Как не пыталась Мила разговорить бабку Жолину - ничего не получилось.
- Некогда мне разговоры говорить, Милушка. Нужно травок набрать да веток для особенного веника. Один себе перевяжу, другой – тебе.
- И зачем мне особенный веник? - Мила даже растерялась.
- А в баньку ходить. Такой веничек и красоту сбережет, и продлит молодость, и отведёт зло чорнага погляду (чёрного взгляда, бел.) На Солнцеворот у трав чарадзейная сила раскрывается, не хочется её упустить.
Бабка принесла два стареньких лукошка, одно вручила Миле, второе взяла себе. На дне лукошка обнаружился белый платочек с красным узором по кромке, и Жоля велела Миле повязать его на голову.
- Я не ношу платков... – попыталась возразить девушка, но бабка была неумолима.
- За травками, Милушка, с непокрытой головой не ходят. Зачем попусту палясю гневить? А то ведь дёрнет за волоса - и травы разом попрячутся, и голова разболится.
- Может, я лучше дома побуду? – Миле не слишком хотелось тащиться в поле за травами. Её интересовали совсем другие вещи.
- Чегой-то дома? – всполошилась бабка. – Ты должна свою корзинку собрать! Я покажу и объясню, наука не сложная.
- Вечером ещё и Кайя придёт...
- Вечером за другими травами соберётесь. Ты, Милушка, для венка непременно крапивы возьми. Не забудь про неё. А если Кайя противится станет – не слушай, стой на своём.
Мила поморщилась, но ничего не сказала. Однако про себя решила, что рвать крапиву для венка уж точно не станет. Не хватало ещё волдырей на ладонях. Да и никакой красоты от этой травы.
От всех недоговоренностей и тайн настроение было пасмурное, и она уныло поплелась за бабой Жолей под ярким утренним солнцем, не замечая красоты нового дня.
Они спустились к реке, пошли вдоль разросшихся камышей, за которыми раздавались громкие всплески и хлюпанье.
- Утки расшумелись, - пояснила бабка. – Водяницы попритихли до ночи. Наре тоже пока не объявятся. Я тебя научу как от них уберечься...
- Я, наверное, не пойду на праздник, - Мила обнаружила просвет в камышах и остановилась, невольно залюбовавшись открывшейся картинкой.
Воду густым ковром покрывали сердцевидные листья кувшинок. Сверкая глянцем, они лениво покачивались на поверхности, а над ними синими искорками порхали стрекозы. Утки и какие-то незнакомые птицы копошились совсем рядом у берега, не реагируя на подошедших людей.
От воды поднимался густой обволакивающий гул, и Мила не сразу сообразила, что его издают несметные полчища насекомых.
Безразличие птиц, летняя жара и душная влажность застоявшегося водоёма словно сместили что-то в Милином восприятии, весь мир отдалился на миг, и она остро почувствовала своё одиночество.
- Пора, Милушка. Ишче налюбуешься, - баба Жоля улыбалась, загородившись рукой от солнца. – Пойдём-ка живее, пока травушка в силе. Обычно я до рассвета хожу, но ради тебя припозднилась.
Чуть дальше начиналось заросшее поле. Прежде чем ступить на него, баба Жоля отвесила поклон до земли и, вытащив из корзинки узелок, засунула его в спутанное переплетение трав да зашептала. Слова были знакомые и понятные, но разобрать смысл сказанных фраз у Милы почему-то не получалось. Ясно было только, что бабка просила у Матери Сырой Земли разрешения на сбор трав.
- Ну вот, Милушка, теперь можно. Смело ступай за мной, я от нас двоих гостинчик положила.
- Что было в узелке?
- Всё как положено. Яйки да хлебушек. Ступай за мной... – бабка кивнула Миле и нырнула в траву. Высоченные стебли сомкнулись за её спиной, словно заглотили.
- Милушка, - позвала бабка. – Не отставай! Ну!
Делать было нечего - Мила вздохнула и полезла следом. В лицо ей посыпались какие-то семена, глаза запорошила пыльца, в носу резко защекотало, и Мила расчихалась. Она никак не могла остановиться, и кто-то крепко взял её за пальцы да повёл за собой. Рука была горячая и сухая. Милу разом бросило в пот, изнутри поднялась волна жара. Слепящее белое пятно расплылось перед глазами, снова заставив зажмуриться.
- Смотри, Милушка, теперь можно. - через пару минут разрешил бабкин голос. – Не бойся, паляся ушла.
- Паляся? Это она держала меня за руку? Вела сквозь строй трав?
- Она. Интересно ей стало на новую ворожбитку глянуть. И ты глянь вокруг, Милушка. Вишь, сколько сокровищ под ногами? – бабка обвела рукой открывшееся пространство поля.
Мила сморгнула и восхищенно ахнула от открывшейся красоты – желтые, красные, голубые и розовые цветы сияли под солнцем как самоцветные каменья. Над ними кружились пёстрые бабочки, гудели деловитые шмели. И пахло сладко и терпко, как только бывает летом.
- Вишь, как полынь серебрится? И желтеется зверобой? Он, хоть и скромный на вид, но силы великой, хорошо снимает наведённые чары. Мак спасает от зачарованного сна, а еще от дурмана и забыцця (забвения). Собранный в ночь на Купалье, он ограждает от ходунов. Пожалуй, это лучшее от них средство.
- Кто это – ходуны?
- Беспокойники. Любят они шастать к живым, а маком это можно пресечь... Мятка на обереги сгодится, и конюшина (люцерна) туда же. Клевер... любой трёхлистник хорош в качестве защиты...
- А это что за растение? – Мила коснулась рукой сиренево-розовых цветов, собранных в высокий колос.
- А это, Милушка, плакун-трава. Дубняк иначе. Побережник. Разрушает чары. Отгоняет кикимор и бесов. Но брать мы его сейчас не будем, оставим до Купальской ночи...
- Купала в начале июля... Он будет ещё цвести?
- Зачем нам ждать июля, Милушка? – удивилась бабка. – Этой же ночью за ним и вернусь. Соберу - и сразу в пущу. Каждый год хожу за папараць кветкой (цветком папоротника), не теряю надежды найти.
- Подождите. Я что-то запуталась... – Мила стащила с головы платок и обмахнула разгорячённое лицо. – Солнцестояние и Купала – это разве один и тот же праздник? У них разные даты!
- Один и тот же, Милушка. Папарац-кветка расцветает в самую короткую ночь... Только так. У людей в городах да головах давно всё поперемешано. А я одно знаю – Купалье на Солнцестояние празднуют. Сегодня до утра гулять да шуметь станут приезжие. Да ты всё сама увидишь.
- А можно мне с вами за папоротником? – Миле вдруг отчаянно захотелось найти чародейный цветок.
- Лучше остерегись, Милушка. Рано тебе еще в ночную пущу. А на гуляние сходи. Развлекись. И веночек сплети. Только не забудь про крапиву!
Бабка склонилась над землей, приглядываясь к невысокому и невзрачному цветку.
- А вот и бел таленц. – забормотала она. - Хочу от него корешок выкопать... Это, Милушка, занимательная трава. Позволяет знающему говорить с растениями и зверьём.
Из кармана широкой юбки Жоля извлекла коротенький ножик и принялась осторожно рыть землю вокруг бел таленца.
Мила же повернулась и стала смотреть вперёд, туда, где налетевший ветер волнами ходил по полю, и белый сверкающий шар мелькал среди цветов. Рядом с ним бродил кто-то высокий и тощий, смахивающий на костлявого человека. Рассмотреть его как следует было невозможно – фигура расплывалась и плавилась под солнцем. Вот она повернулась спиной, наклонилась над чем-то, и над высокими травами мелькнул серый лохматый хвост.
Где-то уже Мила видела похожий... совсем недавно... Кажется, это было во сне? Она вспомнила закутанного в овчину дедка и тощего волчару, впряжённого в его повозку...
- А можа не надо тебе сюда? – вкрался в голову тихий шепоток. - Не пожалеть бы!
Не надо? Точно не надо... А она приехала!.. Дурочка...
Мила резко зажмурилась, а когда опять посмотрела, белый шар вынырнул совсем рядом и превратился в застывшее женское лицо! Оно висело над полем словно прозрачная, стеклянная маска, а под ней сокращались в неистовом танце языки белого пламени.
Не выдержав ослепительного света, Мила прикрылась рукой. К голове будто приложили раскалённый утюг, затылок разом потяжелел, увлекая её куда-то вниз. Сквозь нарастающий шум в ушах она слабо услышала, как её зовёт баба Жоля, но ответить ей уже не было сил...
Очнулась Мила в сумраке и прохладе. На лице лежала влажная повязка, а рядом бубнили на два голоса приятели-домовые.
- Мабыць до утра прокимарит... – предположил глуховатый басок печурника.
- Не дасть ей Кайка до утра! – прочирикал тоненько хохлик. - Ужо два раза приходила!
- А не дасть и ладно. Няможна дзеўке гулянне пропускать. Раз приехала – должна пустить вянок!
- Неудалая она! Ничего-то не знаеть!
- Навучыцца (Научится). Трохі (немного, бел.) обождать надо. Гаспадыня её отшептала, теперя здоровенькая встанеть.
- Шибко её паляся приложила!
- Неча было хустку (косынку, бел.) снимать! Спасибо, Лексей помог, допёр до дому.
- То да. – послышался вздох. – Он Жолино добро помнит.
Скрипнула дверь, и голоса смолкли. Кто-то подошёл к кровати и осторожно потянул повязку.
- Проснулась? – баба Жоля внимательно разглядывала Милу. – Полегчало тебе, Милушка?
- Да... Кажется... – Мила медленно села и потянулась.
Голова не болела, тяжесть и слабость прошли.
- Ты прости меня, старую. Недоглядела. Увлеклась. А тебя ударом хватило. Так бывает в поле.
- Долго я... проспала?
- Считай весь день. Кайя уж несколько раз забегала. Интересовалась, как ты. Хотела сюда, да я не пустила. Ты вот что, Милушка. Не ходи на это гулянье. В другой раз поглядишь. Поспи лучше эту ночку.
- Не, баб Жоля, пойду. Я же сюда не спать приехала.
Мила осторожно поднялась и попросила попить.
- Налью тебе холодненького кваску. Пошли до кухни. Я и драников уже нажарила. Как раз и поешь.
Мила собралась было пересказать бабке подслушанный разговор домовиков, но тут опять явилась Кайя.
Оглядев Милу, она удовлетворённо кивнула и постучала себя по запястью, намекая, что им уже пора.
- Скоро вечер. Даю тебе полчаса на сборы и пойдём за травами для венков. Ты, надеюсь, не передумала?
- Нет. Мне хочется прогуляться. – Мила быстро и жадно ела поджаренные до хруста картофельные оладушки, и, наблюдающая за ней Кайя, усмехнулась.
- Откормит тебя баба Жолина. Придётся новые тряпки покупать.
- А и откормлю! Что в том плохого? – засмеялась бабка. – Садись и ты с нами.
- Благодарствую. Я только от стола. – Кайя церемонно поклонилась. – Милуша, как соберёшься, приходи ко мне. Мне не терпится окунуться в волшебную ночь.
