Книга воспоминаний писателя-фронтовика, представителя «лейтенантской прозы», белоруса Василя Быкова, который раньше считался советским писателем, теперь же проходит по разряду писателей зарубежных.
Книга эта – последнее, что написал в своей жизни Василь Владимирович. Она была закончена в 2002 году, а в 2003-м Быкова не стало.
В свою последнюю книгу автор постарался вместить не только биографию, воспоминания о детстве, но и свои размышления о том, что происходит в Белоруссии (Беларуси, как теперь желают видеть наши братья белорусы), в России, в мире, в литературе и культуре. И читать было интересно обо всём.
Василь Быков родился в 1924 году, в белорусской деревне. На его детство пришлась коллективизация со всеми её сложностями и перегибами. Трудно себе представить, но в советское, «благополучное» время в деревне люди практически голодали, жили в нищете. Это в фильмах мы видели радостные, упитанные, краснощёкие лица колхозников, а в реальности всё было совсем не так.
«Вспоминается 1932-й, кажется, год, весна. В стране шла коллективизация, по сути — насильственная ликвидация крестьянства как класса. В сплошь крестьянской стране крестьян ликвидировали как класс — классический геноцид, только по классовой принадлежности!..
…Создали колхоз, пришла весна, доели бульбочку, которая осталась после обобществления. Есть стало нечего. Ели мякину с травой, крапиву. И так продолжалось много лет, потому что в колхозе ничего не получали. Урожаи ежегодно были плохие, всё, что вырастет, шло на государственные хлебозаготовки и в семенной фонд.
…А ведь с нас еще и поставки: мясо, шерсть, яйца, молоко, а еще денежный налог, страховка, государственный займ — всё и не перечислить. Где взять деньги? Что продать, чтобы расплатиться? Когда были единоличниками, выручал лён, сами его обрабатывали, перерабатывали, в самотканое льняное полотно одевались. А теперь со льном стало очень строго — тоже обложили налогом. Взимали беспощадно».
А дальше – война. Эти первые дни войны с массовым отступлением, с неразберихой и паникой описаны Быковым очень живо и очень страшно. Я сделала очень много выписок, если начать цитировать, это будет очень длинный текст. Скажу лишь вот что.
Я для себя поняла, что условно всю прозу фронтовиков можно разделить на три этапа.
Первый этап – это написанное по горячим следам – всё, как было. Так писал Быков, так писали многие молодые писатели, выжившие на войне. И печатать это в нашей стране не очень-то хотели. По крайней мере, все первые повести Быкова подвергались очень серьёзному редактированию и сокращению, а самого писателя обвиняли в фальсификации, в разжигании национальной розни (почему это подлец-смершевец в повести «Мёртвым не больно» носит фамилию Сахно? Это что, намёк на то, что он был украинцем?). Нельзя было писать правду о том, как всё было.
«В то время, как партийные идеологи провокационно агитировали: «Пишите правду!» — сами они и их прислужники яростно боролись с нею. Сколько авторов испытали это на себе! Писатели, искренне откликавшиеся на партийные призывы, — «горели», а лакировщики и откровенные лжецы — преуспевали».
«Нас призывали писать правду, но далеко не всякая правда разрешалась литературе, разве что та, которая служила власти. Над регламентацией правды в поте лица трудились партийные органы, им помогали писательские начальники, цензоры-редакторы, «закрытые» рецензенты, которых за верную службу вознаграждали квартирами, должностями, научными званиями, премиями».
По прошествии лет в военной прозе наступил второй этап: писатели поняли, что и как надо писать, и многие стали писать именно так, как НАДО. А надо было писать, что наши все молодцы и храбрецы, а фашисты – трусы и подлецы, что в спину своим никто не стрелял, что никто не боялся, а в атаку шли исключительно «за Сталина», а уж что касается наших полководцев, то они вообще были небожителями, и критиковать их нельзя ни при каких обстоятельствах.
«…командующий фронтом Жуков осенью 1943 года ликвидировал немецкий прорыв под Житомиром. Носился по боевым порядкам частей на своем неизменном «виллисе» в сопровождении бронетранспортера с головорезами-автоматчиками на броне и автомобиля, в котором сидели чины военного трибунала. Там, где замечал малейшую растерянность или подавленность, приказывал автоматчикам схватить первых же попавшихся под руку солдат или офицеров и расстрелять их на месте. Из карманов ещё тёплых трупов трибуналыцики доставали документы и оформляли приговор. Что ж, маршал сам никого не убивал и приговоры трибунала не подписывал, это делали другие, — по всем правилам военной юриспруденции.
Великий был маршал!..»
А третий этап – это переосмысление событий. Это в некотором роде возвращение к окопной правде, но уже без излишних эмоций и с высоты прошедших лет. И тогда уже становятся видны не только сами промахи или победы, но и их причины и следствия.
«…каждая армия готовится к минувшей войне, а будущая приходит неожиданно».
Мы знали Василя Быкова как писателя-фронтовика. О том, как он жил и чем был занят в послевоенное, советское, перестроечное и постперестроечное время, я лично не знала. А он, как истинный патриот своей страны, своей родины, был озабочен состоянием белорусской культуры и белорусского языка (кстати, писал он только по-белорусски, а уже потом его произведения переводились на русский). И он считал, что
«национальный язык белорусов, как и сто лет назад, оскорбительно попирался на всех уровнях, вытеснялся русским».
В последних главах книги, где речь идёт о годах перестройки, весьма ощутимо чувствуется антироссийская направленность Быкова: и на проблемы белорусского языка россиянам наплевать, и национал-большевизм вкупе с антисемитизмом в России превалирует.
Но и когда Белоруссия отделилась от России и стала независимым государством, Быков встал в оппозицию к правительству. Он считал, что Лукашенко положил конец национальному проекту первых лет независимости, ограничил роль белорусского языка и отнял демократические свободы, и что для Белоруссии предпочтительнее союз не с Россией, а с Западом.
В итоге Василь Владимирович эмигрировал из Белоруссии и несколько лет жил в Европе. Но перед смертью, уже тяжело больным, всё же вернулся в родные края.
Что мне показалось сомнительным в книге Василя Быкова.
Это его трактовка некоторых моментов войны. Да, я знаю, по мере того, как из архивов извлекаются ранее недоступные документы и по мере того, как они становятся достоянием общественности, многое оказывается не таким, каким мы его себе представляли, или же не таким, каким НАМ его представляли. Но всё же, подвиг панфиловцев же был? Может, было всё не совсем так, как писали в учебниках, но уж, наверное, и не так, как написал Быков:
«Много лет гремела слава героев-панфиловцев, которые (все 28) погибли, не пропустив немцев в Москву. И неважно было, что эти герои после войны живые и здоровые вернулись из плена, — важно было, что пропагандистский миф о них свою функцию выполнил».
Примерно таким же образом оспаривает Быков и подвиг Александра Матросова, и трагедию Хатыни.
Да, несомненно, создавались и легенды, но, может, не стоит их разрушать и опровергать, ведь героизм наших солдат и маршалов всё же привёл к разгрому фашистской Германии.
Что мне не понравилось в книге Василя Быкова.
Кое-что в воспоминаниях Быкова не совпадает по датам и фактам, если внимательно читать и сопоставлять.
Например, история с осуждением Солженицына и Сахарова. Быков пишет, что он был в хороших отношениях с Солженицыным, и когда ему предложили подписать письмо, он категорически отказался это сделать. А в википедии говорится, что в 1973 году он в числе других деятелей советской культуры подписал письмо с осуждением Солженицына и Сахарова, правда, потом отрицал этот факт. Была под тем письмом подпись Быкова или нет, знает теперь, видимо, только архив.
Или вот ещё такой момент.
В 1965 году Василь Быков вместе с делегацией советских писателей побывал на конгрессе писателей в Риме. В составе делегации были и маститые писатели, такие, как Виктор Шкловский, и молодые, такие, как Василий Аксёнов. Вот какой случай с Аксёновым упоминает Василь Владимирович в своих воспоминаниях:
«В Риме все поселились в одной гостинице, расположенной неподалёку от главной улицы города — Корсо. Сразу же отправились знакомиться с Римом. Он, конечно же, ошеломил своими древностями, руинами Колизея, музеями и дворцами. Побывали в соборе святого Петра, в капелле Рафаэля. Очень привлекали витрины магазинов буржуазного города, но зайти в них было не с чем — денег у нас было мало. Оставалось только глазеть на витрины… Аксёнов неожиданно увидел в витрине книжного магазина книгу своей матери, недавней «зэчки» Евгении Гинзбург «Крутой маршрут» и шепнул нам, чтобы мы об этом помалкивали».
Красивая история, но, к сожалению, неправдивая. Потому что в 1965 году «Крутой маршрут» ещё не был опубликован. В итальянском издательстве книга вышла в 1967 году.
Все эти несоответствия, конечно, можно объяснить тем, что Быков писал эту книгу, будучи уже тяжело больным, и не всегда имел под рукой документы, записные книжки, дневники, на которые мог опереться и кое-что уточнить. Это объясняет в послесловии к книге её переводчик Валентин Тарас.
В конце своей книги Быков пишет:
«Десятки лет в наших ушах звучала невольничья максима: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Действительно, нельзя: не дадут, не позволят. Те, от кого ты зависишь, вдохновляются не обманчивой идеей человеческой свободы, а реальной потребностью своей власти и силы. И сила у них немалая, потому что они — всегда гурт».
А это высказывание я считаю вообще неверным. Давно же всем понятно, что не бывает свободы от общества, в котором живёшь. Потому что полная свобода одного непременно будет нарушать свободу кого-нибудь другого. Хочешь быть свободным от общества – иди жить в тайгу. Но тогда уже и книги твои печатать никто не будет, читать никто не будет, и гонорары за них платить никто не будет. И уж, конечно, не будет ни писательских продуктовых пайков, ни элитных дач и домов отдыха, ни квартир в писательских и цековских кооперативах. Всеми этими благами члены Союза писателей пользуются исправно. И тут же кусают руку, которая им эти блага предоставляет.
Книгу Василь Быков закончил писать в 2002 году, а в 2003 году он ушёл из жизни.
Прочитать воспоминания Василя Быкова можно здесь.
Прошу прощения за столь длинный и эмоциональный текст, но задело…
