Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.
Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.
Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.
Лет шестьдесят назад это стихотворение, что называется, ходило по рукам: впечатлительные девушки переписывали его в тетрадки, украшали незамысловатыми рисуночками «про любовь», хранили тетрадь под подушкой. Автора не указывали – не знали. Написал эти страстные строки семидесятилетний Николай Асеев, посвятив его своей единственной женщине и музе – жене Ксении.
Поэт, переводчик, прозаик, литературовед – Николай Николаевич прожил долгую, внешне вполне безоблачную жизнь: не попал, как многие его друзья, в жернова репрессий, не имел открытых врагов, не принимал участия в случавшихся повсеместно литературных скандалах. Перед Великой Отечественной пятидесятилетнего Асеева объявили ведущим поэтом современности, дали Сталинскую премию. Но вот не в меру проницательный военачальник Клим Ворошилов как-то в шутку заметил, что Асеев не любит вождей, а поэт тогда же зачем-то уничтожил весь свой архив, объяснив этот внезапный порыв, что не стоит оставлять за собой «земного сора». Что там было, в том архиве, сегодня уже никто не узнает…
В течение жизни Николай Асеев опубликовал несколько десятков сборников своих стихов, мэтры предсказывали славу первого поэта страны:
«Есть у нас Асеев Колька, – писал Владимир Маяковский, – Этот может. Хватка у него моя». Другой поэт, Алексей Крученых еще усилил впечатление: «Маяковский служит стихом, он служащий. А Коля – служит стиху. Он – импульс, иголка, звёздочка, чистое золото».
Встреча с Владимиром Маяковским стала одним из знаковых событий в жизни Асеева:
«Со времени встречи с ним изменилась вся моя судьба. Он стал одним из немногих самых близких мне людей».
По воспоминаниям современников, в Москве 20-х годов от Николая Асеева стихов ждали больше, чем от Маяковского, который славился как непревзойдённый создатель «шума, скандала, хорошей остроты, веселого спора-зрелища».
Асеев, конечно же, являлся соратником Маяковского, который убеждал его в необходимости создания плакатных стихов на злобу дня, поэты даже работали в соавторстве («Сказки про купцову нацию, мужика и кооперацию» и другие агитки). Но Асеев того времени – прежде всего, непревзойденный лирик; как писал Пастернак, Асеев – это «воображанье, яркое в беспорядочности, способности претворять неосновательность в музыку, чувствительность и лукавство подлинной артистической натуры». И, вне всякого сомнения, с собственным, уникального звучания стихом.
Вместе с Владимиром Маяковским, Осипом Бриком и Борисом Кушнером Николай Асеев создал творческое объединение «Левый фронт искусств». Доселе в поэзии такого не было: прозвучали призывы о связи искусства с … промышленным производством, полном отказе от вымысла в противовес фактическому обозначению насущных проблем общества.
«Сейчас следует учиться поэзии у станка и комбайна», — писал Николай Асеев. В объединение вошли не только поэты, но и художники - Любовь Попова, Варвара Степанова, Владимир Татлин, архитекторы братья Веснины и Андрей Буров, кинематографисты Сергей Эйзенштейн, Дзига Вертов И Леонид Трауберг.
Особо место в творчестве Николая Асеева занимает биографически-мемуарная поэма «Маяковский начинается», за которую он и получил Сталинскую премию, с яркими воспоминаниями об атмосфере эпохи 20-х.
«Мы говорили; вот, если запретить писать стихи? Нельзя никак — просто стихи будут исключены из жизни общества. Что будут делать поэты? Асеев перестанет жить» (Варлам Шаламов).
Это «ранний Асеев»...
После Великой Отечественной войны Асеев тоже писал стихи, вышла книга «Зачем и кому нужна поэзия» с воспоминаниями о Владимире Маяковском, Велимире Хлебникове, Сергее Есенине, Александре Твардовском. Академик Дмитрий Лихачев высоко оценил сочинение, назвав книгу интересной по мыслям и блестяще написанной.
Но тот ли это ярчайший Асеев?
«Асеев принадлежит к тому поколению поэтов, – заметила Ахматова в 1956 году, – которое выступило как молодое, молодость была главным признаком школы, и они были уверены, что молодость будет принадлежать им всю жизнь. А теперь, когда они несомненно старые, они никак не могут с этим освоиться. Не стихи – а рифмованное заявление в Моссовет».
Что ж, это личное впечатление, может быть, правдивое и хлесткое. Может быть…
Но всегда мы будем помнить такого Асеева:
Николай Асеев «Мы живём ещё очень рано»
Мы живём ещё очень рано,
на самой полоске зари,
что горит нам из-за бурьяна,
нашу жизнь и даль озарив.
Мы живём ещё очень плохо,
Ещё волчьи зло и хитро,
до последнего щерясь вздоха
под ударами всех ветров.
Но не скроют и не потушат,
Утопив в клевете и лжи,
Расползающиеся тучи
наше солнце, движенье, жизнь.
Ещё звёзды во сне мигают
на зелёном небе морском.
Не собьют нас, не запугают
тёмной тенью, волчьим броском.
Те хребты и оскалы плоски,
Порождённые полусном.
Мы ж на самой зари полоске
свежей жизнью лоб сполоснем.
Из-за тучи, из-за тумана,
на сквозном слепящем ветру,
мы живём ещё очень рано,
на свету, в росе, поутру!
Николай Асеев «О смерти»
Меня застрелит белый офицер
не так — так этак.
Он, целясь, — не изменится в лице:
он очень меток.
И на суде произнесет он речь,
предельно краток,
что больше нечего ему беречь,
что нет здесь пряток.
Что женщину я у него отбил,
что самой лучшей…
Что сбились здесь в обнимку три судьбы, —
обычный случай.
Но он не скажет, заслонив глаза,
что — всех красивей —
она звалась пятнадцать лет назад
его Россией!..
Николай Асеев «Летнее письмо»
Напиши хоть раз ко мне
такое же большое
и такое ж
жаркое письмо,
чтоб оно
топорщилось листвою
и неслось
по воздуху само.
Чтоб шумели
шелковые ветви,
словно губы,
спутавшись на «ты».
Чтоб сияла
марка на конверте
желтоглазым
зайцем золотым.
Чтоб кололись буквы,
точно иглы,
растопившись
в солнечном огне.
Чтобы синь,
которой мы достигли,
взоры
заволакивала мне.
Чтоб потом,
в нахмуренные хвои
точно,
ночь вошла темным-темна…
Чтобы всё нам
чувствовалось вдвое,
как вдвоем
гляделось из окна.
Чтоб до часа утра,
до шести нам,
голову
откинув на руке,
пахло земляникой
и жасмином
в каждой
перечеркнутой строке.
У жасмина
запах свежей кожи,
земляникой
млеет леса страсть.
Чтоб и позже —
осенью погожей —
нам не разойтись,
не запропасть.
Только знаю:
так ты не напишешь…
Стоит мне
на месяц отойти —
по-другому
думаешь и дышишь,
о другом
ты думаешь пути.
И другие дни
тебе по нраву,
по-другому
смотришься в зрачки…
И письмо
про новую забаву
разорву я накрест,
на клочки.
Николай Асеев «Дом»
Я дом построил из стихов!..
В нем окна чистого стекла, —
там ходят тени облаков,
что буря в небе размела.
Я сам строку свою строгал,
углы созвучьями крепил,
венец к венцу строфу слагал
до самых вздыбленных стропил.
И вот под кровлею простой
ко мне сошлись мои друзья,
чьи голоса — но звук пустой,
кого — не полюбить нельзя:
Творцы родных, любимых книг,
что мне окно открыли в мир;
друзья, чья верность — не на миг,
сошлись на новоселья пир.
Летите в окна, облака,
входите, сосны, в полный рост,
разлейся, времени река, —
мой дом открыт сиянью звезд!
Николай Асеев «Хочу я жизнь понять всерьёз»
Хочу я жизнь понять всерьез:
разливы рек, раскаты гроз,
биение живых сердец —
необъясненный мир чудес,
где, словно корпус корабля,
безбрежно движется земля.
Гляжу на перелеты птиц,
на перемены ближних лиц,
когда их время жжет резцом,
когда невзгоды жмут кольцом..
Но в мире нет таких невзгод,
чтоб солнца задержать восход.
Николай Асеев «Когда приходит в мир великий ветер»
Когда приходит в мир великий ветер,
против него встает, кто в землю врос,
кто никуда не движется на свете,
чуть пригибаясь под напором гроз.
Неутомимый, яростный, летящий,
валя и разметая бурелом,
он пред стеной глухой дремучей чащи
сникает перетруженным крылом.
И, не смирившись с тишиной постылой,
но и не смогши бушевать при ней,
ослабевает ветер от усилий,
упавши у разросшихся корней.
Но никакому не вместить участью
того, что в дар судьба ему дала:
его великолепное несчастье,
его незавершенные дела.
Николай Асеев «Мои стихи»
Стихи мои из мяты и полыни,
полны степной прохлады и теплыни.
Полынь горька, а мята горе лечит;
игра в тепло и в холод — в чет и нечет.
Не человек игру ту выбирает —
вселенная сама в нее играет.
Мои стихи — они того же рода,
как времена круговращенья года.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!
