Можжевелов вновь раскладывал на диване в несколько стопочек листки разномастной, плотно исписанной бумаги.
— Что это? – спросила Оля, уже достаточно долго наблюдавшая эту картину.
— Бумаги Боровицкого. Я не знаю, каким чудом, но нам дали разрешение на обыск. Я думаю, он слишком путался в показаниях.
— Что-нибудь уже обнаружил?
— Пока нет. За исключением нескольких, все письма от одной женщины. Целая пачка пространных посланий a-la Татьяна Ларина и две весьма гневные записочки. С большой вероятностью могу сказать, что написаны они рукой Нины и её любимая подпись: «Н.Е.» тоже на всех. Если хочешь, прочти, мне интересно твоё мнение.
Это одиннадцатая глава ретро-детектива "Одна жизнь на двоих". Загадочные преступления, семейные тайны и красивая история любви на фоне патриархальной Москвы конца XIX века.
Роман публикуется по главам, но уже написан полностью, так что можно читать не опасаясь, что финал истории так и не будет написан)
Все главы можно увидеть в подборке.
Ольга взяла протянутые ей листы.
Почему Вы молчите? Почему не отвечаете на письма? Разве Вам не ясно, что Ваш ребёнок серьёзно болен? Если Вы не готовы признать его, то умоляю оказать хотя бы материальную помощь. С некоторых пор я считаю Вас человеком, не знающим чести, но Ваша помощь могла бы исправить это мнение. Поверьте, в Ваших руках жизнь Вашего ребёнка.
Н.Е.
Вы поступили настолько подло, что я не нахожу Вам никаких оправданий. К счастью, мы справились и без Вашей помощи. Мне нужно вернуть Вам все Ваши лживые письма. Вам послано приглашение на званый обед. Обязательно придите. Но пачка столь внушительна, что я не смогу передать её Вам во время обеда. Забудьте у нас свои перчатки. Они послужат предлогом для визита на следующее утро. К тому же мне нужно с Вами поговорить. Приходите рано, около семи.
Н.Е.
Прочитав записки, Ольга взяла с каминной полки свой серебряный портсигар и янтарный мундштук. Села в кресло, медленно закурила. Михаил недовольно поморщился. Он терпеть не мог, когда курят, в особенности когда курит Оля, и всегда ей это запрещал, но она никогда, конечно, не слушала. Они были совершенно разными людьми, схожими лишь в некоторых чертах лица. Начиная с внешнего вида у них не было ничего общего: тёмный костюм-тройка Миши и яркие экстравагантные Олины платья, впрочем, никогда не переступающие границы вкуса, идеально зачёсанные волосы брата и все ещё очень смелая для женщины короткая стрижка сестры, а также любовь к кофе против полезности чая, импульсивная неаккуратность против спокойной педантичности.
— Ольга! Прекрати.
— Мне же нужно чем-нибудь занять руки.
— Лучше вышивай. Я что, зря привёз эти пяльца из поместья?
Оля послушно села к стоявшим у окна старинным пяльцам, на которых вот уже год была натянута вышивка с какими-то розами, и начала весьма ловко шить, при этом продолжая курить левой рукой, оперев локоть о подоконник.
— В светлице темновато — засвети лучину, – ехидно бросила она.
— Не обижайся, я как лучше хочу. Есть какие-нибудь идеи по поводу записок? Не молчи, я лично не знаю, что делать.
— Я думаю о Дмитрии. Может, деньги, ревность? - предположила Ольга.
— Деньги исключаются, у Нины было слишком мало собственных средств, и он бы не стал убивать из ревности.
— Но повод же был.
— Был, но как-то притянуто получается. Нина хотела встретиться с Боровицким. Возможно, они были давно знакомы. Она хотела вернуть письма — значит, переписка между ними была. Она просила денег. Вот это понять сложнее. Деньги для ребёнка… для какого ребёнка? У Нины есть дочь, но даже если бы она была тяжело больна, Нине нет нужды просить у кого бы то ни было денег. Её муж — богатый человек, значит, Дмитрий не должен был знать об этом денежном затруднении. Неужели у Нины и Боровицкого был незаконный ребёнок? Нет... не правда.
— Помнишь про того мальчика, что указан в завещании? Как его звали, помнишь? - спросила Ольга.
— Да… как-то просто. Степанов, по-моему.
— А имя – отчество?
— Подожди, у меня в блокноте записано. Вот, Владимир Александрович Степанов.
— Его нашли?
— Нет пока. Но я, кажется, начинаю понимать твою мысль.
— Владимир Александрович, а Боровицкий – Александр Петрович. Александр – Александрович, как думаешь, есть связь?
— Скорее всего, совпадение.
— А если суммировать все совпадения?
— Конечно, много стыкуется, но…
— Но тебе просто не нравится эта мысль! Мальчик – Степанов. А в записке ясно же сказано, что Боровицкий не хочет признавать ребёнка, посему такая простая фамилия оправдана. Его нужно как можно скорее отыскать.
— Слушаюсь, господин обер-полицмейстер! А если господин обер-полицмейстер затушит сигарету, от которой уже нельзя дышать, то слушаться буду вдвойне.
— Если господину следственному приставу это будет так приятно, пожалуйста. (Она потушила сигарету о пепельницу.) Но как бы ты мне ни запрещал, я курила, курю и буду курить, будь это тысячу раз вредно.
— Блажь! Капризная ты девчонка, но я чересчур слаб перед тобою.
— Думай, как хочешь, а без сигареты я плохо соображаю. Лиза! Лиза! Принеси, пожалуйста, кофию!
— Не одно, так другое.
— Кофий тебе не победить, — гордо заявила Ольга, — Спасибо, Лизанька, так быстро.
— Я только что сварила. А вам, Михаил Алексеевич, принести чаю?
— Да, пожалуй, не откажусь.
— Нормального или вашего чудного?
— Не чудного, а зелёного и очень полезного.
— Как мило, очень полезная гадость, - будто невзначай заметила Ольга.
— Оленька, вовсе нет.
— Отменная гадость! Лиза, иди, ужинать мы будем через час. Знаешь, Мишель, мы уклонились от нашего разговора. Как с поисками Наташи?
— Не спрашивай. С ней ещё хуже! Будто бы её вообще не существовало. Ты о ней что-нибудь знаешь?
— Совсем немного. Мы же жили либо в Москве, либо у тётки в Крыму. Да и они поместье не жаловали.
— И это было большой ошибкой.
— Что именно?
— То, что тебя постоянно отправляли в Крым к тётке Августе.
— Вот о Крыме я вовсе не жалею. Мы с тётей ладили прекрасно. Я называла её Авой. Она просила не называть её тётей, говорила, что она всего лишь жена кузена моего отца. И старше она меня ненамного. Лет на десять – двенадцать, не больше.
— Учила она тебя не тому, чему надо.
— Не правда. Да, Ава тоже курила, но никогда не учила меня этому. И даже не разрешала. Мне было лет тринадцать, когда я стащила у неё парочку сигарет, и, когда она узнала об этом, мне устроили такую головомойку, что не позавидуешь!
— Зато потом, на совершеннолетие, именно Ава подарила тебе этот мундштук.
— А что поделать, если я всё равно курю и если я уже самостоятельный человек. Аву я обожаю, надо будет к ней съездить летом. Она пишет, что после того, как овдовела, ей ужасно одиноко. Ближе нас с тобой у неё теперь никого. Я почти всю жизнь у неё провела. В поместье и не бывали. Мне было лет пять, а ты уже учился в гимназии, когда мы в поместье первый раз приехали. Кстати, именно тогда я познакомилась с Наташей. Но я её в лицо плохо помню. Да если бы и помнила, что толку. Двадцать лет как-никак прошло. Вот характер припоминаю. Бойкая такая, шустрая была девочка. Своенравная, любила командовать. Слова поперёк не скажи. Мы ругались часто, даже дрались, но дружили крепко. По всему характер у неё сохранился. Она совсем не схожа с Ниной. Тогда я ничего не знала о Нине, но это можно понять: в детстве Нина особо тяжело болела. Года через три меня впервые отправили к Аве — вернулась я только, когда мне было около пятнадцати. Тогда я очень подружилась с Ниной. Наташа гостила у каких-то родственников, и мы так и не встретились. Потом я узнала, что Наташа в шестнадцатилетнем возрасте сбежала с одним офицером. С тех пор о ней больше ничего не было слышно, как будто она просто перестала существовать. Я о ней больше ничего не знаю.
— Не густо, - вздохнул Михаил.
— Знаю. А можно мне посмотреть письма?
— Конечно, но в них нет ничего примечательного. Это просто письма влюблённой женщины. Люблю, целую, обнимаю, скучаю – вот и весь смысл.
— Мне интересно не содержание. Вот послушай: «…Почему ты так холодно отвечаешь на мои письма? Наше с тобою чувство дарует мне возможность жизни, не будь я уверена в твоей любви, я бы не могла ни жить, ни дышать, ни думать, ни чувствовать! Твоя любовь для меня, как живительная вода мучающемуся жаждой…» и так далее.
— Пафосно и противно.
— В тебе говорит ревность. Но всё же, как ты думаешь, можно подобные строчки написать второпях?
— Нет, с чего ты решила, что они написаны второпях?
— Почерк в письмах более острый, пологий, с нажимом, очень схожий с почерком в записках, но что-то есть разное. Вот у букв «у» и «д» хвостики остренькие, а в записках – более кругленькие.
— Нельзя же записки писать медленно, а письма под влиянием минуты?
— Я и хочу это сказать. Теперь подписи. «Н.Е.» в записках безусловно означает «Нина Елисеева». Теперь вспомним фамилию Нины до замужества.
— Ершинцева.
— О замужестве её сестры мы не имеем никакой информации — вероятнее всего, она тоже Ершинцева. Наталья Ершинцева — это тоже «Н.Е.». Очень возможно, что почерки у них похожи, но по характеру у Наташи он импульсивный, поспешный, а у Нины – плавный, аккуратный.
— Оленька, ты гений! Теперь же всё потрясающе складывается! Наташа любила Боровицкого и сбежала с ним. И, возможно, Владимир Степанов — их сын, и это значит, это значит, что он племянник Нины! Пле-мян-ник! Это же потрясающе, Оленька!
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение.
Продолжение:
Начало: