Продолжение. Начало здесь: https://dzen.ru/b/Zl3kNE_E9Ghss9gE (первая часть)
Вторая: https://dzen.ru/a/ZmDE8Xi7FlK3ls9J
Третья: https://dzen.ru/a/ZmND3U0LkAszi0nc
Уменьшительная форма имени в текстах писателя нередко противопоставлена полной - как, например, в рассказе "Хват" (1932) с блудливым, трусливым и лживым антигероем: "Когда, уже отставая, она поравнялась с окном, Константин, Костя, Костенька, трижды смачно поцеловал свою ладонь и осклабился". Помимо динамики уменьшения-измельчания (одно из проявлений вырождения и распада, по Набокову) здесь прочитывается - точнее, просматривается - да-да, всё тот же триптих. Константин (лат. "постоянный, стойкий") - имя, даваемое при крещении и, стало быть, записываемое в Книгу Жизни. Еще оно царское - а в "Даре" даже усилено фамилией Годунов (отец героя). В текстах автора таких имен много, и это не просто так (ну да, Набоков и просто так). Царь / король / монарх / повелитель всея твари - статус Адама, ставшего после преступления королем в изгнании (заодно еще и голым - Набоков любит отсылать к Андерсену, особенно в "Лолите").
Второе, усеченное имя Костя // "кость я" указывает на утрату духа, метафизическую смерть. Здесь можно вспомнить видение пророка Иезекииля - поле, усеянное сухими костЯми [кОстями], символизирующими народ Израиля, которому не хватает Божьего Духа для возвращения к жизни: "Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них. Тогда сказал Он мне: изреки пророчество духу, изреки пророчество, сын человеческий, и скажи духу: так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут. И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои – весьма, весьма великое полчище. И сказал Он мне: сын человеческий! кости сии – весь дом Израилев. Вот, они говорят: "иссохли кости наши, и погибла надежда наша, мы оторваны от корня". Посему изреки пророчество и скажи им: так говорит Господь Бог: вот, Я открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших и введу вас в землю Израилеву" (Иез. 37: 7-12). Как следствие, умаление от Константина до Кости знаменует также отступничество, разрыв связи с Богом (недаром на внешних створках "Воза сена" изображен нищий странник, один-в-один блудный сын с другого полотна Босха).
Третье имя Костенька, помимо указания на еще большее измельчание, содержит в себе слово "костень" (костлявый), от которого образуется глагол "костенеть", обозначающий, в том числе, трупное окоченение. So, из антропонимической триады выводится последовательность: Эдем (где Адам был царем всея твари) - прОклятая Земля и погоня Хвата / Ветхого Адама / Хама / иже с ними за примитивным кайфом-сеном - переход в иной мир (раз уж окоченение), коим, ввиду образа жизни (или смерти?), является преисподняя.
Набоков еще и усиливает дискурс троичности: "Трижды смачно поцеловал свою ладонь и осклабился". Лексикоряд выдает авторское отношение и к персонажу, и к его жесту - а с последним тоже всё не так просто. В Библии целование / лобзание упоминается неоднократно, и его семантика амбивалентна (например, "лобзание святое" и "поцелуй Иуды"). О целовании собственной руки там сказано в контексте идолопоклонства и богоотступничества: "Смотря на солнце, как оно сияет, и на луну, как она величественно шествует, прельстился ли я в тайне сердца моего, и целовали ли уста мои руку мою? Это также было бы преступление, подлежащее суду, потому что я отрекся бы тогда от Бога Всевышнего" (Иов 31: 26-28). "Кость я" целует не просто свою руку, а ненаглядную ладошку - то, во что когда-то лег некий плод в одном небезызвестном саду. Троекратность жеста имеет скрыто-ритуальное значение в аспекте отречения - вспомним три точки в слове (словах) "Ло. Ли. Та."; в "Хвате" представлена "зеркалка". Финальная же ухмылка героя - "осклабился" - может намекать на череп, продолжая (завершая?) "костяную" тему.
Это не всё - Искупление потребовало, в частности, пронзания ладоней как медиаторов при эдемском преступлении (в "Лолите" тема Искупления тоже звучит, и не раз). Позже апостол Павел скажет: "Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями" (Гал. 5: 24), подразумевая, "что это распятие – не механическое какое, а нравственное" (свт. Феофан Затворник). Там же апостол говорит о противостоянии плоти и духа: "Если же вы духом водитесь, то вы не под законом. Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют. Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона" (Гал. 5: 18-23). В "Хвате" "кость я" демонстрирует ряд этих "дел плоти" - что и требовалось доказать.
А, ну и за предложение до "Константин, Костя, Костенька" в тексте мелькает еще одна зашифровка триптиха, только "в обратной перемотке": "мусорный ящик, реклама, скамья". Скамья по-английски - "bank", и это не единственное значение данного слова. На "shady bank" (тенистый бережок) повел вкусивший Адам вкусившую Еву в поэме Милтона. Именно там находился травянисто-цветистый "lap", где они предались животным страстям. Таким образом, скамья-bank отсылает к хронотопу Эдема. Кроме того, слово "банк" этимологически восходит таки к "скамья / прилавок / стол менялы", и тут вспоминается эпизод: "И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей, и говорил им: написано, – дом Мой домом молитвы наречется; а вы сделали его вертепом разбойников" (Мф. 21: 12-13). Посредством такой "скамейно-банковской" ассоциации, не раз встречающейся у Набокова, прозрачно намекается, что тяга к мамоне (шире - материальному, преходящему земному) тоже зародилась в Эдеме вследствие грехопадения. Кстати, "хват" "кость я" - жмот, считающий каждую копеечку (а среди различных сумм упоминаются тридцать пфеннингов - т.е., тридцать монет). Второй элемент триады / триптиха, реклама, - это соблазны мира сего, "сено", которым демоны приманивают оскотинившихся дурачков. Мусорный ящик - соответственно, ад. Тут дело даже не в ассоциации "ящик // гроб", характерной для Набокова (хотя и в ней тоже), - геенной огненной изначально называлась долина Еннома неподалеку от Иерусалима, где была круглосуточно горящая свалка нечистот.
В "Лолите" обнаруживается сходная именная триада: "Ло! Лола [полевая трава, напомним - В.Л.]! Лолита [Ло+Лилит, то бишь, дьявол и / или образ демонского единства - В.Л.]!". Она служит дополнительным подтверждением гипотезы насчет присутствия "Воза сена" в романе.
Ставший уже практически родным триптих просматривается и в следующем эпизоде: "Мы перешли через площадку лестницы на правую сторону дома («Тут живу я, а тут живет Ло» — вероятно горничная, подумал я), и квартирант-любовник едва мог скрыть содрогание, когда ему, <...> было дано заранее узреть единственную в доме ванную — закут (между площадкой и комнатой уже упомянутой Ло), в котором бесформенные, мокрые вещи нависали над сомнительной ванной, отмеченной вопросительным знаком оставшегося в ней волоска; и тут-то и встретили меня предвиденные мной извивы резиновой змеи и другой, чем-то сродный ей, предмет: мохнато-розовая попонка, жеманно покрывавшая доску клозета". Итак, nen три последовательно расположенных области: комната Ло - ванная / закут - площадка с лестницей, ведущей вниз (т.к. второй этаж). Первый хронотоп - Эдем, весь либо его часть, место "празднования" грехопадения: "lap", по Милтону, тот самый, с фиалками. Вторая версия кажется уместнее, поскольку Ло - погоняло уже падших Адама и Евы.
Ну и чтоб два раза не вставать, в английском "Lo" - не только краткая версия ряда имен (включая Шарлотту и Долорес), но и восклицание: "вот!", "смотри-ка!", "глянь!, "слушай!". Собственно, эдемская катастрофа началась с того, что змий привлек внимание Евы (недаром в "Лолите" не раз звучит призыв "не разговаривай с чужими"). Ну и обращение не по имени, а как-то иначе, включая междометие или кличку, нередко применяется к рабам - а перволюди, пав, стали рабами греха и дьявола (недаром в "Лолите" настойчиво звучит и "невольническая" тема - перебиваемая темой выкупа (но об этом надо отдельно)). А, еще "lo" - это первые две буквы слова "lost" - потерянный / проигранный (вспомним название милтоновской поэмы).
Путь из комнаты Ло до ведущей вниз лестницы пролегает справа налево, что тоже строго выверено - Набоков придерживается традиционной семантики оппозиций в аспекте противостояния добра и зла: "право vs лево", "свет vs тьма", "солнце vs луна либо искусственный свет" и т.п. Второе пространство - ванная, место стирки и мытья (идея земной жизни как периода, данного для очищения-омовения, шире - исправления, аналог характерной для Набокова идеи земной жизни-школы, представленной и в "Лолите"). Помещение именуется также закутом - так называют, в частности, хлев, иногда конюшню. Вот, хе-хе, и тема сена. Впрочем, скотинка тоже имеется - при описании возникают два образа с зоологической подоплекой. Первый - змееподобный шланг, символизирующий - угадайте с трех раз (кстати, про шланг в эпизоде не сказано не слова, автор прямо пишет о змее). Второй - унитаз с "мохнато-розовой попонкой", символизирующий... (ой, сейчас будет неприятно). Цепляться можно хоть за "розовость" (в "Лолите" параллель "девушка // роза" устойчива, есть даже персонажи с именем Роза и с фамилией Розен (кстати, Ева), а больше роз Вовочка недолюбливает только фиалки), хоть за попонку, актуализирующую "лошадиную" тему ("гнедая спина" актрисы, "седловинка в гибкой спине" Риты, смех Праттши как ржание, "мужлан с лошадиной челюстью", ноги Джоаны, сравненные с ногами "гнедой кобылы" и т.д., плюс закутом могут звать конюшню), хоть за само устройство - продолжая антропоморфную линию, в романе упоминаются придорожные уборные с надписями "«Парни» — «Девки», «Иван да Марья», «Он» и «Она», и даже «Адам» и «Ева»". Такой вот портрет-дориана-грэя, точнее, Ветхого Адама-Каина-Хама от Вовочки, только без уайлдовской эстетизации. ("Правда и ничего кроме правды"). Ну и чтобы разогнать окончательные сомнения (психзащиты не дремлют!), приведем еще пару эпизодов: "Бирюзовый бассейн за террасой уже был не там, а у меня в грудной клетке, и мои органы плавали в нем, как плавают человеческие испражнения в голубой морской воде вдоль набережной в Ницце". Или вот: "Когда это наконец прекратилось, заработал чей-то клозет к северу от моего мозжечка. Это был мужественный, энергичный, басистый клозет и им пользовалась большая семья". Речь якобы идет о застенных звуках в отеле, но, во-первых, прямым текстом здесь об этом не сказано (что важно), во-вторых - очень уж подчеркнут антропоморфизм. Ах да, попонка была еще и мохнатой - данный эпитет соединяет мотивы зверо- и бесоуподобления (мохнатость, пушистость, шерстистость персонажей как знаки падшести) и заболачивания: мохнатость - мох - мшистость в плюс к сырости (ванная); кроме того, ствол Древа Познания в поэме Милтона был мшистым.
Оба предмета, унитаз и попонка, - названные автором-подсказчиком "сродными" [по духу, вестимо] - "работают" на идею оседланности. Дьявол-возница и дьявол-наездник человека (вспомним "гнедую спину" актрисы и "седловинку в гибкой спине" Риты) - образы, получившие распространение еще в фольклоре и особенно, кажется, прижившиеся на Западе (далеко ходить не надо - на всё том же триптихе повозкой с сеном управляет оно самое). Но образ унитаза, конечно, глубже лошадиного во всех смыслах: его седок еще и осуществляет известную процедуру. То есть, человек, давший власть над собой инфернальному, наполняется... (Я говорила, что будет неприятно). Тут надо вспомнить про образ клозета к северу от мозжечка - то есть, в мозгу, - которым "пользовалась большая семья". Что за семья такая? "Лолита" - роман о войне кланов: небесного (МакКристал), земного (МакКу) и преисподнего (МакФатум, чей представитель однажды прямо назван дьяволом). Последний из них также именуется там "вне-расовым кланом рыжеволосых". Эта масть - в числе характерных маркеров темных сил в дикурсе Набокова, а в поэтическом претексте "Лолиты" "Лилит" и сама демоница-обольстильница имела волосы такого цвета, и ее соплеменники, "козлоногий, рыжий народ". (Анализ образов представителей данного "народа" в романе требует отдельного внимания).
Однако в комнате-закуте находится еще и ванна, что в конечной точке может отсылать к крестильной купели, - равно как на центральной створке "Воза сена" изображены помимо прочего и Бог, и молящийся ангел. Как было сказано, "бесформенные, мокрые вещи нависали над сомнительной ванной, отмеченной вопросительным знаком оставшегося в ней волоска". Вещи символизируют людей, сомневающихся в том, что Иисус Христос - Мессия. Общекультурная параллель "человек // вещь" у Набокова более чем в ходу, и про бесформенность в "Лолите" есть такие строки: "Я находился в несколько бредовом состоянии, и на другой день я настолько еще был зыбковат и неоформлен...". Судя по всему, речь о грехопадении и жизни на прОклятой Земле Ветхого Адама / Хама. А это, видимо, слова представителя светлой стороны, поскольку задача - дать "дожить" (выжить, не умереть духовно): "Ежеутренней моей задачей в течение целого года странствий [земной жизни - В.Л.] было изобретение какой-нибудь предстоявшей ей приманки — определенной цели во времени и пространстве — которую она могла бы предвкушать, дабы дожить до ночи [смерти - В.Л.]. Иначе, костяк ее дня, лишенный формирующего и поддерживающего назначения, оседал и разваливался". Определение же "мокрый" в "Лолите" часто относится к людям - включая "блестящее от пота лицо", что отсылает к проклятию Адама: "В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься" (Быт. 3: 19). Вспомним и образ утопленницы в утробе "Очкового-змеиного озера", и мотив заболачивания (особо развернувшийся в "Защите Лужина"). Плюс влажность / сырость противостоит огню: "Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Лк. 3: 16). Как пишет Свт. Григорий Палама - "огнем просвещающим или же карающим, согласно заслугам каждого человека, получающего то, что отвечает его душевному состоянию". Позже, в день Пятидесятницы, Святой дух сойдет на апостолов в виде огненных языков. В ванной остался "волосок" - в романе пару раз звучит выражение "на волоске", отсылающее к чудесному спасению: "Все же, я был на волосок от беды, говоря совсем объективно". Образ вопросительного знака будет разобран отдельно, а пока отметим, что он отсылает как к сомнению / неясности, так и к ожиданию ответа души, делающей выбор (Ло.Ли.Та. или До.Лор.Ес.).
Кроме того, закут - это, как уже говорилось, наименование хлева, а именно в хлеву, находившемся в пещере / вертепе, явился в мир Спаситель (мотив Рождества у Набокова сквозной). Помимо бытовой причины выбора локации (не было мест в гостинице), есть ряд более тонких и сложных. Одна из них состоит в том, что Иисус Христос пришел обновить оскотинившуюся вследствие грехопадения человеческую природу: "Полагается в яслях, быть может, для того, чтобы от начала научить нас смирению, а быть может, и для того, чтобы символически показать, что Он явился в мир сей - место, обитаемое нами, уподобившимися неразумным скотам (Пс. 48, 13. 21). <...> Итак, мир - ясли, а мы - неразумные животные; а чтобы искупить нас от неразумия, для этого Он и явился здесь" (Блж. Феофилакт Болгарский).
Ну и последняя из трех локаций, после комнаты Ло и ванной-закута, - находящаяся левее их площадка с лестницей, что ведет вниз. Комментарии, полагаю, излишни.
P. S.
По поводу оседлания демоном - от людей тоже была ответка.
Архиепископ Иоанн Новгородский († 7.09.1186) однажды ночью у себя в келье крестным знамением заточил беса в рукомойнике, когда тот баламутил воду с целью напугать. Условием его освобождения стала поездка в Иерусалим туда и обратно, для чего демон по приказу святого обратился в оседланного коня и выполнил повеление.
TO BE CONTINUED...