- Окончание. Начало >здесь<
Высадив пассажира на остановке, грузовик поехал дальше, подняв облако пыли.
Высокий мужчина расправил плечи, потянул затёкшие от долгого сидения в тесной кабине мышцы, и, подхватив чемодан, направился к дрожащим в летнем мареве постройкам. По дороге ему никто не встретился. Стояла такая жара, что собакам было лень его облаивать — они все спали, развалившись в тени деревьев и высунув розовые языки.
Мужчина остановился возле увитого виноградной лозой забора, и дернул ручку калитки, но дверь оказалась заперта. Мужчина застыл и стал беспомощно оглядываться по сторонам. Ни души.
Тогда он пошёл к соседям.Толкнул ворота. Незаперто. Пошёл к дому по дорожке.
Заметив его в окно, навстречу ему вышла женщина, высокая и сухопарая.
— Вам кого? — подслеповато вглядываясь в незнакомца, спросила она.
— Тут рядом бабушка Авдотья жила, — кашлянул он.
— Уехала Авдотья. К детям, в город!
— Да, мне, собственно, не сама Авдотья нужна. Мне бы... мне бы Веру Задорожную повидать. Не подскажете, где мне её найти?
— Веру? — удивилась женщина, подняв брови.
— Ну да. Она на ферме работала, в лаборатории. Но там закрыто, я подумал, что..
— Вы кто? — женщина жадно вглядывалась в его лицо.
— Я, в некотором роде... давний знакомый. Доводилось работать вместе, — мужчина поставил чемодан, и несколько раз сжал и разжал кисти рук, — ну так как? Подскажете, где мне найти Веру?
— Пошли, — женщина подвязала косынку и пошла вперёд, — чемодан пока можешь оставить!
Они шли минут десять. Когда постройки остались позади, мужчина заподозрил неладное, а когда увидел раскинувшееся перед ними кладбище, попросил провожатую остановиться.
Он понял, что тяжёлое предчувствие, которое он гнал от себя последние пять лет, оказалось отражением страшной реальности. Это так ошеломило его, что он не мог вымолвить ни слова.
Кое-где, как свечки, тянулись к солнцу стройные кипарисы, шелестели листвой акации. Женщина провела чужака до окружённого кованой оградкой семейного захоронения Макаровых, и сказала:
— Вот, здесь теперь Верочка обитает. Задорожная-то она по-мужу!
— Что случилось? — сдавленно произнёс мужчина, проведя ладонью по могильной плите, на которой были высечены имя, фамилия и даты рождения и смерти Веры, — почему?
— Так у каждого свой срок, хоть Вера и приблизила свой конец, — поправила косынку женщина, и посмотрев на сникшего чужака, поинтересовалась: — надолго к нам, или как?
— Думаю, завтра уеду, — медленно ответил он.
— Остановиться-то есть где? — не отставала она.
— Мне бы комнату до завтра. Я очень устал, — ответил мужчина и сложил молитвенно руки, — а сейчас, прошу вас… оставьте меня с Верой… я сам найду дорогу. Спасибо вам!
— Да пожалуйста! — пожала плечами женщина, — Комнату сдам, до завтра. Два рубля!
— Годится, — рассеяно кивнул мужчина, и проводив назойливую станичницу глазами, обратился, наконец, к Вере.
У него не было с собой ни цветов, ни венков. Всё, что он смог оставить на кладбище, это сбивчивые слова о том, как он жил последние годы ожиданием встречи. Как понял, что она солгала ему, что не любит, чтобы он не подвергал себя опасности.
— Почему ты не дождалась меня, Вера? — целовал он пыльный камень, — ты не могла оставить мужа ради меня… но ради кого ты оставила всех?!
Ответом ему был стрёкот насекомых.
— Прощай! Я никогда тебя не выдам, и никому не отдам,— приложив руку к сердцу, мужчина в последний раз окинул взглядом могилу и побрёл к дому пообещавшей ночлег станичницы.
К его приходу хозяйка поставила самовар и даже выложила на стол баранки и мёд.
— Значит, не брешут люди: и у нашей святой Верочки всё-таки был секрет! — надела она очки, чтобы получше разглядеть гостя.
— Простите, я вас не понимаю, — смутился он.
— Ой, вы знаете, люди такое иной раз напридумывают! — она подставила под носик самовара чашку с заваркой. Налив до краёв, подала гостю.
— Что верно, то верно, — кивнул тот, с благодарностью принимая чай.
— Но, мы с вами так и не познакомились, — кокетливо улыбнулась женщина, — я Алёна.
— Константин.
— Ой! А вы случайно не бывший агроном? Да я же вас знаю! — засмеялась Алёна так громко, что гость вздрогнул, — ой, да вы просто в бороде, вот я и не признала сперва! А вы? Вы меня не помните?
Он равнодушно скользнул по ней взглядом:
— Нет, извините. Плохая память на лица! Я действительно какое-то время работал агрономом, весьма непродолжительное время..
Он опять начал уходить в себя, но Алёна растормошила его:
— Да как же вы могли работать вместе с Верой? Раз ты агроном? Ой, темнишь, дядя!
— Что с ней случилось? — глухо спросил мужчина, пропустив вопрос мимо ушей. Смех хозяйки его раздражал, как и глупые вопросы, — отчего она умepла?
— Отравилась. Между прочим, ходили слухи, что в этом замешан чужак! — в упор глядя на гостя, заявила Алёна и придвинула ему связку баранок, — угощайся! Прошу, расскажи, что у вас там было с Верой!
— Знаете, я, наверное, пойду, — он встал, — где мой чемодан?
— Куда? Мы же только начали знакомство! — обиделась Алёна.
Дальше в меню у неё было креплёное вино. Обычно срабатывало.
"Надо было сразу выставлять, а уж потом наседать с вопросами"! — корила она себя. Ей стало очень обидно не только за себя, но и за всех женщин, которым приходится клянчить любовь. Не всем же быть, как Вера!
— Может быть, останешься? — интимно прошептала она, — я приготовлю ужин, посидим, поговорим, выпьем винца?
— Да нет, мне в город надо, вспомнил об одном деле, — неумело соврал Константин, — это срочно.
— Так автобус теперь только завтра будет!
— Доберусь, как-нибудь, на попутках. Ещё раз спасибо! — сказал он, и выскользнул за дверь.
— Скатертью дорожка! — не выдержав, крикнула она ему вслед.
Не став дожидаться, пока агроном скроется из виду, Алёна пошла на задний двор, отогнула доску и сквозь заросший участок Авдотьи прямиком рванула к дому Прасковьи Карповны.
Сама Прасковья вторую неделю лежала в больнице, в городе. С недавнего времени её терзали сильные боли в спине, и только в областном центре смогли определить заболевание почек. Врачи настаивали на операции, но Прасковья отказывалась, говоря, что не переживёт. В последнее время ей стало лучше, врачи оставили её в покое и даже собирались выписывать.
В отсутствие хозяйки по дому со всех сторон разносился громкий храп — который день здесь пьянствовал сын Прасковьи, Виктор. Он успел поработать на подхвате на буровой, и теперь гордо пропивал заработанное с дружками. Всюду валялись пустые фляги из-под самодельного вина и самогона, а на кровати, скамьях и сундуках вповалку валялись пьяные, зачастую случайные люди. Время от времени, кто-то из них вставал, подходил к столу и будил остальных, требуя продолжения банкета. Из женщин никого не было, поэтому стол напоминал настоящую свалку, над которой вились мухи.
Виктору снилось, что Клава пришла к нему, и загадочно улыбаясь, стала одну за другой, расстёгивать пуговицы на блузке. Мелкие пуговки поддавались плохо, и Витька изнывал от нетерпения. Он хотел ей помочь, но посмотрев на свои руки, похолодел: теперь у него вовсе не было пальцев. Он закричал, и Клава исчезла, он остался один. Теперь какая-то грязная, растрёпанная старуха тянула к нему свои скрюченные пальцы. Вцепилась ими в плечо и затрясла.
— Вставай, Вить! — голос старухи показался ему знакомым.
— Отвали, ворона! Спать хочу.
— К нам тут гость пожаловал, да непростой! Про Верку вынюхивает! — тараторила Алёна.
Витька тотчас проснулся и привстал на локтях:
— Кто? Чего?
— Я говорю: агроном приехал! Помнишь, ты мне за агронома говорил, мол, с Веркой у них шуры-муры! Так вот, туточки он!
— Зачем? — тряхнул башкой Витька, и взяв стоявший у изголовья кувшин с водой, сделал несколько жадных глотков, а остаток вылил себе на голову, отряхиваясь, как пёс.
Брызги полетели на Алёну, и она взвизгнула.
— Не ори, дypa, — поморщился Виктор, — башка и так трещит. Так чего ему надо? Этому... агроному?
— Верку ищет.
— Ах, вон оно чо, — вставая, почесался Виктор, и вдруг пронзительно свистнул:
— Вставай, мужики! Айда чужака щупать!
— А ещё он мне два рубля должен, — шепнула Власьиха.
— Слышали мужики? Чужак Алёне Власьевне чирик задолжал! — подмигнув ей, крикнул Виктор.
— Он на остановку пошёл, попутку ловить! — участливо доложила Алёна, с умильной улыбкой наблюдая, как Виктор опрокидывает в себя рюмку самогона.
— Слышали, мужики? Айда, пока чужак не убёг! — взвился Виктор и сняв со стены отцовскую нагайку, первым пошёл к двери, прорубая себе путь невидимой шашкой. К нему присоединились ещё двое, и все они, сопровождаемые одобрительными выкриками тех, кто не смог оторвать голову от подушки, отправились "учить чужака".
Константин как раз договорился с водителем, и забросив вещи в кузов попутки, сел сам и захлопнул дверь. Увидев это, Виктор выскочил прямо перед машиной и замахал руками.
— Тпрррруууу!
— Ты что это, шурин, совсем ошалел? — высунулся из кабинки шофёр, — завязывай пить, Витёк! Мать пожалей!
— Ух, ты! — присел на корточки Виктор и развёл руки в стороны: — какие люди! Ну, здорово, Толян! Ты хоть знаешь, кого ты к себе в кабину посадил?
— Вить, говорю тебе, иди проспись!
— Это же... это же Веркин полюбовник! — пьяно выкрикнул Витька, стукнув себя в грудь, — ясно тебе? Я за честь твою раде...радею!
Грузовик медленно проехал мимо всей честной компании и выехал на дорогу.
— Эй, Задорожный! — орал вслед ему Виктор, — Верни человечка! Я с ним не договорил!
Когда станица осталась позади, Анатолий съехал на обочину, заглушил мотор и повернулся к пассажиру, который за всё время не произнёс ни слова.
— Это правда? — спросил он у него, — о чём говорил Виктор?
— Я бы очень хотел увести у вас жену, — открыто посмотрел в глаза Анатолию агроном, — но, к сожалению, Вера отвергла меня.
— Так я и знал! — сильно стукнул по рулю Анатолий, — Правду люди говорили! Вы с ней...
— Нет, — поспешил успокоить его пассажир, — между нами было только чувство близости. Но самой близости не было... увы. Я хотел, чтобы всё было честно. Пока она оставалась вашей женой, я не смел касаться её... впрочем она и умерла, будучи вашей женой. Вера — святая женщина, она не заслужила, чтобы её имя было попрано этими... он кивнул в сторону станицы, — свиньями.
— Ну да, так я тебе и поверил, — в глазах Анатолия читалась насмешка и скрытая угроза, — я что, похож на идиoтa? Веру всё равно не вернёшь, но я бы хотел знать правду.
— Нет никакой правды, — упрямо повторил Константин.
Окинув его презрительным взглядом, Анатолий понял, что тот всё равно ничего ему не скажет.
— Куда? — спросил он, борясь с желанием ударить его, причинить ему хотя бы сотую часть боли, которую когда-то испытывал сам, терзаясь подозрениями.
— Мне всё равно, — ответил тот равнодушно, — я могу выйти и здесь. Доберусь как-нибудь.
Было заметно, что соседство с мужем любимой женщины ему также неприятно.
Однако сделав большой крюк, Анатолий всё же привёз чужака на автовокзал. Высадив его и сгрузив вещи, уехал, так и не проронив ни слова.
— Спасибо! — поднял руку Константин.
Вернувшись домой поздно, Анатолий увидел спящую за столом Клаву. Тронул её за плечо.
— Ты так долго сегодня, — потянулась она, взглянув на часы, — а я задремала. Аркаша приболел, высокая температура. Был врач, вот, рецепт оставил.
— Клава, спасибо тебе. Даже не знаю, как бы справился.
— Да ничего, мне ж разве трудно! Я к твоим ребятам привыкла, как к родным, — сказала она, зевнув, и встретившись глазами с Анатолием, опустила взор, — пойду я, поздно уже. Ты, если что, обращайся.
— Хорошо, спасибо. Проводить тебя?
— Да ну, что ты! — тряхнула она головой, — Сама дойду, а то сам знаешь — нашим бабам только дай повод! Расчешут потом до костей!
— Эт точно, — улыбнулся он, отворяя дверь.
На следующий день, температура у сына не спала. Аркаше был нужен постельный режим, и уход, а на работе у Анатолия был аврал. Пришлось идти к Клаве на поклон. Отправив старшего сына в школу, Анатолий добежал до Клавы и стукнул в дверь. Ему никто не открыл, и он постучал настойчивее.
Наконец, за дверью послышался шорох.
— Кого несёт? — услышал он недовольный возглас Клавиного мужа, Юрия.
— Юр, это Задорожный! — крикнул он.
Дверь распахнулась и перед Анатолием возник шурин в мятых семейниках.
— Здорово, Толян! — поморщился он от яркого света, — тебе чего?
— У меня пацан заболел. Хотел твою жену попросить...
— Хотел мою жену! Мою жену хотел! Её и просить не надо, она сама раздвинет, так, Клава?
Послышался тяжёлый вздох, и Анатолию показалось, что он увидел Клаву, только лицо её было как бы в тени. Присмотревшись, Анатолий с ужасом понял, что это не тень. Это сплошной синяк.
— А ну, отойди! — Анатолий оттолкнул шурина от двери и шагнул внутрь дома.
— Клава! Где Анечка?
— В школе, — Клаве стыдилась своего лица, пятилась от Анатолия и закрывалась ладонями.
— Возьми самое необходимое, мы уходим!
— Ща! Разбежался! Да я тебя! — замахнулся на него Юрий, но Анатолий свалил его ударом в челюсть. Тот упал и заскулил:
— Су-у-у-ка! Челюсть сломал!
— Собирайся, Клава! — снова обратился к женщине Анатолий.
— Я не могу, — покачала она головой, — что люди скажут?
— Какая разница. Ты со мной? — протянул он ей руку.
Подумав немного, она оперлась на неё. Вместе они вышли из дома, прихватив только самые необходимые вещи — учебники Анечки и одежду.
Юрий посылал им вслед страшные проклятья.
***
— Раньше то, при Прасковье Карповне, Юрка себе такого не позволял, — прикладывая компресс к заплывшему лицу, жаловалась Клава, — по женщинам ходит, это да.
— А ты чего терпела?
— "Чего терпела" — передразнила его Клава: — у нас ведь как: раз мужчина, гуляй, никто не осудит. А неверных жён только недавно бить камнями перестали!
— Ты боялась что ли? Бросила бы его, да и делу конец. Баба ты справная, красавица, хозяйка хорошая! Да тебя любой за себя возьмёт! Отбоя от женихов не будет!
— Ой, ну спасибо за ласковые слова, Анатолий Фёдорович! Так давно я их не слышала! — опустила глаза Клава.
Вечером, возвращаясь с работы, Анатолий заметил у своего дома станичников. Собирался сход. Люди требовали, чтобы Клава с дочкой вернулась к мужу. Громче всех голосил протрезвевший, и от этого вдвойне злой Витька Макаров.
В дверях он столкнулся с Клавой, которая как раз собралась выйти. Когда она показалась людям, толпа притихла.
— Ой, Клав, неужели это муж тебя так раскрасил? — охнули бабы.
— Значит, поделом! — крикнул злобный старикашка Фильченков, по слухам, уморивший трёх жён, — небось хвостом крутила!
— Неправда! — крикнула Клава и тихо добавила: — неправда. Я была верна своему мужу, чего не скажешь о нём! Девоньки не молчите. Поддержите! Я же знаю всех вас наперечёт, с кем мой Юрка только не спал!
Замужние опустили глаза. Только гулящая девица Тонька восхищённо воскликнула:
— Вот это да! Так их, кобелюк!
— Ну, к тебе-то, кто только не ходил, — презрительно фыркнул на неё Виктор и крикнул: — Клава, вернись домой, не позорь высокоморальный облик советской жены и матери!
— Этот, что ли, облик? — Клава показала на своё разбитое лицо.
Народ зашумел. Мнения разделились.
— Бьёт, значит любит! — захлёбывалась какая-то баба.
— Правильно, Клава! Так их! — басила Тонька, — совсем озверели! Хуже абреков стали! Те небось, так своих жинок не лупцуют!
— Ага, они их сразу убивают! — крикнул желчный старик Фильченков, — да и женщины у них, ни чета нашим, есть понимание, что муж всему голова!
Народ зашумел.
Клава ушла в дом. Притихшие, они с Анатолием и детьми сидели за столом. На улице не утихали злобные выкрики с требованием выдать женщину и ребёнка законному мужу.
— Пап, ты не отдашь им нашу Клаву? — жался к отцу Аркашка.
— Нет, конечно. Они сейчас пошумят и разойдутся, — успокаивал его Анатолий.
В этот момент разбилось окно — внутрь влетел камень, к которому была привязана записка. Анатолий подошёл, развернул, прочёл и положил её в карман, а камень аккуратно положил на подоконник.
— Что там? — встревожилась Клава, — может, нам правда нужно уйти? Не подвергать вас опасности?
— Нет. Мы не сдадимся. Правда на нашей стороне! Сами пусть уходят! — рубанул рукой воздух Задорожный.
Пошумев ещё с полчаса, станичники наконец-то стали расходиться по домам. Беспокойная ночь ушла, стало светать. Стёкол больше не били. Но назавтра Анатолий принял решение оставить детей на всякий случай дома. Сам, как знал, выпросил себе выходной. Вместо выбитого стекла Анатолий приладил кусок фанеры. За новым стеклом надо было ехать в центр, а он боялся оставить Клаву одну.
На следующий день они вместе отвели детей в школу, после чего он взял Клаву с собой в рейс.
— Надо уезжать отсюда, — сказал он ей, — это не жизнь.
— Куда ж уезжать? Здесь у нас крыша над головой, хозяйство... — отвернулась она, глядя в окно на пробегающие мимо бескрайние поля.
— Да хоть куда! Россия большая, — отозвался он, крутя баранку. Клава доверчиво опустила голову ему на плечо:
— А что люди скажут?
— Завидовать будут! — боднул он её щекой и засмеялся. Клаве было больно смеяться и она только улыбалась, придерживая ладонями разбитые щёки.
****
В больнице у кровати Прасковьи Карповны сидела старшая невестка, Настасья. Клава не могла навестить свекровь из-за синяков, что остались на лице. Не хотела расстраивать. К тому же она боялась, что слухи об их разладе с Юрием уже дошли до её ушей и теперь предстоит нелёгкий разговор.
— А что же Клава не пришла? — спросила свекровь, глядя на румяное широкое лицо Настасьи.
— Та, дела у неё, придёт ещё! А может и ты, мама, скорее вернёшься. Витька-то без тебя совсем задурил, — взодхнула Настя, — ты уж, того, давай домой.
— Насть, я наверное, уже не вернусь, — слабо улыбнулась Прасковья Карповна, — у меня просьба к тебе. И ребятам передай. Приглядите за Витенькой. Он, конечно, не сахар, знаю. Но душа у него добрая...
— Что ты говоришь, мам. Ну, к чему? Ты у нас ещё поживёшь! — уверенно заявила Анастасия, — куда мы без тебя? Ты для нас как этот... Мао Цзедун для китайцев!
— Ой, ну Насть, ты как скажешь! — тихонько засмеялась свекровь, но тут же лицо её стало серьёзным, — слушай наказ: держитесь друг друга, поддерживайте... Дом наш с отцом остаётся Виктору, на книжке у нас тысяча пятьсот рублей. Она у Клавы, поделите поровну... не бросайте друг друга... любите. Жалейте...
Анастасия, сжав её руку, внимательно слушала, чтобы потом, слово в слово, передать всё братьям.
— Всё передам, мама, — улыбаясь сквозь слёзы, сказала она, — будьте покойны.
— Спасибо... — прошелестела Прасковья, и с усилием сняла с руки массивное золотое кольцо. Вот, возьми... помни про Витюшу.
На похоронах Прасковьи Карповны, все вроде бы примирились. За одним столом собралась вся большая семья. Вспоминали самые светлые моменты жизни с родителями. Анастасия слово-в-слово передала последнюю волю матушки. Юрий многозначительно посмотрел на жену, но та отвела взгляд.
Когда пришла пора расходиться, Клава снова повернула не в ту хату. Юрий пошёл в опустевший дом, там добавил спиртного, и после пошёл бродить у дома Анатолия, выкрикивая имена жены и дочки. Поняв, что никто не выходит, он запалил остатки самогона и бросил на крышу.
Сгорело почти всё. Хорошо, что Анатолий с Клавой не спали, и почуяв запах дыма, успели спасти детей и документы. Всё добро сгорело. Глядя на бушующее пламя, Анатолий не сожалел. Наоборот, чувствовал какое-то облегчение, словно горел не дом, а его старая жизнь. А когда рухнула крыша, к нему подошёл старший брат Веры и похлопав по плечу, предложил кров.
Несчастье объединяет людей, и погорельцам все помогали кто как мог. Даже Власьиха и та не осталась в стороне — сдала в фонд погорельцев пять рублей.
Вопрос возвращения Клавдии к мужу был снят с с повестки: Юрий находился под стражей в ожидании суда. Их развели без проволочек, после чего Анатолий, Клава и их дети покинули станицу.
Узнав, что Клава вышла замуж за Анатолия и супруги купили дом в Новокуйбышевске, Виктор рвал и метал.
По-своему, он любил невестку и наивно полагал, что когда-нибудь она, устав от бесконечных измен мужа, и сама изменит Юрию. С ним. Содержать жену хлопотно и дорого, а такой вариант, иметь любовницу под боком, его бы очень устроил. И наплевать, что брат родной. Сам Бог велел делиться!
Но все мечты оказались разбиты. Всё из-за Верки. Это она настроила Клаву против него!
После очередной затяжной пьянки Виктор, выпроводив собутыльников, почувствовал внутри звенящую пустоту. Думал написать письмо Клаве, но чернила давно высохли, и ручка лишь царапала бумагу. "Обойдёшься", — усмехнулся он, и взяв верёвку, которую купил на рынке в прошлые выходные, пошёл в сарай, чтобы разом со всем покончить.
Конец.