- Живой? – спросил Михаил лежащего ничком на полу камеры человека.
- Вроде. Кажется, уже могу говорить. А то язык залип, бормотал невесть что, – Михаил помог ему подняться, и тут они разглядели лица друг друга. И оба одновременно истерически захохотали.
Это шестнадцатая глава ретро-детектива "Одна жизнь на двоих". Загадочные преступления, семейные тайны и красивая история любви на фоне патриархальной Москвы конца XIX века.
Роман публикуется по главам, но уже написан полностью, так что можно читать не опасаясь, что финал истории так и не будет написан)
Все главы можно увидеть в подборке.
- Так это ты тот пропойца, о котором такая дискуссия была?
- А вы опасный убийца. Нечего сказать, насмешили, даже бокам больно! Да вы даже мух не прихлопываете, а за форточку выгоняете. И на задержании, если что, стреляете так, чтоб только не насмерть! Как вас-то угораздило?
- Как говориться от сумы и от тюрьмы… в общем, рассказывай, как умудрился дебош сотворить?
- Это долго.
- Поверь, времени у нас предостаточно.
- Всё же я постараюсь как можно короче. Помните студента Шорова? Так вот, не вдаваясь в подробности, я изучил его послужной список, выделил двух ближайших людей, проследил за ними, и они вывели меня к дому, где собираются наши иксисты. Скажу, замуровались порядочно, дверь заперта, окон нет, еле отыскал подземный ход. Общество я скажу, замечательное. Предводительствует дама, и, похоже, облечена она всей полнотой власти. Такой маленький местный императорик. Ей пытались противоречить — спуску не даст, дисциплину держит. Декларацию написала, командует. Её именуют «Госпожа Президент», всех остальных по фамилиям. В обществе чёткая структура: должностей нет, во всяком случае, не называли, но положение разное, места в зале чётко означены: на диване сидело только двое, хотя третьему точно было место, один стул пустовал, а шесть человек стояло. Самое интересное: они практически признались в убийстве Одноусовых, а ещё планировали нападение на дом Елисеевых, но Госпожа Президент запретила. Планируют ограбление банка, и на Большом Каменном мосту в карете была она. Этот Шоров из их компании, видно, пытался от неё избавиться.
- Замечательно! Мы знаем, что будут грабить банк, и ничего сделать не можем. Какой хоть банк?
- Вот этого как раз я и не знаю. Меня заметили. В самый неподходящий момент. Собственно, почему я здесь и оказался.
- Ты хочешь сказать, преступники посадили полицейского?
- И ничего смешного! Я был один, а их – пятнадцать. Человек пять меня задержали, остальные спрятались в доме. У них там ещё что-то потайное точно есть. Пятеро, это ещё не так худо, я уже совсем было отбился, но им некстати помощь подоспела. Помню только, что ударился головой, и, конечно же, больше ничего. Очнулся на улице, язык у меня от крови присох, и я ничего путного сказать не мог, шатаюсь, в грязи весь. Кто ж - как не пьяница: естественно, сюда определили.
- А фамилии какие-нибудь ты услышал?
- Да. Анна Брилевская, молодая девица, сидела рядом с госпожой президент. Рядом с ней ещё мужчина сидел, полагаю, достаточно ей близкий, не Брилевской, а президентше. Называл её Наташей и первым делом её спрятал.
- Наташа? Наталья. Лицо видел? Может, это сестра Нины?
- Не знаю. Я не видел ни Наталью Леонидовну, ни лица президентши.
- Кто ещё?
- Ещё Калужиц, студент, горяч, рвётся в бой, Наумов, тоже студент, но посмирнее, некто Кашин и ещё из примечательных – отставной капитан в пехотной форме и с двумя Георгиями, дама с лорнетом, её зовут как-то иностранно Эмма или Эмилия. Больше, наверное, и сказать ничего не могу. А вы-то как?
- Представь себе, я Нину Леонидовну Елисееву убил.
- Что? Как это? Кто взял дело?
- Надеюсь, ты не поверил. Дело забрал Морсов. Вчера ночью или сегодня утром, не знаю, как правильней, устроили у меня обыск. До этого мне подкинули её письмо и шарф. На допросе узнал, что у Елисеевых есть сторож, которой видел, как я проник в дом, держа постоянно руку за пазухой. И я ему показался подозрительным. Спрашивается, раз так, то куда же он тогда смотрел? А ещё очень милая горничная показала, что она вошла в комнату и видела меня с пистолетом и мёртвую хозяйку, и будто бы я ей приказал молчать, а в случае чего грозился убить. Жаль, не спросил её имени, а то неплохо бы знать, кого собираюсь убивать. Мне с ней очную ставку организовали. Презабавная девица, императорский театр по ней плачет. Так натурально завопила, как меня увидела, так руки заламывала, такой мышиный страх в глазах! Я даже на секунду поверил.
- Разве вас что-то связывает с Елисеевыми? Зачем вам её убивать?
- В том-то и дело, что связывает. Но это было давно. Восемь лет назад… я любил её, очень любил.
- И она не ответила взаимностью?
- Нет. Она тоже была влюблена. Я сейчас не богат, а тогда даже в Сыскном не служил. А Нина болела. Анастасия Игнатьевна, её мать, верно рассудила, ей нужен был богатый муж, и выбрала Елисеева. Знаешь, когда я уезжал, мы прощались, и она сказала: «Обещай, что будешь рядом, когда я умру». Елисеев это слышал. Он так и не простил мне этого обещания. А я обещания не сдержал, я приехал слишком поздно.
- Вы не могли знать. Она имела в виду болезнь, а повернулось всё иначе. Кстати, чем она была больна?
- Малокровием. У них наследственное.
- Анемия или если правильнее αναιμία… Редко бывает наследственной. Возможно, увеличенная селезёнка. Это одна из гипотез, вопрос почти не изучен. Хотя может где-нибудь в Швейцарии и научились лечить. Но в любом случае дорого. Обычно рекомендуют витамины, прогулки, курорты.
- Интересуешься медициной и латынью? Не знал.
- Это греческий. И вообще, я почти врач.
- Что значит почти?
- Мой отец был земским врачом, самым образованным человеком крошечного уездного городка Гжатска. Всех пациентов он лечил только тремя препаратами: спиртом, банками и какими-то непонятными, но, по-видимому, чудодейственными пилюлями, потому как они применялись ко всем болезням. Судьбой мне было предназначено стать таким же светилом науки, но в семнадцать хочется совершить что-нибудь великое, благое для человечества. Поэтому, располагая лишь благородными порывами выучиться и стать так сказать «просветителем» Гжатска, а так же знаниями, полученными в Церковно-приходской школе, я отправился в Петербург поступать в Университет. И как вы думаете, я поступил?
- Я как-то не уверен.
- Вот и неверно. Самое занимательное, что я поступил. Всё дело было в счастливой ошибке. Конечно, о ней я узнал позже. Экзаменатор был предупреждён, что третьим в аудиторию войдёт племянник генерал-губернатора, которого, безусловно, нельзя не принять. Но располагающий блатом молодой человек опоздал. На экзамене я стоял, не бе ни ме, но хвалили. Я был уверен, что поступлю. А самое интересное наступило, когда я прочёл результаты и не нашёл своей фамилии. Выхожу я из здания, на душе погано, и вижу, как один рьяно пинает ногами дерево. Я подумал, что он в таком отчаянии от провала на экзамене, подошёл, спрашиваю: «Что, брат, тоже провалился?», а он отвечает, что, мол, наоборот, поступил. Говорит, у дядюшки идея фикс обучить его, а он терпеть не может ученья, даже на экзамен не пришёл, а непонятно как поступил. Тут я вспомнил, что на экзамене меня назвали Николаем Петровичем, а я так волновался и забыл поправить. Так и выяснили, что я вместо него экзамены сдал. В общем, сложилось замечательно: дядюшка думает, что племянничек прилежно учится, а я денег ни копейки не вкладываю, на полном иждивении у племянничка. Мы замечательно сдружились, хороший был человек. Даже очень похожи стали. Я с ним настоящим белоподкладочником и бретёром сделался! Даже один раз стрелялся, представляете? Из-за какого-то студенческого значка!
- Это как? Из-за значка?!
- Да этот значок, чтоб его, удивительно похож на номерной жетон официантов. И однажды в ресторации какой-то подгулявший барчук возьми и крикни мне: «Эй, человек! Какой там у тебя нумер?! Подай-ка мне водки!» Он это так, чтоб поразвлечься, я сразу понял, но я там был с товарищами и, разумеется, не мог же я уронить честь графа Рюмина! Так что скандал вышел, этот дурак сам был не рад! Он-то промахнулся, а я на полвершка над головой ему выстрелил. Тот со страху в обморок грохнулся. Рюмин был в восторге! Только жаль беднягу, в другой раз он уже сам с одним офицером повздорил из-за какой-то актриски. И застрелили моего друга графа Рюмина на дуэли, когда мы с ним последнего курса чуть-чуть ни кончили. Естественно, мне пришлось в срочном порядке ретироваться из Петербурга. Так что диплома никакого у меня нет, не сошёлся я с медициной характерами. Да впрочем, и не было бы. Я же там учился, как Рюмин!
- Но знания-то лишними никогда не будут. И что было потом?
- Что верно, то верно, Михаил Алексеевич. А потом ничего. Приехал в Москву, стал учиться юриспруденции и, сдав экзамен на коллежского регистратора, поступил на службу в Сыскной. Слушайте, а раз вы знали Нину Леонидовну, значит, должны были знать и её сестру?
- Нет. Я ни разу её не видел. Она была… как бы сказать… вне семьи. Сбежала из дома.
- Значит, она была весьма вольных взглядов, и вполне может статься, что Наталья Леонидовна и Наталья – президентша одно и то же лицо!
- Эту возможность исключать нельзя. А ведь её ждали, ждали у Елисеевых в вечер перед убийством!
- Тогда можно понять, откуда книга. Нина Леонидовна вполне могла из интереса взять книгу сестры или по её совету, может та её хотела привлечь в общество!
- Нет, Нина не читала такого! Она стихи любила Фета, Тютчева. Идей никаких не признавала, знаешь, как она всегда говорила? «Жить надо как живётся, тем, что Бог дал, не просить большего, но и не отказываться от данного». К тому же Елисеев сказал, Наталья Леонидовна так и не приехала.
- Слушайте, а ведь Наумов, один из иксистов, живёт в Ляпинке. Это прямо напротив дома Елисеевых! Что если они вздумали от своей атаманши избавиться, и например, знали что она к сестре поедет? Могли следить. Может она поэтому и не приехала, что заметила слежку, и тогда её чуть на мосту не подорвали.
- Нет, не получается. Кто тогда убил Нину? И зачем? Это было раньше взрыва. Хотя эти преступления могут и не быть связаны.
- Совпадений не бывает.
- Измайлов, ты мыслишь идеалистическими категориями!
- А вы, Михаил Алеквеевич, всё усложняете. А если допустить, что Наталья Леонидовна всё-таки приехала? И Нина Леонидовна дала ей время сбежать? Или это несчастный случай, скажем, их хотели напугать.
- Нет, нет… не дай Бог, если это так! Я не смогу. Я должен ненавидеть убийцу, он должен быть виноват, прямо виноват, безапелляционно. У него не должно быть шансов на прощение, потому что я его не прощу. Никогда.
Разговор затянулся до утра и прекратился только потому, что они случайно оба заснули. Михаила разбудил лязг замка и громкий голос тюремщика:
- Посетитель!
Измайлов, даже не пошевелившись, продолжал храпеть, уткнувшись носом в солому тюфяка. В камеру вбежала Оленька и повисла на шее брата.
- Мишенька, как ты? Ты не заболел? Не простудился? Говорят, здесь холодно. Я тут тёплое принесла. Верно, голодный? Вот пирожки, твои любимые, с черносмородиновым вареньем. Мишель, я уже не знаю, что делать. Всех обежала, отослала прошение на Высочайшее имя, да толку, думаю, ни на грош. Не знаю, к кому за помощью обратится, да к тому же господина Измайлова нигде нет.
- Не беспокойтесь, Ольга Алексеевна, я здесь!– откликнулся проснувшийся Измайлов.
- И вы здесь? Что ж это такое! Так что же мне тогда делать?!
- Так, Оленька, ты молодец, всё сообразишь. Сейчас разработаем план. Мы подозреваем: Боровицкого…
- Иксистов… - добавил Измайлов.
- Дмитрия, - в свою очередь заявила Ольга.
- И ничего сделать не можем. Был бы ты свободен, а Оле ведь не раздвоиться.
- А вас здесь никто и не держит, – послышался голос тюремщика. – Вас никто не сажал, а определили за нетрезвость. Раз в сознании, так идите, на все четыре стороны.
- Это замечательно! - обрадовался Можжевелов, — Вы моя связь с внешним миром. Нужно следить за домом, хотя я сомневаюсь, что они вновь там соберутся, за Боровицким… поискать Наталью, ещё мальчика из завещания… и самое главное, хорошо бы почитать переписку Нины с сестрой, может, что прояснится на счёт Боровицкого. Нина многое о нём знала, это могло стать мотивом.
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение!
Продолжение:
Начало: