"Таёжными тропами" 27
Ужин в отличие от остальных полупустых выдался богатый, сытный, разносольный. Но на еду сильно не налегали, хотя до этого и подсасывало у всех под ложечкой. Перекрестившись и отблагодарив Бога за хлеб, Кузьма молча полез на печь. Притих, лежал не шевелясь.
Сказать честно, намеревался пораньше и побыстрее уснуть, чтобы не слышать и не видеть, как молодые будут начинать свою законную супружескую жизнь. Чтобы и их не смущать, и себе сердце не бередить.
Заснуть не удавалось. Кузьма прочитал все молитвы, просил Бога быстрее забыться, но голова не хотела отключаться.
Он слышал, как Настя убирала со стола, о чем-то тихо перешептываясь с Шурой. Потом Настя взяла со своей кровати подушку, отправила парня вместе с ней на вторую половину. Он ушел, а она встала перед иконой. О чем -то просила Бога, а может, просто читала вечернюю молитву. Постояла и пошла к мужу, плотно закрыв за собой дверь.
Кузьма шумно вздохнул, повернулся на другой бок, наконец, дав свободу уставшему от одного положения, телу.
Он не хотел думать, что сейчас происходит за дверью. Вспомнилась собственная свадьба, когда из соседней деревни Кузьма привез Феню. Та весь застольный вечер краснела, опускала глаза. А когда провожали молодых в летнюю пристройку и вовсе щеки ее пылали, как солнышко на восходе.
Кузьма помнил все в мельчайших подробностях, казалось, даже чувствовал запах волос, которые Феня полоскала в цветах луговой травы. Она долго не могла понести. Кузьма слышал однажды, как маманя шептала отцу, что уж не порченая ли девка досталась Кузьме. Но будто отрицая ее предположения, Феня вскоре понесла. Радовалась, ждала ребеночка.
Прошел один миг в жизни, и Фени нет, а дочка, глядишь, и сама не нынче – завтра понесет. Кузьма аж подпрыгнул, сел на горячих кирпичах. Мысль о том, что Настя будет тяжелой, раньше не посещала его. Не думал он, что большой живот в таком случае Насте не скрыть.
Кузьма начал судорожно считать, загибая пальцы, на какой период может прийтись рождение дитя. Получалось, на лето. Как раз на середину. Он вытер со лба пот, выдохнул немного спокойнее. Если на середину, то еще ладно. Другую половину дочка будет выглядеть уже нормально. Можно и на базар, и в деревню с медом. «А дите? Его как скрывать?» - это осознание опять острой иглой вошло в сердце.
От этих дум душа разболелась. Хоть вставай и забирай Настасью назад, опять на свою девичью постель. Кузьма стукнул себя по лбу: «Совсем дурнем стал». Эти слова прозвучали будто из уст бати. Кузьма лег, стал читать молитву, чтобы Господь помог семейству во всех делах, уберег от беды. Успокоился, уснул.
Утром молодые долго не выходили со своей половины. Кузьма даже начал злиться: теперь лишний раз не прикрикнешь, начнешь оглядываться. Хотя он указами своими лишний раз никогда не донимал, был жалостливым, спокойным.
Дни потекли, внося в будни небольшие изменения и правила. Кузьма учил Шуру хозяйствовать: таскать навоз, воду, топить печь. Появилось еще одно важное дело. В новой половине рыли подпол. Не для картошки, и не для свеклы. Для Шурки. На случай, если надо было спрятаться, он мог бы быстро и незаметно скрыться от чужих глаз.
За зиму это потайное место сделали вполне пригодным для нахождения там человека. Настя даже сухарей на всякий случай целую посудину туда пристроила, и время от времени меняла в крынке воду.
«Беспокоится за муженька,» - подмечал Кузьма. Но справедливости ради отмечал, что Шура тоже оберегает жену. Иногда неумело, но с любовью, нежно.
Весной решили сколотить еще и сараюшку за огородом, ближе к пчелам. Под видом пчельника было еще одно место для схрона от чужих глаз. Да и для дела постройка пригодилась. Все предметы ухода за пчелами сложили здесь. Так что, вроде соломки для безопасности Александра, подстелили. И смотрели в оба, не идет ли кто на заимку. Самому Александру Настя строго – настрого запретила не выходить на видное место, и вести себя осмотрительно.
Авторские права на произведение охраняются законом Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре: 224052301615.