Глава 22
На следующий день Борис проснулся с тяжелым сердцем. Он чувствовал себя так, словно накануне с ним случилась какая-то беда, и даже яркое солнце за окном не исправило его пасмурного настроения. Ощущение было очень знакомое. Подобным образом он чувствовал себя после того, как поссорился с дочерью. Но то, что он узнал вчера из дневника бабушки, его сразило наповал.
Он удивлялся, почему они ему не сказали об этом. Что уж теперь пенять, Борис всегда чувствовал любовь матери, она делала для него все, что было в ее силах. Оставалось совсем немного тайн, и он, не позавтракав, сел за чтение. Разбирая записи, относившиеся к последующим годам, Борис заметил, что они часто были совсем короткими и редкими, видно, бабушка стала совсем плохо себя чувствовать, а пока он наслаждался ее ровным почерком и округлыми буквами.
********
Альберт готовился к бане, снимал с себя пыльную гимнастерку и галифе, а Люба смотрела на него и ничего не чувствовала — это был абсолютно чужой человек, такой же несчастный, как и она, которому не к кому было прислониться, и он вспомнил Любу. Сейчас она понимала, что потерпела полное поражение на личном фронте, и самым обидным было то, что это поражение она несла себе сама, думая, что до сих пор любит Альберта. Именно это было первой причиной отказа тем мужчинам, которые пытались за ней ухаживать. А теперь все изменилось, она поняла, что за столько лет костер потух, двенадцать лет — срок немалый. И он, и она стали другими людьми, но самое страшное, что чужими.
В эту ночь Люба долго лежала без сна и изо всех сил сдерживалась, чтобы Альберт , спавший на диване, не слышал, как она плачет от страха. Время от времени она вставала и выходила из дома, чтобы глотнуть прохладного ночного воздуха и остудить пылающее лицо. Потом подходила к люльке, которую отдали за ненадобностью соседи. Борька спал с соской во рту и немного улыбался.
- Ладно, хоть ребенку хорошо — думала Люба.
Сев на лавочку возле дома, женщина подняла глаза на усыпанное звездами небо.
-Как поступить мне правильно, Господи? - спрашивала она его мысленно.
Паша, услышав, что дочь ходит, тоже вышла ко двору -Не спится?
-Нет, мам
-Думаешь, как тебе поступить?
-Думаю
-А сердце что говорит?
-Ничего, там все глухо
-Любовь прошла?
-Да, как будто ее и не было. Он стал чужим человеком
-Я это сразу поняла, ты не бросилась ему навстречу, да и ребенок тебя испугал.
-Зачем он приехал? Ведь где-то он был все эти двенадцать лет.
-Завтра расскажет. Ты сначала выслушай, сказать нет, ты всегда сможешь.
-Ладно, пойдем спать, скоро рассвет.
Она помогла встать Паше на ее больные ноги и проводила мать до постели.
Утро началось с крика малыша
-Он голодный, Люба
-Пойду к Степановне, у нее невестка родила и кормит грудью, может, сцедит
-Иди, доча, сходи. Вскоре Люба вернулась с пол-литровой банкой грудного молока
-Это она вчера сцедила молока много, сказала приносить малыша, а на ночь будет давать сцеженное.
Так, Борька не умер от голода, а Альберт смотрел на Любу глазами побитой собаки и не знал, куда сесть и что сделать, чтобы Любочка его простила. После обеда, он, глядя ей в глаза, сказал
-Поговорим, а потом решишь, если не захочешь меня видеть, уйду и больше не появлюсь здесь.
-Мама, присмотришь за Борькой
-Конечно, идите, разговаривайте.
Они сели на скамейке под открытым окном, и Паше было неудобно, ведь она слышала каждое слово, сказанное мужчиной. Альберт начал не сразу, но потом глубоко вздохнув, сказал
-Прости!
-За что?
-Что шел к тебе двенадцать лет, а когда появился, оказался тебе совсем ненужным. Я ведь все вижу, Любочка, и чувствую.
-Прости, я плохая актриса, играть не могу, тем более чувствами.
- Понимаю. То письмо, которое написал тебе в 1943 году из медсанбата, было последним. Оно еще хранило надежду на то, что врачи смогут спасти ногу, но не получилось. Но это было бы полбеды, ранение было серьезным, и врач-хирург мне сказал, что я не смогу иметь детей. Вот где был кошмар. Жить не хотелось. Я не пил лекарства, чтобы скорее уйти на тот свет. Когда врач это понял, мне стали делать уколы, а таблетки клали в рот и давали запивать водой. Так, через три месяца я встал на ноги. Вернее, на одну. Мне дали деревянный протез, который тер ногу до крови, я его сам усовершенствовал, и стало лучше.
Это был сентябрь 1944 года. Чтобы вернуться к тебе, не было и речи, зачем тебе такой, от которого нет толку ни в чем. Я устроился работать на завод, где ремонтировали технику, я все это умел и знал . Жил в казарме с ребятами. Но закончилась война, и я решил поехать на Украину к родителям. Дома нашего не было, вместо него была равнина, и я стал искать мать. И я ее нашел. Еле узнал. Отца уже не было, он погиб. Где-то надо было жить и работать. Пропущу это все , скажу только, что через год я похоронил мать, пошел работать на завод, дали общежитие. Но про тебя не забывал ни на день.
-Зачем же надо было ждать двенадцать лет, если ты все равно пришел ко мне с теми же проблемами. Ты мне мог написать письмо, а я бы сама решила, принимать тебя или нет. Но тогда у меня еще в душе была любовь, которая за двенадцать лет потухла, и даже угольков, в которых бы теплились хоть какие-то чувства, не осталось.
-Мне уйти?
-Альберт, почему решение такого важного вопроса ты перекладываешь на меня? Свалился как снег на голову, да еще с ребенком и спрашиваешь, уйти ли тебе?
-Я не хочу от тебя уходить, мне хорошо возле тебя, думаю, и Борька тебя будет звать мамой. Ты не думай, я пойду работать, деньги в дом буду приносить, помогать тебе, чем смогу, только общих детей у нас с тобой не будет. Поэтому, когда увидел мальчика, сразу понял, что Господь его мне послал, чтобы у нас была семья. Я тебе все рассказал, теперь решай ты. Он встал, прошел в дом, взял на руки ребенка
-Пойду погуляю с ним - сказал он Паше и вышел ко двору.
Люба вернулась в дом
-Все слышала? - спросила она у Паши
-Все
-Что посоветуешь?
-Конечно, он тебя использует, жить негде, один, никому не нужен, одному всегда тяжело, с таким здоровьем долго не протянет.
-Я тоже так думаю
-Но и ты одна, доченька. Меня не будет, с кем останешься? Он все-таки порядочный мужчина, трудно сказать, есть ли у него любовь к тебе, но не обидит. Я бы дала ему шанс. Выгнать ты всегда его успеешь. Война, доча, много дел натворила, трудно сказать, правду ли мы с тобой услышали, сейчас все на войну списывается, но не торопись, все-таки мужские руки в доме еще никогда не были лишними
-Я понимаю так — глядя на мать, спросила Люба — он меня использует, и ты предлагаешь мне использовать его?
-Все правильно, ты поняла. Если нет любви, то пусть будет просто голый расчет. Ты поможешь ему, а он тебе.
-Хорошо, я пойду ему скажу
-Борьку принеси мне.
Взяв ребенка из рук Альберта, Люба вернулась к матери, а затем, подойдя к мужчине, сказала -Оставайся, а там время покажет.
Он не удержался и обнял ее -Спасибо, спасибо, Любочка, ты не пожалеешь.