Есть мнение, что никто никогда не позволит провести раскопки на берегу Чудского озера, поскольку ничего, конечно же, там не будет найдено. И тогда рухнет мощная патриотическая легенда. Это одно из множества мнений, в основе которых лежит дремучее невежество. Ибо – и позволяли (в XVIII столетия ещё), и копали, и действительно, ничего не нашли. Но это не повод ставить сам факт сражения под сомнение. «Ничего не нашли» в случае битв средневековых, а тем паче античных, – типичный, предсказуемый результат раскопок, даже в тех редчайших исключениях (Ледовое побоище к таковым не относится), когда хотя бы примерно известно, где копать.
Догадки, где конкретно «на берегу Чудского озера» сражение могло произойти, появились лишь недавно. Собственно, из комментариев к статье о них скрин и взят. Недавно же удалось найти и место Куликовской битвы. Раскопки показали хорошую степень совпадения сообщений источников с реальными событиями. Верно, в частности, описывался ход боя, – наступление русских, контратака татар, прорыв по левому флангу, удар засадных полков, преследование… Вымыслом (в чём, собственно, никто и никогда не сомневался) оказалась огромная численность армий. Как и огромные потери сторон. Реально, в битве участвовали по 10-20 тысяч всадников с каждой из сторон. Пехоты никакой на Куликове поле не было, – ни «генуэзской», ни даже русской.
То есть, письменную версию событий на Куликовом поле отчасти удалось проверить, – со вполне ожидаемыми результатами. Описание Ледового побоища такой проверке не поддаются. Так что, частичной мифилогизации сражения отрицать нельзя. Написанное в учебниках не заслуживает доверия уже потому, что рассказ сопровождается схемой… Схемы же в данном случае, – чьё-то там авторское видение того, как «могло быть».
Тем не менее, в случае Ледового побоища, домыслы можно отделить от фактов, известных точно. В частности, известно, что сражение было крупным (по местным, скромным меркам). Это следует уже из того, какую важность событию придавали по обе стороны фронта… С русской стороны в нём участвовали ополчения Новгорода, Пскова и суздальская дружина. В сумме это могло дать до 17 тысяч человек, – но речь, конечно, о верхней границе. Всех силах. На поле же, скорее, речь может идти о вдвое меньшем количестве людей.
С «немецкой» стороны в войне участвовали Ливонский орден, Рижское и Дерптское епископства и Дания. Плюс, разумеется, «пилигримы» – рандомные европейские рыцари в рядах каждой из четырёх армий. Кто и в каком количестве присутствовал на поле боя, сколько там было «чуди» и какой именно, – предмет домыслов. Достоверно известно лишь, что ливонцы имели заметный перевес, как по собственному впечатлению, так и по мнению Александра Невского.
То есть, тоже что-то в пределах 5-10 тысяч. О бесполезности же попыток более точной оценки свидетельствует упоминание в ливонских хрониках занятия Псковского кремля гарнизоном из двух рыцарей… Возможно, покупателю пергамента это о чём-то говорило. Историкам же не говорит ни о чём. Разумеется, речь не о двух рыцарях as is, а о двух «копьях» – дружинах рыцарей. «Копьё» же, помимо рыцаря, могло включать от ноля (однощитный рыцарь) до сотен человек, как-то там вооружённых и в какой-то мере боеспособных... Отчётливо представлять себе реальную силу «двух братьев Ордена» мог только третий ливонский брат…
К области известного относится также то, что немцы (рыцарская конница) атаковали, вклинившись в строй русской пехоты. Но, почему-то, – здесь только домыслы, – не прорвали его, были окружены и разбиты. Потери сторон неизвестны даже приблизительно (ибо источниками указываются не в людях, а в «рыцарях»), однако, поражение ливонцев было тяжёлым, – баланс сил в регионе по результату изменился в пользу Новгорода.
...Всё это в буквальном смысле тривиально, – известно, каждому со школы. Как каждому теперь известно и то, что рыцари, проваливающиеся под лёд, – выдумка Эйзенштейна. Нетривиален же и важен для понимания истории и источников упомянутый выше «третий брат». Очень трудно уйти от неосознанного впечатления, что хроники и летописи, – старинный аналог учебников истории… Либо же некое «послание потомкам»… Абсолютно ничего общего.
Хроники и летописи представляли собой коммерческую литературу, писавшуюся для современников. Не в архив, тем более, не в тайный архив, не «в стол», – на продажу. Пергамент, работа составителя стоили денег, и окупались заказами изготовления списков. Соответственно, если предполагалось, что читателю это будет интересно, летопись содержала события прошлого давнего, – взятые из других подобных произведений. Но и недавние события тоже. Причём, последние всегда попадали в источники ещё при жизни очевидцев события.
Составитель хроник как с ливонской, так и с русской стороны, не мог дать волю фантазии. Например, что-то важное скрыть, что-то добавить, выдать победу за поражение, – даже если очень хотелось. Ибо творил для другого такого же, как он, ливонца или новгородца. При попытке существо дела исказить, не просто возможен, а неизбежен становился диалог:
– Что у вас тут? О. Хроники Ордена. Новые? До битвы на Чудском озере доходят?
– Какой битвы? Не было ничего такого, в свете последних постановлений Конклава…
– Как «не было», если я сам (мой дед) там ранен был?