Дело было в начале девяностых. В хоккее, как и во всей стране, царил бардак. В одних клубах месяцами не платили зарплаты, какие-то команды вообще исчезали, уходили в небытие, а где-то хоккейные клубы и игроки жировали так, что до сих пор стыдно вспомнить.
Скоба, Семён Скобелев, уже играл за первую команду и был кандидатом на поездку в составе сборной на молодёжный чемпионат мира. Это самый престижный турнир на планете для игроков до восемнадцати лет, смотрины всех молодых звёзд и тех, кто в ближайшем будущем будет двигать вперёд великую игру хоккей.
– Давай, Скоба, пыхти, на мире ни канадцы, ни американцы вас не пожалеют, – подгоняли и подстёгивали тренеры на тренировках и без того пашущего Семёна. – Это вам не помойки под десяток обыгрывать на товарниках, там настоящий хоккей будет. Чехи, шведы и финны вас тоже щадить не станут…
Семён это и так знал и к поездке в сборную готовился серьезно. Он «вспахивал» лед на тренировках, старался ни в чем не уступать и не отставать от взрослых и титулованных игроков. Частенько оставался после тренировок и дорабатывал самостоятельно, в свои выходные, когда мастера отдыхали после поездок или домашних матчей. Приходил в зал или катался с дублем, где еще не так давно сам играл. На играх на каждую свою смену выходил как на последнюю в жизни. В любом эпизоде он всегда был заряжен, внимателен и собран, отдавался игре и жил только игрой.
Семён ещё на предсезонке дал себе слово, что на ближайшие полгода его волнует только «мир», предстоящий чемпионат. Он отстранился от всего – друзей, подруг, забил на институт и прочие дела. Он сосредоточился только на хоккее. И всё складывалось неплохо, его приглашали на все сборы, он стабильно был в составе на всех товарищеских и официальных матчах молодежки.
Семён прекрасно понимал, что молодёжный «мир» будут пристально смотреть по обе стороны океана и, если получиться сыграть ярко и стабильно, то появятся шансы играть в большой хоккей, в топовых клубах России. Привлекаться в главную национальную сборную и, чем чёрт не шутит, оказаться в НХЛ, в сильнейшей лиге мира, где выступают самые лучшие и талантливые хоккеисты на планете.
Но чёрт пошутил.
В ноябре, примерно за месяц до отъезда в молодёжку на заключительный сбор перед чемпионатом мира, во время спокойно проходящей домашней игре, где всё с первых минут было под контролем хозяев, команда Семёна к середине матча громила соперника 4:0. В одной из атак он попытался проскочить с шайбой вдоль борта и его на противоходе, словно зелёного мальчишку, впрочем, он таковым и являлся, поймал мощный и опытный защитник гостей Арсений Сазонов. Сазон хотел жёстко сыграть в тело, ехал расколоть пополам молодого, сбить с ног, ударить в душу, как говорят хоккеисты, но получилось, что впечатал его в борт. Смял, как фольгу.
Скоба вроде всё делал правильно, вроде всё как всегда, подпустил защитника к себе поближе, показал, что будет обыгрывать в центр, Сазон вроде поверил, спиной начал смещаться к центру, но, когда Скоба включил ноги и ускорился, чтобы прошмыгнуть вдоль борта, когда он рванул, его, словно товарный поезд, вбил в борт игрок обороны соперника.
Первое желание было вскочить на ноги и продолжить борьбу, но шайба оказалась далеко, а в глазах всё как-то поплыло…
– Поеду-ка, я на смену, – решил Семён, и, еле шевеля ногами, двинулся к лавке.
Когда подъезжал к своим, заметил, что вся лавка смотрит на него с недоумением, с испугом и даже с каким-то ужасом в глазах. Калитку открыл доктор, и сразу приняв его в объятья, повел в раздевалку:
– Осторожней, осторожней, не шевелись, сделаешь только хуже, – в легкой панике говорил док, усаживая Семёна в раздевалке.
Вдруг левое плече пронзила, точнее, прострелила, резкая, просто нечеловеческая боль. Рука заныла, боль стала нарастать и вмиг разлилась по руке, по плечу, по груди, по спине и по шее. Семён посмотрел на руку, но, там, где она должна была быть, её не оказалось. Рука была за спиной и безжизненно свисала. Семен видел, как доктор команды, легендарный Сергей Борисович Паутов, а в клубе просто Борисыч, снял с его бесчувственной кисти перчатку, ножницами разрезал игровую майку, разрезал резинки на налокотнике, осторожно снял нагрудник, разрезал рукав термобелья и, наконец-то, добрался до плеча. Семён на всё смотрел спокойно, без особых эмоций. Боль была жуткая, но он терпел.
По глазам Борисыча он понял: всё очень серьезно. В глазах доктора читались жалость, страх, волнение, сожаление и сострадание. Борисыч в хоккее был уже тридцать лет, а потому всё понял сразу: прощай мир, прощай драфт, прощай ранняя блестящая карьера… Пацана ждёт долгое и тяжелое восстановление и неизвестно, сможет ли он вернуться на свой прежний уровень и снова играть дерзко, отчаянно и хитро, невзирая на возраст, медали и заслуги соперников. Хорошо, если вернётся и заиграет, а если нет…
– Скоба, – спокойно сказал док, взяв себя в руки. – У тебя задний вывих плеча, у тебя левая рука вылетела из капсулы сустава, – пояснил доктор. – Скорее всего, все связки в плече разорваны, возможен даже перелом верхней трети плеча, удар был жуткий, я всё видел, плечи так и складывают… Не понимаю, как ты ещё не орёшь и не упал в обморок от боли… – док немного подумал и продолжил. – Трогать и вправлять ничего не будем, можем сделать только хуже, вдруг перелом… Сейчас я вколю тебе обезболивающее, когда подействует, расслабь руку, я помогу тебе снять форму и поедем в больницу. Травма очень серьезная, без хоккея можешь остаться месяца на два-три, если повезет…
Семен не дослушал, он неудачно шевельнул спиной, и боль подкатила такая, что он просто вырубился.
Борисыч не ошибся. У Семёна был перелом шейки плеча, растяжение капсулы плеча и разрыв связок. Его привезли в больницу и через несколько часов сделали операцию. Про молодежный чемпионат мира пришлось забыть, теперь уже точно навсегда... Семёну не просто было смириться с этой мыслью, но, увы, таков хоккей. Здесь, как на войне, не то, что игра, любая тренировка может стать последней. И к этому надо быть готовым.
Десять дней заживал шов. Потом три недели, пока все срасталось в плече, он ходил в фиксаторе и носил больную руку на косынке. Боль доставляла даже обычная ходьба. Подняться или спуститься по любой лестнице, повернуться со спины на бок на кровати, встать с кровати, даже просто наклониться и взять со стола здоровой рукой пульт от телевизора, включить свет на кухне или, на той же кухне, сесть за стол и поесть, всё превращались в пытку. Мышцы и связки плеча участвовали в любом движении тела. Неожиданно для себя Семён узнал, что те же самые мышцы, связки и сухожилия плеча, крепятся к лопатке на спине и к грудным мышцам, а потому любое движение доставляло боль. Даже просто лежать было больно, а спать можно было только после хорошей дозы обезболивающего.
Уснуть получалось не сразу, бывало, что его ночи превращались в рассветы, и засыпал он только под утро. Сон не радовал и не восстанавливал, как положено. Сон был тяжёлый и тревожный. Утром Семён просыпался уставшим и разбитым, словно и не ложился. Травма – это ад, любой спортсмен вам скажет. Семён впервые был травмирован серьезно и проходил этот путь очень тяжело.
Через три недели ему разрешили начать бегать и делать упражнения на ноги. Приступить к нормальным, полноценным тренировкам он должен был через два месяца после злополучного силового приёма Арсения Сазонова, который всё сделал по правилам и даже не получил за это двухминутного удаление. И ведь, что досадно, корил сам себя Семён, в той игре он этого же самого защитника, тем же самым финтом проходил дважды. Дважды уходил от него, как от «стоячего». Сазон был крупный, тяжеловат и медлителен для хоккея. Два раза Семён его обыгрывал, и два раза вылезал на ворота, правда, оба момента забить не смог, в первый раз здорово сыграл вратарь, второй раз просто не фартануло, Семён всё сделал классно, но попал в штангу. И, когда он в третий раз пытался прошмыгнуть к воротам, решил идти без бросков и передач, всё сделать самостоятельно и наверняка, «включить форсаж» и, как на буллите, убежать один в ноль и вытряхнуть вратаря «из трусов». Защитника, как препятствие он уже в расчет не брал.
– Прошло два раза, пройдёт и в третий, – решил он и, еще до контакта с большим и плохо катающимся Сазоновым, он начал просчитывать траекторию сближения с вратарём, придумал, как его будет обыгрывать, вроде всё рассчитал правильно, но видимо недооценка игрока обороны, а, точнее, излишняя самоуверенность, его и погубила. Потерял на миг концентрацию, с первого перепрыгнул не на второе, а на третье, и случилось то, что случилось.
Семёна с детства и его первый тренер, и все тренеры с кем он работал позже, всегда учили: нельзя недооценивать противника. Не стоит почивать на лаврах и жить прежними заслугами. Хоккей – это сурово. Есть только «здесь и сейчас», и в игре нужно быть готовым ко всему, к любому развитию событий.
Семён, в силу молодости, так же не учёл, что он дважды обыграл опытного взрослого игрока, как мальчишку, и тому, конечно же, на лавке ввернули «по самые не хочу» и тренеры, и партнёры по команде. Дескать, тебя сопливый юнец, как щенка шнурует и проходит как фишку. И когда Семён в третий раз пытался пробежать вдоль борта и выскочить на ворота, защитник уже не хотел забрать у него шайбу и сорвать атаку. Он поехал его «убить» и «убил», чтобы получить удовлетворение и поучить, как надо обращаться со старшими. Чтобы у молодого, на будущее, прыти в его сторону поубавилось, ну и заодно, чтобы реабилитироваться перед командой и восстановить своё честное имя.
Конечно же, Сазон не хотел нанести такую серьезную травму и в прямом смысле «сломать» Скобу. Ведь у гладиаторов есть свой негласный кодекс чести, который соблюдают все без исключения. Кодекс чётко регламентирует, кто и что себе может позволить на льду, в силу возраста и заслуг перед хоккеем. Звёзды и ветераны – побольше, молодым позволяется поменьше. Поэтому Арсений Сазонов абсолютно точно не хотел калечить дерзкого, техничного и шустрого Скобелева и уж точно не хотел обескровить молодёжную сборную России накануне чемпионата мира, отправив в лазарет одного из лидеров «молодёжки». Прищучить – да, но так серьезно травмировать, конечно же, нет.
Но получилось как получилось. В хоккее одна ошибка или двухсекундная слабость могут стоить здоровья или всей карьеры. Потому и играют здесь настоящие мужики, железные люди, не дающие поблажек ни себе, ни партнёрам. И здесь не миндальничают с соперником.
Сазон, как истинный гладиатор, после игры подошел к раздевалке хозяев. И поинтересовался у ребят, которые бесцеремонно укатали его команду с неприличным для хоккея счетом 7:1, как дела у Скобы. Узнав о тяжести травмы молодого форварда, Сазон искренне расстроился, попросил ребят передать Семёну извинения и скорейшего выздоровления. Он обязательно бы сходил к Скобе в больницу и извинился лично, но его команда сразу после матча улетала на следующую игру.
Первый месяц после травмы Семён не ездил в родной ледовый дворец спорта, а тренировался во дворе и в парке рядом с домом. Когда уверенно побежал и каждый шаг или прыжок перестали отдаваться резкой болью в плече, Борисыч вернул его в команду.
Семён приезжал на общий сбор в раздевалку, команда уходила на лёд, а он шёл в тренажерный зал, нагружал ноги, кое-что делал на свою больную руку и всё, что мог, на здоровую. Про чемпионат мира и молодёжную сборную он даже и не вспоминал. Это было в прошлой жизни. Судьбоносная травма всё разделила на: до и после. Теперь было намного важнее восстановиться, по возможности выйти на свой прежний уровень и помочь клубу доиграть концовку чемпионата и достойно сыграть в плей-офф.
Для Семёна всё началось даже не с самого начала, как это было, когда он играл в дубле и только мечтал о команде мастеров, а с минусовой отметки. Снова надо было после травмы пробиться в состав, снова заявить о себе голами и стабильной игрой, снова убедить тренеров в своей игровой зрелости и заставить ему снова доверять. Снова нужно было с улыбкой на лице пахать на тренировках, скрывая за улыбкой пульс двести и состояние близкое к обмороку или инфаркту. Но для всего этого нужно было, чтобы сначала зажило плечо, и рука перестала беспокоить.
Семён переехал жить на базу. Клубные врачи и массажисты помогали ему быстрей восстановиться и привести мышцы в тонус, а он два раза в день, как стойкий оловянный солдатик, ходил в зал и от пункта до пункта делал всё, что ему предписывали врачи и тренер по физподготовке. Хорошо, что Семён был игроком богатого клуба, который имел всю инфраструктуру и необходимых специалистов! Семён мужественно терпел монотонные, одни и те же, изо дня в день тренировки. Терпел, превозмогая боль, болючие упражнения и массажи на повреждённое плечо. Мечтал о скорейшем выздоровлении, но еще больше – о приближающемся, долгожданном выходе на лёд.
Компанию ему составляли еще несколько игроков. К середине декабря в команде уже был целый лазарет. Помимо Семёна ещё четыре человека восстанавливались после травм. У двоих тоже были плечи, но полегче чем у Семёна, а еще у двоих были колени – у одного мениск, а у второго разрыв крестообразных связок. Все были прооперированны, все готовились и восстанавливались на «земле», и все, как и Семен, рвались на лёд. Но строгий Борисыч каждому обозначил чёткий срок, когда можно будет надеть коньки и приступить к первым ледовым тренировкам. А пока два раза в день трое игроков в зале основную работу делали на ноги, а двое других – на руки, на верхний плечевой пояс, на грудные мышцы, мышцы спины и пресса. И каждый раз, когда в тренажёрке появлялся Борисыч, кто-нибудь, не упуская момента, заводил разговор, что было бы неплохо приступить к ледовым тренировкам пораньше. В бой рвались все.
– В этом году на лёд вы уже точно не выйдите, в лучшем случае после Нового года, числа пятого-шестого января. Да и начнёте не с командой, а индивидуально. Много вы уже подрастеряли, непросто будет в прежнюю форму вернуться. Придется постараться! А пока не канючьте, делайте, то, что вам говорят. Успеете еще, наиграетесь, – Борисыч был беспощаден и ни на какие уговоры не шёл, когда травмированные игроки начинали уверять, что на них уже воду можно возить.
Как назло, в «лазарете» была одна молодёжь, игроки от восемнадцати до двадцати лет, те, кому обязательно надо было набираться опыта перед плей-офф.
– Борисыч, да я в порядке, – хорохорился защитник Димка Стеклов, размахивая руками словно мельница. – Я уже сотку отжимаюсь за подход, двадцатку за раз могу подтянуться, рука и плечо в порядке…
– Стеклов, заканчивай. Знаешь, сколько раз я уже это в своей жизни слышал, – перебил Борисыч. – У тебя как у Скобы рука тоже из капсулы сустава выскочила. Просто тебе повезло, что ты капсулу не растянул и ничего не сломал. Но если не долечишь, простого падения на льду будет достаточно, чтобы рука снова выскочила или связка порвалась, а это уже в лучшем случае рецидив, а в худшем хроническое растяжение. Рука будет вылетать от каждого неловкого движения. Так и с хоккеем можно закончить.
– Но раньше люди через пару недель уже играли. Я не знаю в хоккее никого у кого плечи не вылетали, – не унимался Стеклов.
– Раньше на уколах с разорванными связками играли, раньше время другое было, – многозначительно поднимал брови и поучал молодёжь Борисыч. – Это сейчас об игроках заботиться стали, а раньше – умри, но выйди и сыграй. Вы бы, ребята, не гневили судьбу. В хоккее и тренированному на льду могут голову оторвать, а вы подранками пытаетесь выйти.
– Борисыч, – вступил как-то в спор Семён. – Ты не представляешь, как мы уже осатанели изо дня в день в тренажерке делать одни и те же упражнения. С ногами-то у меня всё в порядке, почему я не могу выйти на лёд? Катанием и скоростью ведь все равно придется заниматься, всё равно придется скорость и физику восстанавливать. Почему пораньше не начать тренироваться? Бегать-то я могу.
– Опять двадцать пять! – вскинул брови Борисыч. – Скоба, ты же вроде умный парень, в сборную привлекался. Туда, вроде, дурачков-то не берут. Я сейчас кому про рецидив и хронический вывих рассказывал? Если, не дай Бог, снова травмируешь плечо, повторяю, простого падения будет достаточно, чтобы всё начать сначала. Ты еще раз хочешь в обморок упасть от болевого шока? Или еще месяц хочешь в косыночке руку поносить? – Борисыч серьезно посмотрел на Семёна.
– Нет, больше не хочу.
– Тогда делай, что тебе говорят.
Каждый подобный разговор заканчивался в пользу Борисыча. Тренеры тоже хотели, чтобы молодежь вышла и приступила к тренировкам пораньше, но Борисыч был непреклонен. Он тридцать лет был в хоккее и все тридцать в одном клубе. На его глазах появлялось, матерело, закалялось и заканчивало с хоккеем не одно поколение игроков. На его памяти в клубе сменился добрый десяток тренерских штабов и главных тренеров. Борисыча ценили, уважали и с ним иногда советовались все руководители клуба, с которыми ему так же довелось поработать. Он застал в хоккее многих советских звёзд, кое с кем из великих был даже знаком. На его глазах в НХЛ уезжали первые ласточки, молодые и прославленные игроки, которые с гордостью за океаном понесли знамя отечественного хоккея.
Борисыч давно был в хоккее, многое о нём знал и поэтому в клубе с ним считались. И если он говорил, что молодые после травм выйдут на лёд в начале января, значит, он сказал это хорошо подумав, взвесив все за и против. Он ведь тоже хотел, чтобы молодежь быстрее встала на крыло и начала помогать команде. Если бы это было в его силах, то у него все бы поправлялись за один день! Но в жизни чудес не бывает, если положен на восстановление месяц, значит, нужен месяц и никакие уговоры здесь не помогут.
Скоба, хоть и хорохорился, и рвался под танки, но он каждый день чувствовал, что рука и плечо еще беспокоят. Прошло уже немало времени после операции, но всё равно, даже ночью иной раз он чувствовал, как боль простреливает плечо, руку, грудь и спину от неаккуратного движения во сне. От этих прострелов он всегда стонал и мгновенно просыпался.
– Да нет, Скоба, – успокаивал Борисыч. – Рука у тебя уже не «гуляет», по снимкам видно, что сустав твой крепко головку держит, да и связку закрепили хирурги хорошо. Это нервишки задетые восстанавливаются и все ткани в плече в норму приходят, вот ты и чувствуешь, как они тебя дёргают.
Однажды, взяв в раздевалке свои клюшки, Семён решил пойти побросать. Он зашел в сухой зал, где была бросковая зона, размялся, как положено… и не смог нормально верхом бросить шайбу. Она даже не подлетела, она с шумом проскользила по пластику мимо ворот, а боль стрельнула такая, будто ему по плечу ударили кувалдой.
От произошедшего Скоба просто опешил. Руки его ослабли без привычных нагрузок. Раньше он оставался после льда и за час в этом же зале бросал тысячу шайб. И летели они будь здоров, оглушая зал железным звоном, когда Семён попадал в штанги или в перекладину. Он играючи наносил тысячу бросков, не считая это даже тренировкой, а теперь ему стало невыносимо больно после первой же попытки.
А когда, поняв, что бросать он не может, Семён расставил на пластике конусы и стойки и попытался сделать несколько любимых упражнения на руки, точнее, на технику владения клюшкой и шайбой, он с пронзительной ясностью, отчётливо и безутешно, осознал, что ему не хватает ни силы, ни скорости, ни ловкости в руках, ни элементарной координации.
За полтора месяца он растерял почти всё. Более того, любое движение с клюшкой в руках отдавалось болью в плече, в груди и в лопатке.
Тот день его сильно расстроил, просто сломил. Он думал, что уже вот-вот, а оказалось, что до полного восстановления еще как пешком до Китая.
Осознание своего реального положения его просто убило. Именно в этот день до него дошло, из какой глубокой ямы ему придется выбираться в ближайшие две-три недели и сколько пота ему предстоит пролить, через боль и слезы, чтобы хоть на три с минусом, чтобы хоть как-то начать соответствовать уровню профессионального хоккеиста. Не говоря уже о том, чтобы вернуть себе статус молодого перспективного игрока и восходящей звезды. Только в бросковой зоне сухого зала до него дошло, какой тяжелый путь ему предстоит. Чтобы не то, что вернуть к себе интерес тренеров и хоккейных специалистов, а чтобы восстановить нормальные физические кондиции, обычные хоккейные навыки. Между тем, какой он был сейчас и тем, каким был прежде, была пропасть.
В тот вечер он напился. Пьянка вышла спонтанная, но продолжительная. Закончили под утро… Все знали, что Семён не пьет, но когда надо было, свадьба там или юбилей какой, рождение детей у кого-нибудь из ребят в команде, ресторан, банкет, всё солидно, при таком раскладе, когда гуляла вся команда, Семён, как истинный нападающий, всегда мог «подключиться к атаке».
В этот раз большого и красивого повода не было. Была усталость от базы с её скучным распорядком дня и депресняк от монотонной работы в тренажерном зале.
За столом в комнате Димы Стеклова собрались все пятеро молодых игроков, которые, как и Семён восстанавливались после травм. Так уж случилось, что травмированы они были в разное время, а вот к ледовым тренировкам они должны были приступить почти одновременно. Молодые подбухивали на базе и раньше, и делали это не раз, но Семён по идейным соображениям от алкоголя держался подальше и в пьянках не участвовал. И теперь ему было особенно обидно, что из-за расстройства и гадкого настроения поддался на уговоры, впервые дал слабину, и тут же спалился.
Точнее, спалились все, так как застолье было не только продолжительным, но и шумным. Команда была на выезде и на базе жила только травмированная молодежь, поэтому не трудно было догадаться, кто шумел и бузил всю ночь.
Кто конкретно из персонала базы стуканул руководству клуба Семен не знал, да это было и неважно. Счет на табло, как говорят в хоккее. Залет был обнародован, и история вышла некрасивая.
За такое могли выкинуть с базы, хлопнуть на ползарплаты, да и о возвращении в состав можно было на время забыть. В хоккее многое могут простить, но только не пьянку. Никто не хочет работать и играть вместе с безответственными людьми. Мало того, что ты сам не «режимишь», теряешь физическую форму и растренировываешь сам себя, так ты еще и весь коллектив, всю команду подводишь, становишься слабым звеном, гнилой верёвочкой в мощной железной цепи и этим подводишь всех. Такое поведение никто не оценит, ни тренеры, ни партнёры по команде. Благо, если за этот «залёт» тренеры не выкинут из состава, а только срежут зарплату. И в следующей игре можно всё исправить, вернуть себе доброе имя и расположение коллектива, всё «искупить кровью»: забитыми голами, классными передачами, самоотверженной игрой. А когда ты молодой, травмированный? Тебя выхаживают как птенца, не форсируют твою подготовку и ждут, когда ты поправишься, выйдешь на лед и снова сможешь помогать команде… Такое свинство, конечно, трудно простить. Поэтому Скоба ждал настоящих репрессий, вплоть до возвращения его в фарм-клуб.
Воспитывать молодых в тренажёрный зал утром пришел доктор команды Сергей Борисович Паутов.
– Ну, что парни, погуляли? – грубо, без приветствия, спросил он.
Все отставили свои штанги и тренажеры. В зале повисла гнетущая тишина.
– Это так вы родному клубу решили помочь? Это, ваша благодарность за лечение, восстановление, за то, что мы с вами, сопляками, возимся, нянчимся? – доктор говорил громко, но пока сдержано. – Старшие тренируются, пашут, игры выигрывают, очки в копилку команды приносят, а у вас курорт? А, Скоба?
Семён промолчал. Неожиданно он поймал себя на мысли, что ему стыдно. По-настоящему стыдно. Как в детстве. Искренне и бесповоротно и, чтобы он или ребята сейчас не начали говорить в свое оправдание, им нет оправдания. Умнее было бы промолчать, но он решил сказать:
– Мы всё поняли, док. Нам нет оправдания. Перед клубом и командой всё искупим своей игрой…
– Какой игрой? – ухмыльнулся док. – Если ты, Скоба, думаешь, что ваших извинений будет достаточно, то ты ошибаешься. Вы уже не маленькие мальчики, как в детстве здесь уже не прокатит. Вы за деньги играете. У вас контракт, обязательства перед клубом, ответственность… Это я только начал вас воспитывать, здесь быстро не получится, поэтому задам вопрос еще раз, какой игрой, Скоба, ты решил искупить?
– Своей, – коротко сказал Семён.
– Какой своей? Ты восстановился, ты уже в составе? Ты уже у кого-то из взрослых игроков место в составе забрал?
– Нет.
– А вы? – док хищно посмотрел остальных.
Все промолчали.
– Так вот, постойте, и послушайте меня. – Борисыч говорил все так же громко и по-прежнему сдержано, но резко, это не был разговор друзей или приятелей.
– У вас у всех либо переломы, либо порванные связки, либо связки с растяжениями и надрывами. Когда идет восстановление или реабилитация любых тканей, алкоголь пить ни в коем случае нельзя. Это вам любой доктор скажет. Алкоголь вымывает магний из головного мозга, и все металлы, включая кальций, из костей и связок. Алкоголь в любом количестве – это яд для спортсмена. Мы боремся за ваше восстановление, а вы алкоголем всё усложняете. Это, во-первых. А во-вторых, – доктор сделал небольшую паузу.
– …Это непрофессионально и безответственно: по отношению ко мне, к врачам и массажистам, которые с вами работают, к команде, к тренерам, к хоккею и к самим себе, – на этот раз док сделал многозначительную паузу, чтобы дошло и зацепило. – Это раньше, – продолжил он, – в советское время, хоккеисты сидели по десять месяцев в году на базах, без семей, без общения с жёнами, детей месяцами не видели, вдали от друзей, от обычной нормальной жизни и водка была единственным развлечением… И таких денег, как вам, тогда никому не платили. Это я вам ответственно заявляю, это всё на моих глазах было.
Теперь у вас и денег несчитано, и на базы вас никто не запирает, только за день до игры, для вашего же удобства. Сейчас любые рестораны, любые ночные клубы, любые напитки вам доступны с вашими-то контрактами. Какая необходимость бухать и хулиганить на базе, а? Что за ребячество и непрофессионализм пить, когда вы, по сути, на лечении находитесь и алкоголем, только всё усугубляете? Вы же хоккеисты, профессиональные спортсмены, ваш организм – это главная ваша инвестиция в себя и в будущее. Это всё, что у вас есть! Пить, это всё равно, что в дорогущую спортивную тачку палёный бензин заливать и ездить на отработанном грязном масле. Неужели вы этого не понимаете?.. Объясните мне, какая необходимость в вульгарной пьянке, да еще и на базе, где с вами нянчится куча людей, а некоторые из них здесь с вами находятся круглосуточно? – Борисыч задал вопрос всем, но взглядом уперся в Семёна.
– Никакой, – чувствуя вину и всю глупость своего поступка, тихо сказал Скоба. – Док, Борисыч, мы всё поняли. Обещаю, ничего подобного больше не повторится, – подняв глаза и выдержав колючий взгляд доктора, уверенно сказал Семён.
– Док, слово даём, – подхватили ребята.
– Да что мне ваше слово. Что вы оправдываетесь, как дети, – Борисыч понял, что до молодых уже достучался, но решил еще немного повоспитывать, чтобы закрепить «материал», и чтобы урок был усвоен надолго. – Я вам пример про спортивную тачку не просто так привёл. Сколько она протянет в дурных руках?
– Быстро крякнет, – сказал защитник Димка Стеклов.
– Вот именно! И вы – быстро крякните, если будете стакан из рук не выпускать. Вы что, уже всё выиграли? Вы уже чемпионы страны, в сборной играете, может, чемпионат мира или Олимпиаду выиграли? В НХЛ уехали, особняки в Майями купили? На жизнь уже заработали, книжки написали, удачной карьерой похвастались, школы хоккея имени себя открыли, бизнес купили и управляете?
Все промолчали.
– Вот именно. Вы еще никто. Вы только первые копеечки заработали, первые шаги в хоккее сделали, а пьёте и всю базу на уши ставите, как прославленные мастера. Не стыдно?
Все снова промолчали.
– Посмотрите на старших ребят в команде, посмотрите на всех дядек и возрастных игроков, кому под тридцать и за тридцать, все режимят, едет и спят по часам, летом сами тренируются, лучших тренеров за свои деньги нанимают в межсезонье, поддерживают себя, чтобы из формы в отпуске не вывалиться, а знаете, почему?
– Знаем, чтобы нам, молодым, место в составе не проиграть…
– Это был риторический вопрос, ответ на него не нужен, – доктор был резок, но по-прежнему сдержан. – Все, кто постарше, изо всех сил режимят, поддерживают себя и выполняют все требования врачей, массажистов, диетологов, тренеров и руководства клуба, чтобы подольше задержаться в хоккее. Чтобы продлить свою спортивную жизнь, чтобы денег заработать побольше, чтобы своей классной игрой уровень контракта поднять, чтобы всю оставшуюся жизнь жить безбедно и заниматься только любимыми делами, а не думать о куске хлеба, – доктор вновь замолчал и внимательно на всех посмотрел.
Его слова действовали, на лицах молодых хоккеистов уже не было испуга за ночной сабантуй, они уже не думали об извинениях, об ответственности – накажут их или нет. Они думали о более важных вещах.
Борисыч про себя улыбнулся и решил закругляться. Цель была достигнута. Он вложил в головы молодым то, что хотел.
– Вы же видите, весь профессиональный спорт стареет, не только хоккей. Где вы еще такие деньги заработаете, кто вам, молодым щенкам, такие деньги будет платить? Продлить свою карьеру можно только профессиональным отношением к хоккею, к команде, к партнёрам и, в первую очередь, к себе, – док помолчал. – Ваши извинения никому не нужны. Вы уже взрослые и должны знать, что людей характеризуют поступки, а не слова. Что бы вы сейчас не сказали, это уже неважно, свой поступок вы совершили. Что будет дальше, и как вы собираетесь жить в клубе и в команде, покажет время… и ваши дальнейшие поступки. Мы здесь, ребята, не в хоккей играем, а жизнь в хоккее проживаем. Это редкая честь, поэтому делайте это достойно, – док снова сделал небольшую паузу. – Всё, что я сказал, я сказал от себя лично. Теперь пришло время передать вам слова и решение президента клуба…
Продолжение здесь
Tags: Проза Project: Moloko Author: Ашихмин Олег
Другие истории этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь