В прошлой части мы ввели понятие исторической сингулярности и описали её странные отношения со временем. Сегодня мы попытаемся описать динамику сингулярности в пространстве, а также обрисуем взаимодействие нескольких ядер сингулярности.
Сингулярность и её власть над пространством
Напомню краткое содержание предыдущей части. Я назвал исторической сингулярностью современный (возникший в Осевое время) механизм социально-культурной эволюции, когда всё пространство решений в целом известно и эволюционные агенты произвольно выбирают из них более подходящее. Таким образом, движение по оси времени сменяется "движением по библиотечному каталогу". Для отдельного эволюционного агента это означает резкий рост свободы (зависимость от исторической траектории развития сильно ослабевает или вовсе исчезает), а вот для общества в целом пространство развития схлопывается (принципиально новые решения практически не появляются).
Там же я сказал, что историческая сингулярность, так же как и сингулярности гравитационные — чёрные дыры, движется в пространстве только в сторону расширения. Но как вообще историческую сингулярность можно определить в пространстве?
Напрямую — никак. Историческая сингулярность — это чисто информационная сущность, которая конкретного места в пространстве не занимает. Однако она определяет поведение людей. Следовательно мы можем определить пространство, занимаемое исторической сингулярностью, через охваченных ею людей и ресурсы, которые те контролируют.
Таким образом, динамику сингулярности в пространстве можно описать следующим образом:
В ответ на любое воздействие сингулярность стремится подключить к себе новых людей или же более полно организовать социальные связи и время уже охваченных ею людей.
Формулировка "сингулярность растёт в пространстве, организуя время охваченных ею людей", может показаться оксюмороном, но смысл в ней есть. Под временем людей здесь подразумеваются циклические действия, направленные на воспроизводство ресурсов и укрепление институтов. Если человек уже занят в воспроизводстве, то в рамках сингулярности его действия переосмысливаются. Если же он занимается менее утилитарными вещами, действуя в рамках открытого времени, его деятельность затягивается в циклы воспроизводства. Сингулярность, таким образом, овеществляет время.
Кризисы сингулярности
При всей своей неизменности и неуклонном пространственном росте, историческая сингулярность в физическом мире не существует. А люди и общества — существуют. Поэтому иногда физический мир наносит ответный удар, и происходит кризис сингулярности.
Начинаются такие кризисы примерно одинаково: все люди, до которых общество может дотянуться, оказываются в рамках его культуры; всё время и общественные связи людей, которые возможно и экономически оправдано структурировать при данном уровне технологий, оказываются структурированы. В такой ситуации сингулярность, сталкиваясь с новыми вызовами, пытается расти (а не расти она не может) за счёт структурирования времени и общественных связей, структурировать которые невозможно или экономически неоправданно. В первом случае мы получаем мертворождённые институты, которые заведомо неспособны выполнять возложенные на них функции, но при этом исправно потребляют ресурсы на этапе разработки и запуска. Во втором же возникают разнообразные избыточные виды деятельности, которые существуют сначала за счёт накопленных богатств, а когда те кончаются — начинают вытягивать ресурсы из жизнеобеспечивающих отраслей и производств.
В какой-то момент общество, выступающее носителем сингулярности, начинает физически сокращаться из-за перманентного экономического кризиса и сопутствующего падения рождаемости и роста смертности. Падение рождаемости, кстати, начинается ещё до кризиса, т.к. рождение и воспитание детей это тоже жизнеобеспечивающая отрасль и из неё тоже начинают утекать ресурсы. Но сингулярность не заслуживала бы своего высокого имени, если бы на этом её история кончалась. Когда опустевшие земли заселяют варвары, пришедшие извне, они проявляют интерес к высокой культуре и цивилизации, которая здесь некогда существовала, и начинают учиться у немногих оставшихся интеллектуалов из числа местных. Вместе со знаниями и навыками они перенимают полную, застывшую во времени картину мира — информационную матрицу сингулярности. И цикл повторяется.
Если варваров вовне не наблюдается, а новый народ внутри сингулярности критически необходим, его можно вырастить самостоятельно. Дело в том, что дети при рождении не включены в сингулярность и попадают туда только в процессе воспитания. Если разорвать связи детей со старшим поколением (а это очень трудно, поскольку дети ищут примеры для подражания), из них может вырасти поколение внутренних варваров, которые составят новое поле роста для сингулярности. Культурные потери при этом оказываются колоссальными, но здоровая динамика общества может восстановиться. Важно отметить, что здесь я говорю не о воспитании детей в рамках другой культурной традиции, а об изъятии их из любой традиции. Примеров применения такого метода социальной инженерии немного, но они есть. Самый известный — Культурная революция в Китае в 1970-е гг. Похоже, кстати, что это успешный пример. Как выглядят неуспешные, лучше не думать.
Что же случится, если варваров не окажется совсем? Для ответа на этот вопрос можно вспомнить последние два века существования Восточной римской империи, когда наследники древней цивилизации вели жаркие богословские споры и затевали зажигательные гражданские войны на территории примерно с Московскую область. И так вплоть до полного истощения субстрата. Сингулярность воспроизвелась и в этом случае, но у других народов, в других землях и заметно изменившись обликом.
И что же делать нам теперь без варваров?
Ведь это был бы хоть какой-то выход.
(Константинос Кавафис)
И всё-таки, есть ли развитие в сингулярности?
На этом мрачном месте я хотел бы ещё раз остановиться на самом провокационно тезисе моих сегодняшних рассуждений: неужели в социальной и институциональной сфере за последние 2500 лет развития нет? Разве отсутствует общественный прогресс?
На это можно ответить, перефразировав Энрико Ферми: если по ходу исторических изменений должны возникать социальные и институциональные новации, то где они? Не всякое изменение есть развитие. Калейдоскоп самых невообразимых скачков и переворотов может привести к строго нулевому результирующему прогрессу, если при этом не возникает принципиальных новшеств. А с этим большая проблема.
Я честно попытался вспомнить какой-нибудь современный институт, близких аналогов которого не было бы в древнем Риме. Вспомнил акционерное общество. Хотя понятие о пучке прав (в том числе прав собственности) существовало уже и там, а собрать из этого понятие ограниченной ответственности не требует огромных интеллектуальных усилий.
Кто вспомнит ещё институциональные (не технологические!) новшества нашего времени — прошу в комментарии.
То, что представляется нам общественным развитием, является на деле одним из следующих эффектов:
- Наличная социальная реальность вернулась в одно из состояний, которое уже заметили, отрефлектировали, но давно не практиковали ("всё новое, это хорошо забытое старое"). Так, наша современность кажется большим прорывом в иное по сравнению хоть с XVIII-XIX столетиями, хоть со средневековьем. Однако начитанные люди находят в нём массу аналогий со временами имперского Рима.
- Технический прогресс (он-то существует в реальности) позволил реализовать на практике методы управления и организации, которые ранее предлагали (а иногда и критиковали), но не имели возможности реализовать на практике ("Утопия воплотилась!").
- Проблема перевода. Тексты прошлого часто написаны архаичным языком и с использованием другой терминологии. Приходится толковать.
- Какие-то моменты и детали мыслители прошлого не успели додумать. Могли бы, но не хватило времени, здоровья, деньги приходилось зарабатывать, место за собой удерживать, близких устраивать. А недоставало, в общем, немного. Думаю, если бы Аристотелю дали полный пансион и 300 лет жизни, он вполне бы описал нашу с вами реальность. А так приходится подумывать самим.
Ядра сингулярности
Возможно ли возникновение нескольких сингулярностей? Вполне возможно. Более того, именно в такой реальности мы и обитаем. Однако по мере своего роста эти сингулярности начинают соприкасаться, и в конечном итоге должны слиться воедино.
В истории можно проследить по крайней мере три ядра сингулярности. Первое возникло в классической Греции, второе — на Ближнем Востоке. Уже в позднеантичное время они слились и с тех пор составляют мировоззренческую основу нашей, западной цивилизации, а также мира ислама. Конфликт ислама с современным Западом, таким образом, следует считать спором о культурной гегемонии, в котором стороны враждуют, но вполне понимают друг друга.
Третьим центром сингулярности стал Китай. В эпохи Вёсен и осеней и Враждующих царств работала плеяда философов, заложивших основания всего китайского мировоззрения. Запад всерьёз соприкоснулся с культурой Китая не более двух столетий назад. Слияние двух сингулярностей происходит на наших глазах и пока далеко от завершения.
Критерий здесь прост: нельзя говорить о слиянии сингулярностей, покуда ключевые понятия одной культуры носителям другой культуры приходится объяснять.
Важным остаётся вопрос, можно ли говорить об индийской сингулярности. Несомненны как богатство и сила индийской философии, так и её минимальное влияние на материальную и социальную действительность. Если индийская сингулярность существует, она должна быть очень необычной: для своего существования она требует лишь минимального присутствия в материальном мире (собственно, только воспроизводства варны брахманов) и, следовательно, не испытывает тенденции к росту.
Сегодня, в эпоху глобального мира, существование странной индийской сингулярности находится под угрозой: ведь могут исчезнуть и брахманы. С другой стороны, именно отстранённость индийской философии от нужд и бед мира может помочь ей сохранить свою инаковость и сделает её последней надеждой человечества в начинающемся кризисе. Однако об этом мы поговорим в следующей части.