Игорю показалось, будто его с силой толкнули в спину. Причем это были не человеческие руки, а словно бы упругая струя воздуха, ураган, пронесшийся по пристройке. Невозможно было противостоять ему. Так морская волна подхватывает и несет тебя, и ты понимаешь, что все твои попытки остаться на ногах – смешны по сравнению с этой силой, она просто не замечает их.
Игорь оказался в воде. Он упал навзничь, и эта чисто-голубая, пахнущая хлоркой вода - сомкнулась над ним. Он извернулся, чтобы оттолкнуться от дна бассейна и всплыть, но плитки оказались скользкими как лед. Снова и снова делал он усилия нащупать их, обрести в них точку опоры – они ускользали из-под его ног, а воздуха в груди становилось все меньше.
Словно сам этот дом затаил злобу на юношу, отнявшего у него законную жертву – и решил взять в качестве жертвы его самого. Мучительное чувство удушья ослабевало, теперь Игорю уже вроде бы и не хотелось дышать…. Только звон в ушах, только чувство нереальности – мир отдалялся, исчезал за какой-то серой пеленой, и у Игоря уже не было силы шевельнуться, поднять руки…
Когда сторож вбежал в пристройку – ему показалось, что она пуста. Не сразу увидел он на дне бассейна - юношу.
Игорь лежал на спине, одна рука его покоилась на груди, глаза были открыты…
…Дело это имело широкий резонанс. Экспертиза подтвердила, что молодой человек не захлеб--нулся, он ум--ер от останов--ки сердца.
— Черт знает что, — говорил потом пат--ологоана--том, — Совершенно здоровый парень. Будто кто-то повернул ключик и заставил его сердце замереть…
Главврач клиники – несгибаемый мужчина, который, кажется, мог пережить любой апокалипсис, потеряв сына, был совершенно сломлен. А ведь именно он занимался всеми опытами.
Когда-то этот проект они задумали вместе с женщиной, которую Маша называла про себя Снежной Королевой.
Богатые люди готовы платить за роскошные условия жизни. Они отстегивают сумасшедшие деньги пластическим хирургам, чтобы сохранить красоту, вернуть себе молодость.
Но еще одна мечта у сильных мира сего, и хозяева клиники собирались стать тут первопроходцами.
Сделать так, чтобы у совершенно обычных людей, и даже у тех, кто имеет задержку в развитии – появились сверхспособности – вот какую задачу они себе поставили.
Еще вчера ты ничем не выделялся среди себя подобных, разве что своим богатством. А сегодня ты можешь читать мысли других людей и управлять их действиями. Ты начинаешь писать гениальные стихи, или предсказывать будущее – ты уникум.
Сколько сильных мира сего готовы будут заплатить любые деньги, чтобы они сами и их дети – получили такой дар!…. Чтобы слово "элита" зазвучало по новому, стало синонимом исключительности.
А те, кого хозяева клиники привозили к себе в качестве подопытных кроликов, действительно были никому не нужны, никто не хватился бы их. Дети из интернатов и детских домов, крепкие еще старики из пансионатов для престарелых, те, кого в просторечье называют бо--мжами.
Тех, кто откликался на «леч--ние» оставляли в клинике для дальнейшего наблюдения, от тех, кто деградировал до без---умия – избавлялись – и больше никто и никогда не видел их.
И вот теперь все пошло прахом. Дело было даже не в том, что ускользнула самая перспективная пациентка, и найти Машу никак не удавалось. Дело в том, что главный врач больше не мог работать.
— Это наказание за все, что я сделал, — повторял этот, отнюдь не религиозный человек, — Я пог--убил многих других, и Бог отнял у меня сына.
Вся работа, все опыты в клинике стали постепенно сходить на нет. Кто-то из пациентов ум---ер естественной смертью, кто-то вернулся туда – откуда его взяли: в те же интернаты и дома для престарелых.
Здание опустело. Но страдание тех, кто так и не сумел освободиться и отомстить своим муч--ителям, б--оль, которая пропитала эти стены и сам воздух бывшей клиники – остались тут навсегда.
*
Маша без происшествий добралась до железнодорожной станции – ей всего один раз пришлось спросить дорогу. Она поджидала электричку, жадными глазами глядя туда, в ту сторону, откуда вот-вот должен был показаться Игорь. Девушка до последнего надеялась, что он успеет – ведь она-то сама выбралась на свободу относительно легко. Но вот уже вдали показался поезд.
Близился, надвигался электровоз, похожий на огромную зеленую морду – а Игоря все не было. И что самое тревожное – Маша не слышала его, не могла читать его мыслей, точно сейчас он вообще ни о чем не думал.
Но она помнила, что он сказал ей – нельзя упускать этот шанс. Поэтому она в совершенном отчаянии поднялась по железным ступенькам электрички, устроилась в вагоне у окна, и до того момента как поезд тронулся – продолжала выглядывать друга.
Маша не могла не думать о том, что будет с ней, если они с Игорем не встретятся. Она совершенно не знала жизни, ехала сейчас в никуда, туда, где никто не ждал ее. И немудрено, что она спутала остановки. Игорь говорил, что им надо доехать до конечной, до областного центра. Но по дороге был еще один город, который показался Маше очень большим. Люди стали подниматься со своих мест – тут выходило много народа. И она вышла тоже. И через несколько минут осталась одна на перроне – электричка ушла, люди разошлись, а Маша не знала, что ей делать дальше. Ждать Игоря прямо здесь, как верная собака?
К другой платформе подошел пассажирский поезд, и к нему заспешили торговки. Стоянка была недолгой, пассажиры выходили из вагонов, чтобы размять ноги. И женщины предлагали им ягоды в пластиковый ведерках, копченую рыбу, пирожки и вареную картошку, посыпанную укропом с соленым огурцом в придачу. Последнее показалось Маше особенно соблазнительным, она была голодна, и у нее еще оставались деньги, но она боялась отойти – словно Игорь мог найти ее только на этом месте. Здесь она сошла с электрички -и тут она будет ждать его.
Через пару часов Маша привлекла внимание немолодой женщины, продававшей молоко. Торговка смотрела на бледную худенькую девушку и ей невольно становилось жаль ее. Маша ничем не походила на профессиональных нищих, настойчивых, вьющихся рядом: «Не пожалей бумажечку… Бумажечку не пожалей». Эта девушка ничего не просила, и торговка сама окликнула ее:
— Эй…. Девочка, иди сюда….
Маша обернулась, и увидела, что какая-то женщина манит ее. Последовала короткая пантомима. «Меня?» - Маша ткнула пальцем себе в грудь. Женщина закивала.
Когда девушка подошла – торговка налила ей молока – половину поллитровой банки. И потом смотрела, как девчонка пьет – так бережно, наслаждаясь каждым глотком, точно не знает, когда ей придется попить или поесть в следующий раз.
— Ты ждешь кого-то? — спросила женщина.
Машу немного испугал этот вопрос. Она вообще боялась кому-либо рассказывать о себе. Но он этой женщины не исходило никакого зла, и в конце концов, Маша кивнула.
— Сегодня поездов уже не будет, — сказала торговка, — До самого вечера. Потом в восемь пройдет московский – и все.
Маша снова кивнула. Она будет стоять тут сколько нужно, хоть всю жизнь. Летний день, раскаленный, тянулся нескончаемо долго, и единственное, на что решилась Маша – отойти от перрона в тенек, и сесть на траве. Ей хотелось пить, она устала – но не уходила.
Московский поезд был ее последней на сегодня надеждой – она вновь стояла на перроне и оббегала взглядом выходящих пассажиров, веря, что вот сейчас мелькнет серая клетчатая рубашка друга – но Игорь не приехал. И тут кто-то коснулся ее плеча. Маша обернулась рывком и еле удержала разочарованный вздох – это была та самая тетка, что утром налила ей молока
— Ну не могу успокоиться – и все, — сказала тетка, — Я ведь тебе не поверила, когда ты сказала, что весь день тут ждать будешь. А сейчас думаю – дай, схожу, посмотрю. Ты и не уходила никуда, что ли?
Маша покачала головой.
— Кого ждешь? — напрямик спросила тетка, — Родителей так не ждут. Родители сами за детей беспокоятся. Парень, что ли, приехать должен был?
Еще один кивок. Тетка сокрушенное поджала губы. Маша ясно читала, что думает женщина – обманул…бросил… глупая девчонка…. Все это не имело к ней, к Маше, никакого отношения.
— Вот что, — решительно сказала тетка, — Сегодня уже точно тебе никого ждать не надо, никто не придет. Пойдем ко мне ночевать. Я тут недалеко от вокзала живу. Утром покормлю тебя – и беги встречать свою электричку.
Маша зацепилась за слово «электричка» - оно было неразрывно связано с Игорем.
— А когда она приходит? — спросила Маша.
— В восемь двадцать. Не бойся, не опоздаешь, я тебя разбужу, если что.
Впервые за много-много лет Маша окунулась в домашний уют. Тетка, которую звали Ксенией, загнала ее в душ, потом принесла свой старенький чистый халат, налила еще молока, нарезала пирог с капустой… А главное – здесь пахло не интернатом, не больницей – тут домом пахло.
Как-то незаметно для самой себя Маша рассказала Ксении, что у нее нет никого и родных, даже мать от нее отказалась, что она не знает, куда ей теперь идти. Она очень надеется, что Игорь приедет завтра, а если нет – впереди полная неизвестность. Впрочем, это не важно, главное, чтобы с самим Игорем не случилось ничего плохого.
А тетя Ксения думала, что парень рад был избавиться от наивной, немножко странной девчонке. Маше хотелось возразить, что это не так, но она помнила, что просил ее Игорь – скрывать свой дар ото всех, чтобы не дать преследователям зацепиться за эту ниточку.
Ночью Маша спала в такой мягкой постели, на какую ей еще не доводилось ложиться. И подушка слабо пахла духами «Красная Москва». Ксении не пришлось будить ее – девушка проснулась, как только рассвело – и хозяйка едва успела напоить гостью чаем, как Маша заторопилась на вокзал.
И был еще один – бесконечно долгий день на перроне. Никто не приехал ни на электричке (главная надежда Маши), ни на двух пассажирских поездах. И вечером Машу опять забрала к себе сердобольная женщина.
Ксения раздумывала о том, что ее собственная единственная дочка уехала в другой город, учиться в институт, и хорошо было бы взять к себе какую-нибудь девочку из детдома. Постарше, чтобы поговорить с ней можно было, и чтобы по хозяйству чуток помогала. А тут как раз подвернулась Маша, у которой – ни кола, ни двора, которая единственное, что о себе знала – фамилию.
Каждое утро Маша, как пес Хатико, ходила встречать электричку, потом возвращалась к Ксении, и училась у нее домашней работе. Вскоре она могла уже и убираться, и готовить, так что Ксения укрепилась в своем решении.
— Оставайся у меня, дочка, — сказала она Маше, — Как-нибудь оформим тебе документы.
И Маша осталась. Долго еще, до конца лета, выходила она по утрам встречать каждую электричку, и пыталась через дальнее расстояние – услышать, почувствовать – думает ли о ней Игорь. Но «на том конце провода» была абсолютная тишина. И чем больше проходило времени – тем вернее теряла Маша свою способность. Все труднее становилось ей понять – о чем думает человек, прочесть его мысли. Возможно, причина была в том, что она уже не получала тех лекарств, которые давали ей в клинике, не подвергалась тем опытам. Она становилась обыкновенной девушкой. И вместе с этим она забывала – забывала обо всем, что произошло с ней в последние годы. Словно кто-то постепенно отключал ее память – так в кинозале медленно гасят свет.
Ксения повторяла, что надо хлопотать о документах – без них никак. А Маша боялась этого, ей казалось, что, заяви она о себе и ее тотчас найдут. Однако ее приемная мать (Маша быстро привыкла считать Ксению матерью, ведь родной мамы у нее, считай, что и не было) настояла на своем. В конце концов, с помощью полиции, медиков и многих других людей, принявших в ней участие - Маша получила паспорт.
Приезжала на каникулы родная дочь Ксении, она и подсказала дальнейший путь – надо окончить вечернюю школу, а потом пойти учиться дальше. Это был разумный совет, и Маша ему последовала. Два года понадобилось ей, чтобы одолеть программу средней школы, а потом она поступила в институт культуры, и будущее свое видела среди библиотечных стеллажей.
К этому времени она забыла уже всё – страшную клинику, годы, проведенные взаперти, свою первую любовь. Здесь не обошлось без тех препаратов, которые она когда-то получала. – большой кусок жизни выпал из памяти напрочь.
О замужестве Маша не думала – это было даже странно, ей долго никто не нравился, словно она хранила верность какому-то недостижимому идеалу и всех сравнивала с ним. Но потом одна из подруг познакомила ее со своим братом, и в жизни Маши появился Виктор.
…И вот теперь, неожиданно увидев перед собой точную копию Игоря – словно и не было всех этих лет, он оставался всё так же молод, Мария поняла, что ее мир рушится. Все, что время милосердно стерло из ее памяти – встало перед ней вновь.
Никогда, никогда она не согласилась бы приехать сюда, не позволила бы, чтоб муж решил устроить отель на месте этой стра--шной клиники. Выше сил ее было вновь войти в эти стены – где ее так долго му--чили и едва не от--няли жизнь, где она потеряла всех своих друзей, она понимала, что судьба их могла быть только плачевной.
Но больше всего ее страшил вопрос, который она задавала сама себе – неужели Игорь сознательно решил не ехать вслед за ней, бросил ее? Выходило, что так. Он женился на какой-то другой девушке, и тот мальчик, что пришел к ним в дом – это мог быть только его сын – и больше никто. Это с ума сойти, что Аня представила его как своего жениха.
Мария не видела выхода – нужно поднимать старую историю. Рассказать ее домашним – а они, скорее всего, не поверят, потому что это не укладывалось в голове. Нужно разрушить мечту мужа – сказать, что место, где он видел свой будущий отель – проклято, и оставаться здесь нельзя.
Мария заплакала тихо и горько, как ребенок, упрекая судьбу – ведь, кажется, она уже достаточно натерпелась, за что ей еще и это?
*
А в это время Костя гадал – действительно ли он видел в дверях фигуру священника, реальный ли это человек – или просто видение? И не является ли оно каким-то важным знаком.
Окончание следует
#истории #рассказы #литература #культура