Среагировать на слова Кайи Мила не успела – вернулись баба Жоля и Родион.
- Не принял дом вашего знакомца. А всё потому, что не послушал меня. Не поздоровкался да не попросился на ночёву. Гордый. Вишь ты, не захотел поклониться. А ведь по правилам так – в незнакомом месте поприветствовать хозяев надо. А хохлик там за хозяина и есть. Он хоть и мирный, но рассерчал на такое неуважение и не дал пройти. Придётся теперь всё переиграть.
Баба Жоля не скрывала досады. Родион же выглядел спокойным и отстраненным. Ему было всё равно где ночевать.
- Тогда пускай у вас ложится, баба Жолина. А мы пойдём ко мне, - Кайя взяла Милу под руку, но та быстро вывернулась и отступила.
- Я переночую в том доме, меня всё устраивает.
- Но, я думала, что ты захочешь со мной! – Кайя обиженно поджала губы.
- Спасибо, что предложила, - поблагодарила её Мила. - Только мне нужно побыть одной. Нужно всё осмыслить. Подумать... Ты понимаешь
- Милушка права, - поддержала баба Жоля. – Пускай идёт. Наговоритесь ишче.
- Ну, иди, - милостиво кивнула Кайя. – Выспись хорошенечко. Следующей ночью за травами пойдём. А потом уж и праздник. Баба Жолина права - я бы тебя сегодня заболтала.
Миле очень хотелось расспросить Жолю о своём прошлом, пересказать ей услышанное от Кайи, но бабка была занята хлопотами по обустройству Родиона и отвлекать её не стоило.
И хотя выданная Кайей информация шокировала Милу, разговор пришлось отложить до утра.
Сама девушка про тот случай, разумеется, не помнила. И считала, что в принципе не способна причинить кому-то вред. Но что, если Кайя права – и бабушка действительно хотела уберечь её? Поэтому и наслала забвение. Поэтому отослала от деревни подальше?
Что же такого ужасного произошло в её детстве? Неужели она действительно обратила Лешку в нечисть?? Подобное невозможно было себе представить!
Общаться резко расхотелось и, пожелав всем доброй ночи, Мила пошла к дому окаяныша.
В голове роились обрывки впечатлений и мыслей, но собрать их в чёткую картину не получалось.
Знать, что на тебе висит такое страшное обвинение было неприятно и тяжело. От невозможности всё понять и объяснить давило сердце.
Интересно, зачем приехал Родион? Почему Кайя настойчиво подталкивает их друг к другу? Может, он дальний родственник окаяныша и решил отомстить?!
И еще... Кайя не предложила Родиону переночевать у неё. Интересно, почему так? Опасалась чего-то? Что-то про него знала?..
Мила немного постояла в саду, разглядывая наливающееся темнотой небо. Звёзды успели выложить на нём узор из золотистых крупинок и теперь таинственно мерцали из своей невыразимой дали, равнодушные к её проблемам и страхам. Из леса тянуло сыростью, раздавались неясные звуки, а потом вдруг простонало жалобно: «Уваааа, уваааа, уваааа...». Стон оборвался, но тут же повторился опять. Он прозвучал ещё более явственно и горько, словно кто-то рыдал над своей пропащей судьбой.
Над макушками деревьев тяжёлой тенью мелькнуло чьё-то крупное тело, то ли ночной птицы, то ли огромной летучей мыши. А может то и вовсе была какая-то крылатая нечисть, и Мила поспешила укрыться в доме, не желая встречаться ни с кем из потаённых существ.
В комнатах было тихо, только едва слышно тикало что-то под полом. От стен исходило слабое свечение, и Мила благополучно миновала наставленные повсюду вещи, ни за что не зацепившись. Она сразу прошла к окну, чтобы приоткрыть створки и впустить немного свежести, спать в духоте было невозможно.
- Жоля говорила... – в голове тот час же всплыло бабкино предостережение, но Мила отмахнулась от него, поскольку выполнять его не собиралась. У неё было всего два выбора – спать при приоткрытом окне или провести ночь во дворе, под звёздами. И второй вариант представлялся ей гораздо более опасным.
Вдохнув ночную прохладу, Мила благополучно добралась до кровати и, взбивая подушку, обнаружила на простыне задубевший обгрызенный пряник. Кто-то, скорее всего местный домовик, похожий на ёжика, подложил ей этот сухарь в качестве угощения, и Мила оценила жест, хотя и не стала пробовать подарок.
- Спасибо. – она даже решила поклониться в пустоту комнаты. – Я сыта, съешь его сам.
Положив пряник на пол рядом с кроватью, она улеглась и прикрыла глаза.
Почти сразу послышалось довольное сопение, хрустнула под острыми зубками глазурь, но Мила не стала выяснять, что за существо откликнулось на её предложение – она засыпала.
Спала Мила крепко. Без снов и видений. Не слышала ни бормотания хохлика, ни гулкий ворчливый басок кудлатого печурника, квартирующего под печкой бабы Жоли. Домовики же, крепко поспорив из-за приоткрытого окошка, решили покараулить сон гостьи и, устроившись под её кроватью, принялись резаться в карты, отвешивая друг другу подзатыльники и щелбаны. В азарте они пропустили момент, когда в щель просочилась тонкая струйка тумана, а когда она зависла над их головами, предпринимать что-либо было поздно – обоих приятелей вырубило в сон.
Струйка, подождав немного, мягко спланировала на одеяло да собралась у Милы на груди в небольшой серый ком. Постепенно на нём проступили узкие прорези глаз, вертикальный зрачок засветился красным. Протянувшиеся из головы длинные щупальца, смахивающие на заячьи уши, начали медленно поглаживать девушку по лицу, и Мила заворочалась, застонала.
Кивнув каким-то своим мыслям, существо сунулось под подушку, а потом соскользнуло на пол и, переваливаясь жабой, медленно прошлёпало обратно к окошку. Идти ему было трудновато, внутри рыхлого тела пульсировали и перекатывались тёмные сгустки, и если бы домовики не спали, погруженные в дурман, то без труда справились бы с ним.
Оставляя на полу вязкие клочья мути, существо добрело до цели и, снова обернувшись струйкой тумана, покинуло дом. А в комнате всё так же раздавался раскатистый храп печурника да тихое визгливое подвывание хохлика. Мила только постанывала во сне, и жуткие образы навеянных сновидений всё плотнее обступали её.
Утром она проснулась с трудом и не могла вспомнить, что ей снилось. Лишь болезненной пульсацией продолжало отдаваться в голове чьё-то довольное карканье: «Парушыла забароненае! Парушыла! Напаіла дурня атрутай!» (Нарушила запретное, напоила дурня отравой)
В окно пробивался солнечный свет, из-за двери слышались громкие призывы бабы Жоли: «Отзовись, Милушка! Почему молчишь? Открой мне! Ну?!»
- Иду! – тоненько пискнула Мила и, пошатываясь побрела открывать.
Предметы в комнатке чуть расплывались, и она снова пребольно ушибла палец на ноге.
- Усё добра? (Всё хорошо?) – встревоженная баба Жоля внимательно оглядела Милу и, тихо ахнув, забрала у неё из руки небольшой шершавый кусок. – Откуда она у тебя? Кто принес??
- Н-не знаю, - Мила никак не могла сфокусироваться на вещице, которую держала бабка. Покачнувшись, она оперлась о косяк и медленно стала сползать на пол.
- Да ты никак у дурмане? – Жоля ловко подхватила девушку и повела назад к кровати. – С кем после нас говорила? Кого запускала в дом?
- Н-никого... – вяло пробормотала Мила. – И пряник не ела, и не разговаривала ни с кем. Окно только приоткрыла и сразу легла спать.
- Окно! – вскрикнула бабка и досадливо цокнула. - От жеж шалапутная! Непаслухмяная дзеўка! (Непослушная девка)
Рассердившись, Жоля опять перешла на незнакомый Миле язык, и разобрать что-либо в возмущённо льющейся бабкиной речи было невозможно.
Да Мила и не пыталась этого сделать – лежала бревном, а перед глазами крутилась карусель.
- Терпи уж. Шчас полегчает! – бабка склонилась над Милой и подула в глаза, потом положила руку на лоб и тихо неразборчиво зашептала.
- Шептуха я, - вспомнились Миле её откровения. – А Саня была ворожбитка...
- Баба Жоля! – просипела Мила, облизнув губы, - скажите, я правда превратила Лёшку в нелюдя?
- Чшшш! - шикнула бабка, заставляя замолчать, а потом зашептала еще быстрее.
Постепенно кружение улеглось, и комната перестала качаться.
Мила смогла сесть на кровати без опасения, что снова упадёт.
Поблагодарив бабку, она упрямо повторила так тяготивший её вопрос, и Жоля нехотя призналась, что не может на него ответить.
- Слово дала. Сане. Коли суждено – сама всё вспомнишь, Милушка. А Кайку не слушай, она лишку наговорит.
- Но Кайя...
- Меньше слушай, сказала! Завидует она тебе. Всегда завидовала.
- Скажете тоже, - Мила угрюмо усмехнулась. – Чему она может завидовать?
-То правда! И не спрачайся! (не спорь. бел.) Её сила тёмная, сама избранную ведёт. А тебя иная сила дожидается.
- Какая ещё иная?
- А вот примешь её, тогда и смекнёшь. Полегчало тебе? Тогда поднимайся. До меня пойдём, накормлю тебя бабиной кашей.
- Её бабушка Саня готовила?
- И она тоже. Это название такое – бабина.
Жоля помогла Миле подняться и выронила зажатый в ладони предмет. То был жёсткий кусок коры, похожий на лутовку, с которой Миле довелось посетить лес. Только в отличие от сероватой осины, эта кора была грязно-бурого цвета с чёрными крапинами брызг.
- Что это? – изумилась девушка.
- А ты не помнишь? – Жоля сурово сдвинула брови.
- Я? Почему я должна помнить?
- Из твоей руки выпала, когда меня в дом пустила. Да можешь не отвечать, я и без того догадала. Ночница тебя навестила, незваной явилась, неприятности на хвосте принесла.
- Ночница? – тупо переспросила Мила. – Но ночью никто не приходил.
- Как же! – фыркнула Жоля и показала рукой под кровать. – Вона, вишь, вповалку дрыхнут?
Мила осторожно наклонилась и увидела раскормленного кота, обнимающего хвостом маленький колючий комочек. Кот смачно похрапывал – и как она не услышала того раньше?! Комочек тихо вторил ему, попискивая и вздрагивая во сне.
- Подвела моя ахова (охрана, бел). Прозевали гостью, бесталачи. Под её морочью теперь до вечера проспят.
- А эта ночница, кто она такая?
- Дзіця ночы (дитя ночи, бел.) Дрэнны тварына. Пошли, Милушка. Время быстро идёт, а нам ишче за травами, да ветками на новый веник нужно.
- А эти тут останутся? – Мила кивнула в сторону похрапывающих домовиков.
- Тута. Хотела и им каши наложить, да теперь поздно. Сами виноваты.
Баба Жоля повздыхала немного, да повела Милу за руку к себе.
На маленькой кухоньке витали аппетитные запахи, и пыхтела в кастрюльке на столе, укутанная в пушистую шаль, бабина каша.
Хорошо распаренная, пахнущая мёдом, она оказалась невероятно вкусной.
Мила каши не любила. Но от этой оторваться не смогла и даже попросила добавки.
- Ешь, ешь. Для тебя наготовила, - довольная Жоля до краёв наполнила тарелку. – С раннего утра над ней чарую (колдую, бел.), чтобы рецепт соблюсти.
- Сложный, наверное? – Мила зачерпнула ложкой густую разварку.
- Хлопотный. – Жоля положила немного и себе, а потом начала перечислять. - Пшено перебери да промой. Молоком залей. Присоли. В духовке провари. Отдельно взбей яйцо со сметаной. Насыпь сахару по вкусу. К каше добавь. Про мёд не забудь, и про маслице тоже. Перемешай тщательно, чтобы не было комков - и опять в духовку. Я, Милушка, готовить не особо люблю. Но тебя порадовать хочется.
- Очень-очень вкусно! – Мила облизала ложку. – Я такую кашу никогда не ела!
- Ела. Ела. Не сомневайся. У Сани ишче лучше выходило. Теперь вот сама учись. У тебя должно получиться.
- Баб Жоль. Зачем ночница принесла ту кору? – вопрос вырвался сам собой, но Мила не пожалела об этом. Она не оставляла надежды разобраться в случившемся, хотела хоть немного приоткрыть завесу тайны, лежащую на её прошлом.
- Ох, дзяўчо (девочка, бел.) Сказала бы, да не могу! Только знай, что кора та – от особенной бярозы (березы. бел.). Такие чаще на погостах растут, одиночками. Вместо сока у них кровь человечья. Если на Лельник её испить – всё, пропал человек!
