Когда Артур отыскал в кармане дубликат ключей и вошёл в квартиру, всё ещё горел свет. Венни сидел у столика, склонившись над записной книжкой. При появлении гостя он посмотрел на него с нескрываемым страхом.
— Почему так поздно? Я уже хотел в полицию позвонить...
Он осёкся. Артур помотал головой и кинул пальто на пол. Венни посмотрел на его шею.
— Господи, что это?
Тот не ответил, поставил возле дивана кейс и, не раздеваясь, лёг лицом вниз. Он не хотел говорить; Венни знал это состояние и его не трогал. Артур так пролежал минут пять, пока не уснул.
На следующее утро проснулся от того, что под окном кто-то кричал. Дверь в спальню Венни была заперта. Артур подошёл к окну и увидел какого-то мужчину в комбинезоне, без верхней одежды. Он ходил около дома и, покачиваясь, распевал «Интернационал». Артур потёр глаза и тяжело вздохнул: он чувствовал себя разбитым и уставшим настолько, что ему было плевать на всё вокруг — ему просто хотелось нормально поспать. Он снова лёг, но так и не заснул. Венни не приходил. Он встал и, не испытывая чувство голода, умылся и от скуки стал расхаживаться по гостиной. Венни, фабричный рабочий, тратил одну треть зарплаты на всякие разные статуэтки: будто танцующие дети, спящие ангелочки или жирные коты. Он покупал их на рынке. Они стояли повсюду: у стола на краю, на тумбочках, в шкафу, на шкафе, в ящиках под шкафом, на кухне возле специй, в спальне около кровати. Также Венни любил бумагу и иногда (раз в квартал) баловал себя либо новой книгой, либо тетрадкой, в которой записывал мелкие события. Но он никогда не разрешал заглядывать в тетради, заверяя, что ничего особенного в них нет. Артур не возражал; он не любил лезть человеку в душу. Более того, никогда не спрашивал, куда по воскресеньям уходил Венни и почему тот всегда запирал дверь спальни. Он прекрасно понимал, что у каждого человека свои тараканы в голове и не спрашивал о них даже у того, у кого каждую неделю оставался ночевать.
Артур подошёл к большому дубовому столу, с краю которого стояли статуэтки, а по центру валялись бумаги и карандаши. Он равнодушно оглядел корявый почерк, который так и не разобрал, и тут взгляд его зацепился за небрежно оставленный приоткрытый ящик. Из него показалось что-то большое и тёмное; лучи восходящего солнца едва освещали этот предмет.
Он нахмурился и открыл ящик. Там лежал револьвер.
Артур осторожно поднял его, подержал на весу и пригляделся. В оружии он не разбирался, поэтому ничего бы не смог про него сказать, кроме как: большой, с тёмной рукояткой. Он покрутил барабан: в нём оставался один патрон. Тогда он раздвинул ящик и заметил два магазина.
Тут он поймал себя на мысли, что голос рабочего стих... И почему-то ему стало дурно.
— Почему ты роешься в моих вещах?
Это раздалось прямо за спиной. Артур невозмутимо поднял голову и заметил, что над ним стоял Венни в пижаме. Тот передвигался бесшумно, особенно в тапочках.
Он взял у Артура револьвер и положил в ящик. Лицо его было мрачнее тучи, но голос звучал почти ласково:
— Почему ты копаешься в моих вещах?
— У меня другой вопрос, какого чёрта тебе нужен револьвер?
— От таких, как он. — Венни указал в сторону окна.
Артур понял, что он тоже проснулся от его крика.
— Но столько патронов... В барабане только один. Ты стрелял?
— Я понимаю, к чему ты клонишь, но я не убивал. Да, стрелял, но для того, чтобы отпугивать. Ты знаешь, что открыли на Майской улице клуб коммунистов «Слуги народа»?
Артур покачал головой. Венни усмехнулся.
— Да, его открыли. До этого это была кучка нескольких мужиков с нашего завода, которые собирались после революции двадцать первого года и качали свои права. Потом прибавилось ещё несколько человек; они еженедельно собирались в баре. Один из них в последующем выкупил этот бар, и там образовался этот клуб, который на данный момент насчитывает около четырёхсот человек.
— И этот как раз из клуба?
— Более того, это их предводитель, Сергей Кулаков. Не знаю, за каким чёртом он приходит сюда по субботам и дебоширит?.. Кстати, этот комбинезон — форма клуба.
— Ты состоишь в этом клубе? Откуда ты столько про это знаешь?
— Раньше состоял: походил туда два месяца, а потом бросил. Не люблю я эти идеологические клубы, вот честно! — Он помолчал. — Хочешь кофе?
Они прошли на кухню. Венни приободрился, поставил чайник и даже напевал себе под нос.
— Кстати, забыл сказать: по иронии судьбы напротив клуба коммунистов стоит клуб консерваторов, «Националь». Он был основан на пять лет раньше, а сейчас пользуется меньшим спросом из-за коммунистов. Кулаков давит Вишнёвскому на пятки, да и глаза к тому же мозолит. Знаешь, никогда не подпускай близко коммуниста и человека консервативных взглядов — иначе полетят куски плоти в разные стороны! Я там не был, но слышал, что красиво у них, консерваторов... Знаешь, какую вражду ведут Эдуард Вишнёвский и Сергей Кулаков? Вишнёвский обвиняет Кулакова в употреблении запрещённых веществ и в общении с сутенёрами, а тот обвиняет его в каких-то финансовых махинациях, называет его аферистом и шулером. Кстати, а ведь Вишнёвский владеет казино «Райская нажива», что расположено на соседней, Рыночной улице. Рядом с рынком организовал клуб, о как! — Он рассмеялся и похлопал себя по круглому животику.
Артур нахмурился и промолчал. Венни тут же стал серьёзным и прищурился; Артур понял, что он смотрел на его шею. Полосы стали темнее и покрылись коркой. Венни подошёл поближе и покрутил светлый ус.
— А теперь говори, что случилось?
Артур рассказал. Он говорил без умолку: всё, что накипело за последние два-три дня — всё это он выливал ему, Венни Фишеру, человеку, который никогда не перебьёт. Он говорил и говорил, не упуская ни одну деталь. Он любил говорить, но не приукрашивать или добавлять лишние детали, поэтому его эмоциональная речь выглядела со стороны несколько сухо и неестественно. Венни налил кофе, сделал бутерброды и слушал молча; лицо его сохраняло каменное выражение.
Но когда Артур дошёл до допроса инспектора, лицо собеседника побелело, и морщинки на лбу стали глубже. Он заметил, что пальцы Венни пробирала мелкая дрожь, и прервал речь.
— Что с тобой?
Тот смотрел в пол, теребя чашку. Артур потряс его за плечо и пощёлкал пальцами.
— Венни, ты слышишь?..
Он за два глотка выпил кофе и выдавил из себя улыбку.
— Извини, я просто задумался. Мне жалко тебя, и всё тут... Главное, что его посадят. И ты, и прокурор целы, это хорошо. А тебе я бы дал орден за отвагу — никогда не решился бы идти в такую драку с вооружённым трубой пьяницей, вот честно!
Артур не отрывал от него взгляда. Говорил Венни быстро и даже с некоторой неохотой, а улыбка, прямо как у Лили, растягивало его круглое лицо.
Они позавтракали. Артур внимательно наблюдал за ним: Венни, этот неторопливый мужчина средних лет, ел так быстро, что со стороны был похож на машину, выполняющую ежедневно, по сотни раз на дню, мелкую операцию. Артур не говорил, хотя в голове у него крутились вопросы. Однако он знал, что Венни не ответит или отмахнётся.
Тот доел завтрак и, не убрав за собой посуду, ушёл в спальню и стал одеваться. Артур подошёл к нему.
— Ты куда?
Он не смотрел на него.
— Мне надо на почту. Срочно.
— Это разве не подождёт? Можем вместе сходить, если хочешь.
Он пожал плечами.
— Как хочешь. Мне нужно отправить письмо кузену...
— Почему ты так торопишься из-за этого? Сегодня суббота, почтовое отделение раньше двенадцати не откроется.
Венни надел брюки и поджал губы.
— Если хочешь, сходим в парк.
Погода на удивление солнечная, почти без ветра. Кулаков ушёл, на улице стояла мёртвая тишина: все спали. В парке, что располагался за углом, почти никого не было. Артур с Венни покормили уток, но оба молчали, сложив руки в карманы. Прогулявшись ещё по Битенбургу, Артур зашёл в больницу, Венни стоял за спиной. Медсестра на посту сообщила, что состояние прокурора стабилизировалось и максимум через неделю его отпустят. Ничего серьёзного — только рана от осколка и синяки, на пояснице гематома, в ноге неглубокая царапина от стекла.
Затем они направились на почту. Венни написал письмо на имя (как мельком разглядел Артур на конверте) «Бенджамин». Он ничего не сказал, и вскоре они разошлись.
***
Лабби проснулся только ближе к обеду, с удивлением обнаружив, что Лили в спальне не было. Только подушка соседняя смята; лучи февральского солнца ласкали её. Он перевернулся и прищурился от удовольствия. Когда ночью явился к ней, она не особо удивилась — наоборот, даже обрадовалась. Тем не менее лицо её было белее мела, а глаза стояли на мокром месте; она сообщила, что полчаса назад звонил муж, абсолютно пьяный, и орал, что разведётся с ней. Она заплакала, а Лабби её утешал... Гладил... Целовал...
И вот он ещё раз перевернулся на бок и поборол себя, встал. Она стояла в розовом халате у телефона и плакала.
— ...Да, я поняла вас. Сейчас приду.
Она положила трубку и закрыла лицо руками. Лабби подошёл со спины и обнял её.
— Лили, милая, что случилось?
Она прижалась к его обнажённой груди.
— Мужа посадили: он избил прокурора!
— Боже... — сказал Лабби, обхватив её голову руками.
Он не думал ни о прокуроре и ни об её муже. Она расстроена, она в отчаянии, она плачет. Он поцеловал её в макушку, она говорила:
— Теперь зовут меня к нему. Разбираться будут, а его посадят!
— Ну что ты!
— Я говорю, как есть. Его посадят: он напал на прокурора! Весь Битенбург его и так жалел за разбойничество; я извлекала его из тюрьмы, да и он всякие байки сочинял: будто его родители инвалиды, хотя они умерли три года назад; будто я в положении...
— Правда?
— Господи, нет! Он специально вешал лапшу детективам на уши, чтобы те пожалели его, а он ограничивался только штрафами. Ну всё, его точно посадят — на года три как минимум...
Она замолкла и громко всхлипнула. Лабби потянул её лицо к себе, поцеловал и вытер ей щёки платком.
— Тише, тише. Если нужны деньги, я помогу.
— Да ладно... Всё равно уже подыскивала работу. Я справлюсь.
— Ну смотри. Если нужна будет помочь, позвони мне.
— Да вы и сами в помощи нуждаетесь.
Он фыркнул.
— Господи, четыре здоровых мужика — и все работают! Нет, мы сами неплохо справляемся, а вот за тебя я волнуюсь.
Она вздохнула.
— А ещё кредит у нас на машину, квартира съёмная...
— Помогу я тебе, по-мо-гу. Ясно?
Она сжала зубы и кивнула.
— Как бы это во всеобщий скандал не вылилось. Его могут, конечно, и оправдать... Не знаю, не знаю, что из этого выйдет!
Лили снова заплакала, на этот раз громче. Лабби так и не понял её последние слова, но ясно понимал одно: она расстроена и сама попала в беду. Ей нужна помощь, хотя бы поддержка. Он сильнее прижал её, и от этого протяжного воя встал в горле ком.
...Она успокоилась и после завтрака отправилась в полицейский участок. Лабби же её проводил, а сам отправился домой: время приближалось к половине второго, надо было помочь навести порядок в доме. Он на полпути остановился: «А братья? Что они скажут, если я ушёл без спроса? — Но тут же он поморщился и махнул рукой. — Без спроса? Я что, маленький мальчик? Мне двадцать четыре, какое разрешение?!»
Но всё же внутри его нарастала тревога, и ему стало совестно, что он хотя бы не предупредил их. Да и почему? Слушать язву Георга, поучения Артура и смотреть в вечно грустные глаза страдальца Рейнера? Он мотнул головой, откинув эту мысль.
Продолжение следует... (Ежедневно в 15:00)
Автор: Кристина Устинова
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47532-sdelka-8.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: