Тохтамыш прошел по рязанским землям, как и обещал, не тронув их, но не потому, что о том попросил его рязанский князь Олег, а потому, что спешил ударить по Москве, взять внезапностью своего появления, не дать князю Дмитрию подготовиться к обороне. Когда войско Тохтамыша, словно нож сквозь масло прорезалось к Москве, оставляя позади себя испуганных рязанцев, Дмитрий, так быстро, как только мог, объезжал соседние княжества, призывая на подмогу. Однако на этот раз, бывшие союзники, не спешили ставить войска под знамена. То ли не верили в угрозу для себя и решили напрасно не слать людей на убой, то ли просто не желали встревать в конфликт с новым ханом, надеясь откупиться от него, как долгие годы откупались от Мамая. Несмотря на то, что московские стены были для Орды неприступны и Дмитрий сделал все, чтобы люди в его отсутствие были в безопасности, на душе было неспокойно., ведь в Москве оставалась и Евдокия с детьми. Евдокия дохаживала последние дни очередной беременности и отправлять ее в путь Дмитрий не решился. И без того любимая жена чувствовала себя неважно, а в дороге всяко могло случиться.
Весть о том, что княгиня подарила ему очередного сына, застала Дмитрия в Костроме одновременно с вестью, что Тохтамыш уже стоит под стенами Москвы. Он тут же собрался обратно, но его удержал Владимир Серпуховской.
-Москва выдержит, а для нас спешка смерти подобна! Не принимай решения на горячую голову! Мало воинов...
И Дмитрий послушал его, ведь давно уже привык думать не только о себе, а обо всех своих землях и людях. Оставалось лишь успокаивать себя, что ничего с Евдокией и детьми не случится до его прибытия.
Евдокия, прижимая к груди очередного новорожденного своего сына, постепенно забывала о боли, которую испытала всего лишь за несколько часов до того. Глядя на младенца, она молилась про себя, благодаря Бога и Святую его Матерь, за то, что все ее дети, кроме первенца Даниила, были живы и здоровы. Обрастала детьми, словно броней, черпала в них силу, но были они и ее слабостью, как и для каждой матери, будь она княгиней или простой бабой.
Внезапно тревожно загудел одинокий колокол. Вскоре к нему присоединились и другие, набирая голос и ритм, заставляя сердце биться им в унисон. В другое время Евдокия решила бы, что случился пожар, но сейчас понимала, что беда, которую они ждали, пришла.
В светлицу ворвалась Акулина, в вытаращенными от испуга глазами.
-Ой, беда, матушка! - заголосила она и Евдокия невольно почувствовала раздражение.
-Чего кричишь, али не знала от кого мы ворота закрыли? - оборвала она женщину.
Акулина закрыла рот, и страх в ее глазах уменьшился, когда поняла, что не удалось произвести на княгиню то впечатление, на которое рассчитывала.
-И что делать станем? - спросила Акулина уже ровным голосом.
-А что нам остается? - устало ответила Евдокия, - Только ждать! Дети где?
-Княжны в тереме, с мамками, а княжичи на стену пошли, на татар глядеть!
Евдокия резко села, младенец на ее руках недовольно засучил ножками. Нутро пронзила резкая боль, но княгиня не обратила на нее внимания.
-Кто позволил! Беги, скажи княгиня-мать немедля вернуться велела!
Акулина бросилась прочь. Через недолгое время, показавшееся Евдокии вечностью, сыновей провели в ее горницу. Василий, за одно лето вдруг вытянувшийся и превратившийся в угловатого, высокого юношу, не скрывал неудовольствия, а Юрий выглядел смущенным, глядя на простоволосую, откинувшуюся на подушки, мать с новорожденным братом на руках.
-Кто вам разрешил так рисковать? - наверное впервые сыновья услышали в ее голосе строгие нотки. Мать всегда была олицетворением доброты и терпения, и вдруг принялась ругать их.
-Мы только поглядеть на Орду хотели! - ответил Василий.
-Да разве это скоморохи, чтобы смотреть на них! А вдруг шальная стрела прилетит!
Возразить мальчикам было нечего и Евдокия перевела дух, пытаясь восстановить свое обычное, уравновешенное состояние.
-Враг у ворот, а потому, я запрещаю вам из терема отлучаться!
-Но, мама! - хором запротестовали сыновья.
-Запрещаю! Покуда отца нет, мое слово для вас главное!
Приученные, что родительскому слову перечить нельзя, сыновья удалились к себе.
Не успели сыновья уйти, как к княгине попросился срочно митрополит Киприан. Он еще не утвердился в своем новом статусе, не имел уважения среди москвичей, однако обладал достаточно ясным умом, чтобы понимать опасность их положения.
Евдокии пришлось, приложив немало усилий, обрядиться более подобающе, чтобы принять визитера. Митрополит ходить вокруг да около не стал.
-Уходить тебе с детьми надо из Москвы! - сказал он, чем очень удивил Евдокию.
-Муж мой велел нам оставаться тут.. - начала она.
-Князь не ведает того, что видят мои глаза! - прервал ее Киприан.
-О чем ты говоришь?
-Не прими в укор, княгиня, не до того тебе было! Однако, как только городские ворота закрылись, в городе началось бражничество. Люд простой по улицам ходят, горланят песни не достойные твоих ушей, да похваляются, что Тохтамыша в миг погонят, не станут сидеть взаперти!
-Не посмеют ворота открыть! - воскликнула Евдокия.
-Посмеют... Пьяным правит диавол, отнимает разум! Уезжай княгиня, пока не поздно!
-Как не поздно? Колокола звонят!
-Я тебя выведу, уже договорился! Дьяк здесь один служит, старый. Так он знает выход тайный! Решай княгиня, да поспеши!
Евдокия подошла к окну. С высоты третьего этажа ей хорошо было видно крепостную стену. По крутым лесенкам сновал туда и сюда народ. Какой-то мужик, стоя на самой верхотуре, демонстративно мочился в сторону врага. Рядом с ним пролетела стрела. Евдокия открыла окно и услышала со стены далекий хохот. Голоса явно не трезвые.
Ее терзали сомнения, как поступить. Последовать совету Киприана, или остаться под защитой этих стен. Внезапно, со стены раздался чей-то зычный голос:
-Эй, черт узкоглазый! Завтра выйдем и погоним тебя, как Мамая! Ночь тебе даем, поворотить назад!
-Чего мелешь! - закричали на него, - Не видишь, какая сила под городом стоит!
Завязалась потасовка, грозящая скоро перерасти в драку. Евдокия закрыла окно, повернулась к Киприану.
-Точно сможешь вывести нас?
-Смогу, княгиня!
Евдокия велела Акулине собирать детей. Решила взять с собой лишь ее, да еще нескольких преданных челядниц. Остальным было велено до утра из терема не выходить и о том, что княгини с детьми в городе нет, объявить лишь на утро. Испуганные девочки, стараясь не плакать, держались близко к матери. Княжичи, с серьезным видом стояли чуть в стороне, но в глаза их блестели, предвкушая приключение. Они вдруг почувствовали себя взрослыми, настоящими защитниками матери и сестер. Киприан повел их к центральному собору, где уже поджидал сухонький дьячок, с факелом в руке. Дальше шли стараясь держаться в тени, что было нелегко. Киприан не соврал - Москва гуляла и гудела, как потревоженный медведем улей и подобно разозленным вторжением пчелам, люди готовы были броситься на любого, кто подвернется им под руку.
Дьячок вывел княжескую семью и митрополита к противоположной от главных ворот стене и там, среди кустов шиповника, оказалась потайная дверь, в которую разом мог протиснуться лишь один человек, да и то боком.
С другой стороны их поджидал возок. Сам дьяк занял место возницы, Евдокия с детьми и слугами сели в возок, крепко прижавшись друг к другу. Киприан, вопреки ожиданиям княгини, сел рядом с дьяком, но она промолчала, подумав, что может так и лучше - значит не на погибель вывел их из города митрополит.
Ехали всю ночь лесом, какими-то узкими тропами. Дети дремали, успокоенные монотонностью движения, однако Евдокии не спалось. Прижимая к груди младшего сына, у которого и имени еще не было, она думала о том, что ждет их дальше и молилась. На рассвете, Киприан, не прощаясь с княгиней, спрыгнул с козел и растворился в сумеречном свете раннего утра.
-Куда он? - спросила Евдокия у дьяка.
-В Тверь Владыко направился!
"В Тверь! К князю Михаилу, столько зла причинившему Дмитрию!" - подумала княгиня, но вслух того произносить не стала.
-Правь на Переяславль! - велела она вознице.
-Так туда и правлю! - невозмутимо ответил он.
Настало утро и в осажденной Москве. Короткий сон не освежил хмельные головы, однако желание воевать тоже прошло, остуженное жестоким похмельем. А тут еще и княгиня с детьми Москву покинула - так за что же воевать?! Уже молча стояли на стенах вчерашние хвастуны, глядя на черную рать под стенами.
Когда солнце взошло и начало припекать, от основной рати отделился и двинулся к Москве одинокий всадник. Он подъехал на расстояние полета стрелы и остановился, подняв вверх древко копья, показывая, что желает говорить.
-Нам нужен князь Дмитрий! - Крикнул он громко, по-русски.
-Нету князя в Москве! - ответили ему через некоторое время.
-А княгиня?
-И княгини нету! Опоздали! Этой ночью от вас ускользнула! - с похвальбой отвечали москвичи, словно в бегстве Евдокии с детьми была их заслуга.
Посол уехал обратно, под свист и улюлюкание защитников городских стен. Началась осада. Как только прознал Тохтамыш, что княгиня с детьми лишь недавно покинула Москву и далеко уйти не могла, послал разыскать их несколько отрядов. Понимая, что времени у него мало, бросал на крепостные стены воинов, но им не удавалось проникнуть в город, поднявшись на высокие, крепкие стены. Мешали защитники Москвы, бросавшие на головы атакующих тяжелые камни, лившие сверху горячую смолу, сбрасывающие самых удачливых врагов со стен копьями.
Так длилось несколько дней и хан понял, что правы были те, кто предостерегал его от осады. "Крепкие стены возвел князь Дмитрий, просто так не возьмешь! Только голодом, да дымом выкурить их можно!" На ожидание, когда закончатся у москвичей припасы, времени не было. Огнем жечь Москву не мог - не долетали горящие стрелы до деревянных построек, а какие невзначай достигали цели, быстро были потушены шустрыми бабами и детьми, заранее заготовившими бадьи с водой для этих целей. Тогда Тохтамыш пошел на хитрость. Снова отправил посольство к москвичам, но теперь не в единственном числе, а в целую делегацию, в составе которой были браться княгини Евдокии - Василий и Семен Суздальские.
-Хан Тохтамыш велит вам сказать, что ему не нужна Москва! Он пришел за князем и не желает губить ваши жизни!
Всю последующую ночь в Москве кипели споры.
-Сами братья княгини с Тохтамышем - знать и правда не ищет разорения! - говорили одни.
-А чего тогда стоит под стенами нашими, да стрелы пускает? - ответствовали другие.
Перевес был за теми, кто мечтал поскорее выйти за городские стены, вернуться к своей прежней жизни, в оставленные без присмотра дома. Им было тесно за каменными московскими стенами и они уцепились за шанс, предложенный ордынским ханом.
Утром другого дня, ворота Москвы открылись перед врагом. Москвичи, во главе с боярами и дьяками, встречали врага хлебом-солью, крестами и иконами, в знак добрых своих намерений.
Ордынцы подходили к городу степенно, мечей в руках не держали и когда вдруг в толпе, уже перемешавшихся между собой татар и русских, кто-то закричал, не сразу сообразили что к чему. А для ордынцев тот крик был знаком. Они выхватывали мечи и начинали рубить всех, без разбору, заливая улицы реками крови. Врывались в дома, хватали все, что привлекало глаз, включая красивых женщин и девушек. Крики, стоны, дым наполнили Москву, подвергшуюся в ту ночь страшному разорению. Не миновала такая участь и княжеский терем. Разграбили казну, изрубили резные столы и лавки, летали по пустым светлицам гусиные перья из вспоротых мечами подушек и перин. Страшная судьба ждала бы Евдокию с детьми, не поддайся она на уговоры митрополита Киприана, перед предательством все же исполнившего свой долг.
А между тем, посланные найти Евдокию, уже доносили Тохтамышу, что княгиня двинулась в сторону Переяславля. Оставив Москву разгромленной, Орда двинулась дальше . Один отряд Тохтамыш отправил на Владимир, а с остальным войском, сам двинулся по следу княгини, предвкушая, какую власть обретет над Дмитрием, если в руках его окажется вся его семья...
Поддержать автора можно с помощью перевода на карту ЮМани: 2204120116170354
