Нина Павловна настолько любила магазины, что была готова проводить там круглые сутки. Размер пенсии не позволял ей совершать слишком много покупок, но вот сам процесс... Он как раз доставлял женщине невероятное удовольствие.
Раз в месяц сын высылал ей кругленькую сумму и Нина Павловна, подхватив две цветастые сумки шла в ближайший супермаркет. Сначала она останавливалась у холодильника со всякими молочными продуктами. Йогурты, творожки, глазированные сырки - это всё женщина очень любила. Положив несколько штук в тележку, она продолжала свой путь. И таким образом она делала пару-тройку кругов по помещению.
Вот и в этот раз получив от Ивана заветный перевод Нина Павловна вышла из дома. Настроение соответствовало погоде. Яркое солнышко пригревало настолько сильно, что женщина зажмурилась, пожалев, что не взяла из дома очки.
Стоя на крыльце супермаркета и вытирая слезящиеся от солнца глаза Нина и не заметила подошедшую сзади пожилую женщину. Та аккуратно тронула Нину Павловну за рукав.
— Простите, — задыхаясь от волнения обратилась она к Нине, — у вас не найдётся немного мелочи на хлеб?
Нина Павловна обернулась, пробежала взглядом по фигуре сухонькой старушки и ахнула:
— Марья Никитична?! Какими судьбами ты тут на хлеб просишь?
Марья не ожидала встретить знакомых у этого магазина. Специально выбирала такой, чтоб подальше от дома, но просчиталась. Городок небольшой и вряд ли тут можно незаметно попрошайничать. Женщина смущённо опустила глаза.
— Да вот... Так вышло...
— Маш, у тебя же сын взрослый. Женился, ребятёнка родили... Как же ты тут, а?
— Пойду я, Нин, — Марья сделала вид, что не услышала вопросов знакомой.
— Нет уж, стоять! Рассказывай быстро, что за беда у тебя приключилась.
— Да что рассказывать? Сын есть, а толку нет. Пьёт Васька... Сильно пьёт. Жена ушла от него и дочь забрала. Я Мирославу не осуждаю, кому такое счастье нужно-то. Молодая она, красивая. Не дело это годы жизни на алкоголика тратить. Васька уже половину квартиры вынес и продал. Ни телевизора, ни пылесоса, ни моей любимой кофеварки - ничего не осталось.
— А ты что?
— А что я? Не выгоню же я сына из квартиры. Да и разве уйдёт он? Тут и чисто, и пенсия моя... Сам-то он уж давно не работает...
Нина Павловна вновь окинула взглядом знакомую. Потрёпанное платье болталось на тощем теле, на голове повязан старенький платок, у одного ботинка виднелась небольшая дырка.
— Ну-ка, пойдём, — Нина Павловна подхватила Никитичну под руку и почти силой потащила за собой в торговый центр.
— Зачем ты меня сюда тащишь?! — возмутилась женщина, — я даже резинку от трусов не могу купить. Прошлую пенсию Васька отобрал, а новая ещё не пришла...
— Я не просила у тебя денег! Раз иду, значит надо!
Никитична выдернула свою руку из крепкой хватки Нины Павловны и застыла прямо перед стеклянными дверями. Плечи её опустились и мелко задрожали.
— Ну ё-моё, — выдохнула Нина, — чего сырость разводишь?
— А как же не разводить? — всхлипывая спросила Марья, — растила сыночка, растила... А сама вынуждена теперь побираться на старости лет.
— Бьёт? — Нина Павловна вновь схватила Никитичну за руку, подняла рукав её застиранного платья и обнажила бордово-синие отметины, — не отвечай. Сама вижу. В общем, идём. Я тебе всё расскажу.
С Марьей Нина Павловна в прошлом почти не общалась, сказывалась немаленькая разница в возрасте. В то время, когда Нина только делала первые шаги - Марья уже вышагивала с рюкзаком в школу. А когда также пошла Нина - Марья уже перешла в восьмой класс.
С прожитыми годами эта разница растворилась во времени. Теперь они обе были седыми пожилыми женщинами, а кто из них старше, кто младше - уже и не важно. Сейчас Нина Павловна понимала, что эта тощая от недоедания, забитая старушка нуждается в помощи. И у неё был план.
— Что ты! — воскликнула Марья и замахала руками, — не могу я на родного сына заявление писать! Единственный родной человек он у меня, мужа-то давно похоронила...
— Этот единственный родной человек тебя бьёт и пенсию отбирает! — возмутилась Нина, — он тебя не жалеет, а ты его, значит, пожалей. Ну у тебя и логика, Машка.
— Нет! Я родного сына в тюрьму сажать не буду!
— Ну и дур@! Прости Господи, — Нина Павловна перекрестилась, но с пути не свернула, — в общем так, Машка. Писать заявление или нет - дело твоё. Но и обратно я тебя не отпущу. Пенсию на карту получаешь?
Мария Никитична молча кивнула в ответ.
— А карта небось у сыночка твоего?
Марья вновь кивнула и всхлипнула.
— Ты это... Не реви давай. Сейчас твою карту заблокируем и успеешь до пенсии новую получить.
Нина Павловна никогда не умела жалеть людей. Погладить по голове, подуть на ранку и обнять - был её максимум. А вот эти все нежные успокаивающие слова - это всё казалось ей пустым и не нужным. Можешь помочь - помоги, а петь серенады и коты умеют.
— В общем, сейчас покупаем тебе пару одежек и идём в банк. Карту блокируем, перевыпустим. Пока у меня поживёшь, а там придумаем что-нибудь.
— Неудобно ж это...
— Неудобно на потолке спать, — отрезала Нина Павловна, — а принимать помощь нужно и важно. Вон до чего дошла своими силами, доска и то толще.
Через час Марью Никитичну было не узнать. Приталенное платье обтягивало фигуру, а длинные рукава надёжно скрывали синяки от посторонних глаз. На ногах были удобные сабо, а на голове изящная панама.
— Ты же не за платьями сюда шла, — сказала Марья, любуясь своим отражением в стекле.
— Не за платьями... Но это и не важно, йогурты и сёмга меня дождутся.
Другие истории про бабонек: