – баба Жоля вновь покачнулась и налегла на клюку.
- Не знаю! Обычный такой дед. Но с хитрецой. Он меня до Рубяжей подвозил... А еще сказал, что мы одной крови... Баба Жоля! – Мила подхватила побелевшую лицом старуху и попыталась подвести её к ступеням. – Вам нужно полежать, восстановиться!
- Куды прёшь её, бесталкоўка? (бесталковка, бел.) – рявкнуло с той стороны двери. - Негде у нас разлёживаться! Или забыла?
- Негде, негде, негде! – прошелестел сухими травинками подкатившийся комок. – Вося слухай, ён брахаць не станет.
- Молчи, сухое мочало! – гневно проорало из дома. – Чегося моё имя без нужды поминаешь? Чтоб тебя ветром по пуще растрепало, недотымок!
- Ах, так? – комок воинственно распушился и даже немного увеличился в размерах. Оказалось, что у него имеется пара тоненьких цыплячьих лапок, а среди травы да перьев прячется и сморщенное личико с круглыми глазами совы да коротенькими рожками во лбу. – А у тебя... а у тебя... чтоб у тебя сапожок скрали! Вот я тогда посмеюся!
- Ну, Ыть! Ты сам напросился! – дверь на секундочку приоткрылась и разгневанный Вось быстро втащил напарника внутрь. Послышались звуки возни и негодующие возгласы – похоже было, что домовики затеяли нешуточную разборку.
- Теперь долго не уймутся, - баба Жоля слабо улыбнулась, а потом попросила. - Проводи меня до деревни, Милушка. Если, конечно, не устала. Ты ведь тоже всю ночку промаялась. Тебе и самой требуется отдохнуть.
Мила и правда сильно вымоталась за прошедшую ночь, но отказать бабке в помощи не могла. Покосившись ещё раз на дверь, она решила, что не нужно вмешиваться в споры домовиков, наверняка подобные схватки происходят между ними не в первый раз. Но приструнить бузотёров всё же требовалось, поэтому она постучала по доскам, а когда в доме притихли, сказала громко и отчетливо:
- Я провожу бабу Жолю в Рубяжы. К моему возвращению дом вычистить и вернуть бабушкины вещи на места. Надеюсь, вы меня поняли. Иначе...
В ответ что-то недовольно прогундосил Ыть да хрипло заругался одноглазый Вось. И Миле пришлось повторить указание, присовокупив к нему угрозу, что в случае неповиновения придумает для неслухов страшную кару. Возражений на это не последовало, лишь громко и обиженно засопел под дверью Ыть.
- Правильно ты с ними! – одобрила её порыв бабка. – А то совсем ошалели без пригляда. Но теперь выправятся. Дай только времени немножко.
- Они оба бабушкины домовые?
- Оба. Ыть – из хохликов. А Вось – хатник. Древний совсем, но ещё поскрипывает. Они хорошие, Милушка. Ты поймёшь.
- Да я верю. Они такие странные. Смешные.
- Может и так. Но верные. Помни про это. Верные и добрые. По-своему, конечно. Дом тебе вычистят, не сомневайся. Ты ведь вернуться сюда хочешь?
- Хочу. Я решила принять бабушкин дар...
- Ох, Милушка... – выдохнула Жоля. – Непросто тебе придётся...
Она поправила платок и зашептала что-то беззвучно, то ли заговорила сама с собой, то ли обращалась к неведомым Миле богам.
До Рубяжей добирались медленно – бабка едва переставляла ноги. Особенная её самодельная таблетка подействовала слабо, и Жоля то и дело приостанавливалась, чтобы передохнуть.
Мила бабку жалела, но молча идти не могла и, как только они отошли подальше от дрыгвы, снова спросила про то, что больше всего тревожило сейчас – про венок и про бабушкин дар.
- Вы же сами говорили – как хорошо, что я вернулась! Радовались! А теперь отговариваете и пугаете!
- Ты венок приняла. Да ичше от окаяныша. Теперь всё поменялось.
- Так объясните! И про венок, и про превращение... Почему бабушка стала лихозоркой? Из-за того, что в дрыгву ушла, да?
- Что в дрыгву ушла – заведено так. А лихозорка она от того, что в обход правил и совести поступила, по велению сердца сработала.
- Из-за меня, да? – онемевшие от внезапной догадки губы с трудом приоткрылись. – Она меня отсюда отправила и память стерла, а должна была... наказать?
- Не она должна была, а пуща... Намеренно сработанное зло требует расплаты. Да Саня шибко тебя любила, вот и спасла. Я не могу её за то виноватить.
- Что со мной было бы?
- Кабы знать... пуща к себе прибрала бы. А дальше – не ведаю что...
- И сейчас? Сейчас может прибрать к себе?
- Уже прибрала. Ты же приняла вянок. Теперя никуда не денешься, обычай нужно соблюсти.
- Да что за обычай, баба Жоля? Хватит уже загадок!
- На Купалье вянками женихаются. Или не знала об том? Девки по воде их пускают, а молодцы из воды таскают, чтобы вянки владелицам вернуть. Если люб парень – нужно вянок принять, это означает согласие.
- Согласие? – повторила потрясенная Мила. – На что согласие?
- На вяселле (свадьбу, бел.)
- Нет. Глупости. Бред. Это всего лишь венок! Обычный... – Мила запнулась, вспомнив, что не может его снять с головы. Кроме того венок оказался невидимым для всех, а значит точно обычным не был.
- Вот, вот... – покивала бабка. – Теперя ты нарачоная, Милушка. Только жаніх нявесту ненавідзіць (ненавидит)
От этой новости Мила едва не задохнулась, тяжесть снова разлилась в груди, напоминая об обретенной тяготе. Мила собралась сказать про неё бабе Жоле, да только не смогла подобрать подходящих слов – будто что-то специально удерживало её, мешало, путало мысли. А когда им навстречу вышла из пущи Кайя, стало совсем не до личных переживаний.
- Баба Жолина! Мила! Ну, слава богам! Я всю пущу прочесала, ни присела ни на миг! Отчаялась тебя найти! – Кайя ткнула в Милу кулачком и расплакалась. – В другой раз так не поступай! Поняла?
- Что значит – не поступай? – Мила с трудом удержалась, что не высказать подруге все обвинения. – Я ничего не делала, просто шла за вами, а проход закрылся!
- Потому что ты тормоз, Милуш. Шустрее нужно было, живее...
- Хорошо. Пусть я тормоз. Но ты не такая. Почему за мной не вернулась? Почему бросила?
- Я не могла, Милуш... – слёзы Кайи разом высохли. – Для выхода нужно было провести новый обряд, а мы еще ничего не успели посмотреть... Ну, не сердись. Всё же хорошо окончилось, верно? Как ты смогла выбраться? Как вышла с того места?
- Я её вывела, - баба Жоля словно невзначай наступила Миле на ногу, побуждая молчать.
- Вы? – удивилась Кайя. – Вы не могли её вывести! Вы в дрыгве шептали!
- На шчасце Милушки я на пялёстак (лепесток) соблазнилась. Папараць прямо передо мною расцвёл! Рассыпался красинькими искорками! И одна поплыла по тропинке! И я за ней. Только не далась она мне руки. Ну, и ладно. Зато Милушку увидала, от страшного уберегла.
- Так вы не шептали? Не пели колыбельную? – Кайя разглядывала бабку, словно хотела уличить её во лжи.
- Отшептала как полагается. А уж потом папараць мне привиделся. Словно весточка от Сани, от подруженьки дорогой. А почему ты всё пытаешь меня? Случилось чего?
- Случилось. – Кайя мрачно кивнула. – Родион пропал. Остался на Кукушкиной горе.
- Как? – бабка прихватила себя за сердце. – Как ты могла его там бросить?
- А что я, если он сам смылся? Мы только туда поднялись, и он сразу сбежал! Я всего на минуточку отвлеклась, а его уже нет. Не маленький. Знал, куда веду. Пускай сам за себя отвечает!
- Пропадёт там парень. Сгинет! Нельзя людям на Кукушкин холм подниматься, а ты повела!
- Я защиту поставила! Знаю, как там уберечься. Да мы и ненадолго собирались, только полюбопытствовать. Подтверди, Милуш. – Кайя как ни в чём не бывало улыбнулась подруге, и Мила решила ей подыграть.
- Не вините Каю, Родион большой мальчик. – пробормотала она, подавив желание вцепиться в роскошные волосы заклятой подружки.
- Может, и большой. Да толку? Пропадёт парень ни за что.
- Кайя что-нибудь придумает. Она всё может. Верно, дорогая? – Мила вернула Кайе невинную улыбку.
- Да уж. Придётся ей постараться! – баба Жоля сверлила Кайю недобрым взглядом. – Давно на холме не пропадали люди. Если Родиона не вернуть – может случиться непоправимое!