Фима заказала себе стакан горячего чая с булочкой и тарелку борща, несмотря на то что ей не нравилось как в этой забегаловке готовят первое.
Но в этот раз она была так голодна, что была согласна на всё, лишь бы заполнить поскорей свой желудок.
После работы она часто заходила в это кафе, которое обыватели обозвали трактиром. Удобно то, что располагалось оно недалеко от её дома.
А дома ждали Серафиму нахлебники, как она их называла: мачеха Глафира, брат вышедший из мест не столь отдалённых, его жена, противная девка Верка, совсем обнаглевшая в последнее время. Обнаглевшая, потому что шарилась по карманам старенького Фиминого пальто, и в сумке, воруя всё что ей понравится, будь то дешёвые карамельки, духи в пробных флакончиках и безделушки. Шарилась в шкафах, в постели и даже в грязном белье Фимы.
...Серафима прошла к своему излюбленному месту, но оно было занято, две женщины непонятного возраста, с густо накрашенными глазами развалились на стульях и поглядывали на неё со смесью пренебрежения и опаски.
Как назло все столики в этом захудалом кафе были заняты. Серая масса людей пила, ела, копошилась и балагурила, облепив абсолютно все столики, наконец в конце зала Фима увидела как из-за последнего столика встал мужчина в потрепанной кепочке, которая прикрывала седые волосы, свисающие неопрятными тощими прядями до самых плеч. Мужчина вздохнул, крякнул, прокашлялся, прочистив себе горло и наконец, ушёл, тяжело ступая по немытому полу.
Фима не стала ждать когда придёт единственная на всё заведение официантка и помоет стол тряпкой.
Опасаясь, что столик могут занять, Фима села на обшарпанный стульчик и повернулась к окну, разглядывать ёлки, редкие фонари и дождик, заливший все окно.
Она принялась ждать ужин, потирая свои озябшие руки. Единственные перчатки ее исчезли без следа, вероятно украдены, непонятно кем, мачехой или женой брата.
Суп который принесли Фиме на потресканном подносе, оказался кислым, видать сварен он был дня три назад. Кусочек серого хлеба тоже Фиме показался кислым, пресным, слишком крошащимся в руках. Фима съела и хлеб, и суп, быстро орудуя ложкой и потянулась за чаем.
Чай был хорош как всегда.
Напиток подавали в белой эмалированной кружке, крепкий, настоянный изумительно терпкий, заваренный в чайничке а не из пакетиков.
Фима пила этот чай с наслаждением и не могла напиться. А булочку, румяную и хрустящую, присыпанную сахаром, она ела по чуть-чуть, растягивая удовольствие.
...Фима оставила на дне кружки чай для того, чтобы тянуть время, имея право посидеть в этом заведении ещё чуть-чуть, оттягивая тот момент, когда придётся уйти домой.
Сегодня она особенно засиделась, потому что у брата Сергея день рождения. И родственничек грозился напиться прямо с утра, ведь он родился тридцать девять лет назад утром. А Фима знает, чем чреваты его пьянки, это рёв, вой, непрекращающиеся споры до утра с летающей посудой и визитом блюстителей закона среди ночи (без них ни одна пьянка не обходится!)
- Уфь, - тихонько вздыхала Фима, зевала и разглядывала посетителей в зале.
...Ее глаза закрывались, напала дрёма после ужина и сказывалась накопившаяся за день усталость, но тут вдруг заиграла громкая музыка и в середину кафе вышла женщина в ярком платье, задорно прокричала в микрофон:
- А сейчас мужчинам разрешается выбрать любой столик здесь и познакомиться с дамами!
После её объявления началась суета. Стулья принялись выдвигаться, со скрежетом царапая ножками плитку, почти вся мужская половина встала и принялась бродить между столами, разглядывая дам в лицо.
За столик Фимы тоже примостился кто-то, женщина поглядела исподлобья, увидела незнакомца с лысиной.
- Добрый вечер, - улыбнулся он ей.
- Здравствуйте, - неуверенно проблеяла Фима.
- Вы совсем одна...
Фима вжалась в свой стул всем телом, когда незнакомец протянул свою руку, покрытую сетью морщин.
- Смею представиться, Валентин Петрович, - просиял он.
- Серафима, - пряча глаза, промямлила Фима.
- Какое необычное имя.
Фима поглядела на соседние столики, не понимая до конца, что происходит здесь, и увидела улыбки женщин, мужчин, интерес в их глазах.
- Из-з-вините, я не знакомлюсь, - заявила Фима. - Я поесть зашла.
И торопливо вскочила со своего места, схватила сумку и побежала, путаясь в длинных полах своего пальто, к выходу.
- Жень-щ-щина! - громко закричала ей вслед ведущая в ярком платье, - Вы куда?! Так не делается, у нас сегодня женщин мало, на всех не хватит. Оставайтесь и знакомьтесь, и поактивнее пожалуйста!
Фима не стала её слушать и побежала прочь, в темноту улицы.
Её снова окликнул кто-то, уже на улице, и нагнал: она повернулась посмотреть и увидела мужчину средних лет. На нем были шарф и шляпа с полями, длинный кожаный плащ.
В таком виде давно не ходят, его образ показался ей древним, годов кажется, 80-х, когда она не родилась даже. Или быть может, 90-х.
- Из-з-вините, - немного заплетался язык незнакомца в шляпе. Он был не пьян, скорее, с особенностями речи.
- Вы убеж-жали, а я... Давно за вами наблюдаю. Два года.
Серафима посмотрела на мужчину во все глаза.
Он даже в курсе, сколько лет она ходит в это кафе, ничего себе, примелькалась.
- Что вам от меня нужно? - вскричала она.
Нервы её были на пределе. Она действительно пришла в кафе кушать, и заходила ради этой цели все эти два года, а он... А они... Знакомятся видите ли там, в кафе, еще и её втянуть хотят.
- Не знакомлюсь! - громко заявила она.
- Замужем? - сразу спросил мужчина, и весь как-то просел, скукожился, плечи его стали похожи на тощую вешалку, на которой болтался плащ.
- Нет. Но какая разница?
Эти слова Фима прокричала так громко, что незнакомец отшатнулся.
- Очень жаль. Извините меня, - пробормотал он своим заплетающимся языком и удрал, шурша плащом.
***
Когда Серафима пришла домой, брат Сергей яростно спорил в кухне с мачехой.
Фима прошла в свой угол, разделась и легла в кровать, накрывшись толстым одеялом. Она мерзлячка, ей всегда нужно ощущать на своем теле ночью тяжесть одеяла.
Поворочалась и затихла, провалившись в сон.
Конечно, ей хотелось бы умыться перед сном и простирнуть исподнее, но такой возможности просто не было: в доме была только одна раковина, и та в кухне.
Возможности налить воды в таз сейчас тоже не было: бушевал Сергей и в кухню за водой ходить опасно, брат придерется к ней из-за любого пустяка и начнет просить денег.
Мачеха бубнила громко:
- Я думаю что вы посланы мне судьбой как испытание, опущусь ли я до вашего уровня, или останусь чистой. Ты понятия не имеешь, каково это, быть носительницей голубой крови, придерживаться приличий. Я не быдло и никогда не опущусь до оскорблений, и какого бы материального положения я ни была, всегда буду ходить с высоко поднятой головой. Потому что мы, Некрасовы, никогда не преклоняемся ни перед кем! А ты Серёжа простолюдин. Тебе можно пить, драться, ругаться, валяться в лужах, ведь в тебе нет благородной крови.
- Ну ты и загнула, - послышался голос Сергея. - С чего ты взяла, что происходишь от дворян? У тебя просто фамилия созвучна, а похожа ты на румынку, жила в нищете и выскочила замуж за моего покойного отца потому что тебе жить было негде! Не смей причислять себя к исторически значимым фигурам!
- Ты ошибаешься, опять все напутал, я прекрасно жила с матерью и бабушкой, - возразила мачеха, - О какой нищете ты брешешь? Выросла я в огромном доме с лепниной на потолках, каменным полом и настоящим камином. Не таким которые сейчас продаются в магазинах и имитируют пламя, а настоящем! Выложенным из кирпича! Знаешь как хорошо около него греться сидя в кресле качалке с пледом и горячей чашкой какао, помешивать дрова небольшой кочергой! Кочерга эта - произведение искусства! Но тебе этого не понять, ты дикарь выросший на помойке! И я говорю только о загородном нашем доме, где мы любили проводить время с мамой, для постоянного проживания у нас есть превосходная квартира в столице!
- Опять тебя понесло, увлеклась сочинительством, - возразил пасынок. - Мамка твоя отказалась от тебя, ты сама рассказывала об этом покойному отцу. Она воспитывает твоих детей, которых ты наплодила неизвестно от кого, стерилизовала тебя и поставила на тебе крест, велела не показываться на глаза, а бабка прогнала тебя со двора своей старой избушки, кидаясь вслед кочергой!
- Бог мой, что ты несешь, Сергей! - вскричала Глафира.
И перепалка их могла бы продолжаться дальше, как обычно это было, Фима засыпала под их крики длящиеся до утра. Но темноту ночи разрезала громкая музыка из телевизора, в котором пела известная молодая певица. И громкий грудной голос Веры запел лишая Фиму возможности выспаться.
- Без тебя я не могу, не знаю как еще дышу. Хочу обнять но отверну-у-у-усь. Чтоб ты не понял как я злюсь, на себя-а.
- Клянусь что ты звучишь лучше оригинала, - услышала Фима напоследок голос Сергея, обращенный к Вере, когда выходила из дома.
****
Завернувшись в одеяло и плед сверху, Фима проспала несколько часов спрятавшись в курятнике.
Здесь было относительно тепло, куры мешали спать гораздо меньше чем пение Веры под караоке и ругань в доме.
Забежав в дом Фима наскоро умылась холодной водой из умывальника и не став дожидаться кипятка, чтобы попить чаю, принялась собираться на работу.
Нужно было вытерпеть еще два дня до субботы. Но непонятно ей, где лучше, дома или на работе.
Фима посмотрела в мутное, с разводами зеркало, причесала свои черные, прямые безо всяких волн волосы, собрала их в низкий хвост и вгляделась в свое бледное личико.
Мачеха Глафира часто ей говорила, что у нее удивительно породистые, аристократичные скулы, которые в будущем будут стареть красиво, не сползая вниз. Белая кожа контрастирующая с черными как смоль волосами, говорящие о том, что она происходит от рода, славящемся в поколении красавицами.
- Ещё бы черты лица были изящнее и нос без горбинки, и губы пухлее, была бы красоткой, - говорила она.
Наверное мачеха в свои пятьдесят три года лучше разбирается в этом, Фима же считала себя на редкость малосимпатичной и унылой особой.
- Когда я покину этот свет, ты унаследуешь часть положенного мне наследства, - шёпотом ей клялась Глафира. - Только ты, Сергею ничего не оставлю, он не заслуживает.
Когда-то Фима верила в слова мачехи, но потом выросла.
Нет никакого наследства, Глафира придумала себе родословную и живёт в своём мире. Но Фима не злилась на женщину, ей не было ни жарко ни холодно от её вранья, немного жаль, но ведь ничего не изменишь.
Фима не досчиталась дезодоранта, который купила вчера, выбрав самый дешёвенький, по акции. Оставила его в сумке и нет его. Видно Верочка успела пошариться.
Фима подошла к постели Верочки и вгляделась в её постель, в безупречно красивое лицо невестки и пошарив ладонями под подушкой, отошла от кровати, поправив одеяло на спящей Вере. Оно сползло, показывая что не следует.
...На работе Фима клевала носом, но продолжала своё дело: шила простыни и наволочки, считая их в уме и откладывая в сторону для глажки.
Это была временная её работа, девушка верила в то, что не задержится здесь и подыщет местечко получше, где хотя бы платят вовремя и побольше.
Хозяйка, пожилая строгая Ираида Петровна в очках и всегда удивлённым выражением лица, подошла и вгляделась в строчки, которые выдавала швейная машина под управлением Фимы.
- Как ровно, как чисто у тебя стало получаться, - похвалила она и похлопала по плечу девушку. - Ты просто умница. В обед ты останешься здесь одна, поэтому закрой дверь изнутри, я приеду позже сегодня, - попросила она. - Мне нужно в банк.
Фима кивнула головой. Швеи разбежались из помещения, как только часы пробили двенадцать. Фима разогнула свою одеревеневшую спину и спустилась вниз по разваливающейся деревянной лестнице.
"Когда нибудь лестница обрушится вместе со мной", - привычно подумала она. И как же будет стыдно если потом работник морга будет снимать с неё старенькое, заношенное до полупрозрачности бельё. Она закрыла входную дверь ателье, не забыв повернуть на ней табличку "Обед" и вернулась вверх в свой цех, выключила утюги, приоткрыла все форточки и сев в углу, принялась ждать когда вскипит чайник.
Она уже ела свой обед, лапшу быстрого приготовления, когда в дверь внизу принялись стучать громко, нагло. Как ответственное лицо, Фима сбежала вниз по лестнице и открыла дверь, чтобы уладить ситуацию.
- Кто... - только успела произнести она, ее толкнул молодой человек, Егор Каримов, сын хозяйки ателье, забежал внутрь здания и спросил:
- Позови мать!
***
Фима не знала что и делать. Выгнать пьяного вусмерть молодого человека у неё не поднялась рука, всё таки, отпрыск Ираиды Петровны. О пьянстве юноши девушка была наслышана, начальница часто жаловалась на него вслух своей подруге, самой главной мастерице швейного цеха Валентине Степановне.
С её слов Егор несерьёзный повеса, любящий тусовки и девушек, всё это от вседозволенности и балованности.
Серафима сообщила ему о том, что начальница вернётся в ателье в течении дня и ушла в цех, села кушать и не ожидала что гость поднимется вверх тоже и подойдёт, примостившись ей прямо на колени.
- Что вы себе позволяете? - поразилась Фима и оттолкнула его со всех сил. Молодой человек приземлился на манекен, чуть не упал вместе с ним но устоял на ногах и посмотрев мутными глазами, взмахнул рукой. И отобрал у неё стаканчик с лапшой и вилочку, принявшись есть тут же, стоя, безо всякого стеснения.
- А есть ещё? - попросил он.
Дальше 📌
