Юре пришлось работать стоя. Он всё подключил и настроил. Хотя ему и стоять было больно, но деваться некуда — надо делать.
— У вас только кушетка крепкая и этот столетний монитор. Его, кстати, тоже надо менять, — сказал Юра. — А всё остальное — это какой-то хлам.
— Ты чего это мне всё высказываешь? — сердито спросила Люба. — Не за свои же мне деньги всё сюда покупать.
— Да это понятно. С монитором проблем не будет, за это я отвечаю. А вот мебель нужно трясти с начальства.
— Так я и написала заявление для того, чтобы мне всё выделили. Но пока ничего нет.
— Да только вот машина со всем этим уже здесь не пройдет, — покачал головой Юра. — Кстати, завтра Семен приедет, своими глазами посмотрит на это всё.
— Семен — это кто?
— Это начальство.
— Не надо ему сюда пока ехать, — с ужасом сказала Люба.
— Может, всё обойдется. Ему нужно к местному знахарю.
— А он с ним уже созванивался? Захар, может, и не примет. Он там с каким-то парнем уже работает.
— Ничего не могу тебе сказать, — пожал плечами Юра. — О таких вещах не спрашивают, да и взрослый он человек, сам разберется. Да и как я ему скажу про болотника? Я сам до конца в это не верю, мало ли что привиделось.
Пока он делал, Люба разбирала шкаф с карточками. Она смотрела на даты рождения и имена и думала, живы ли эти люди еще или нет.
— Ты водить не умеешь? — спросил Юра.
— Нет, — помотала головой Любовь.
— Тогда придется автомобиль около ФАПа оставить, а самим пешком до дома твоей бабушки дойти. Или я тут останусь ночевать?
— Можно и тут, — пожала она плечами. — Баба Надя не против была, чтобы ты у нас остался, да и вещи твои надо замочить и застирать. Ну и поужинать не мешало.
Юра все доделал, и они с Любой отправились домой.
— Ух ты, какой морозец, — поежился Юра.
— Да, хороший, — кивнула она.
На дороге огромной фигурой возвышался дед и деловито посматривал на дорожку.
— Доброго вечера, — слегка поклонился им дед Карачун.
— Доброго, — настороженно ответила Люба. — Вроде уже пора вам на покой уходить, а вы всё по ночам шатаетесь.
— Так время какое-то странное, вроде и весна должна скоро подойти, и мне пора, как ты говоришь, на покой, да вот что-то такое странное в воздухе висит и не дает двигаться.
— Болотников в спячку обратно отправь или дай крепкого морозца, чтобы вся грязь застыла. Всё равно ведь весны пока не видать.
— Эх, нет во мне уже того задора, как в начале и в середине зимы, — покачал головой Карачун, сгорбившись и прихрамывая, пошел через сугробы куда-то в лес.
— Куда он? — тихо спросил Юра. — Там же лес, волки, медведи, эти страхо-людины, да и вообще можно же замерзнуть ночью в лесу.
— Не переживай, он не замерзнет, — ответила Люба. — Идем быстрей домой, пока еще кого-нибудь не встретили.
— Учти, я так шустро, как раньше, ходить не могу, — сказал Юра. — Мне немного больно, когда я иду.
— Я понимаю, но всё же не хочется никому в лапы попасть.
— У вас тут бродят медведи и волки? — с испугом спросил он.
— Не знаю, но всё может быть. Пока я никого такого не встречала.
Юра как мог, так ускорил шаг.
— Тебе не следует завтра за руль садиться, — сказала ему Люба. — А то швы могут разойтись.
— В городе зашью снова, - отмахнулся Юра.
— А если сознание от боли потеряешь и улетишь в кювет?
— Мне надо как-то до дома добраться.
— Завтра выходной, пару дней у нас поживешь, а там видно будет.
Они вошли в дом. За столом сидела баба Надя и вытирала лицо платком.
— Что-то я умаялась сегодня, Любаша, — сказала она.
— Я подою корову, — сказал Люба.
— У вас еще корова есть? — удивился Юра.
— Идем, покажу, — усмехнулась она.
— Пожалуй, я пока воздержусь, — ответил он с опаской.
Люба набрала воды в ведро.
— Баба Надя, как там Леший?
— Нормально, устроили его с бабкой в избу поближе к лесу. Завтра собрался за своей машиной идти. А у вас что приключилось? Смотрю, подштанники впору пришлись, - ответила бабушка.
— Стул под Юрой развалился, и обломок воткнулся в ногу.
— Ох, кошмар какой. Говорила я еще тогда Наташе, что нужно от начальства требовать новую мебель и ремонт, а она всё отмахивалась. Да и знаешь, когда человек находится при смерти или в тяжелой болезни, то все вещи рядом с ним начинают резко ветшать, словно он вытягивает всё на себя, продлевая таким образом себе жизнь. А может, уходит человек, и уходят с ним всё то материальное, к которому он был привязан. Хотя, если честно, наш ФАП довольно старое строение, еще в нём земские доктора работали. При Советах, конечно, его отремонтировали, в порядок привели, но Советов уже сколько нет, уже всё обветшало и покрылось незнамо чем. Ладно, Любашка, ты иди корову дои, а мы тут с Юрой на стол будем накрывать, — сказала бабушка, вставая со своего места. — Я, может быть, еще какие штаны ему найду, а то цвет его исподнего навевает тоску и хандру.
— А мне наоборот нравится, веселенький цвет, как младенческие каки, — хихикнула Люба.
— Вот ты затейница, дуй в коровник, — махнула бабушка на неё платком.
Люба выскочила на улицу и побежала в сарайки. На любимом пенечке её уже ждала скотница Аглая. Она положила на колени мешочек семечек и посматривала на ворота.
— Ты чего сегодня так долго? Я уж тебя заждалась, — сердито сказала она вместо приветствия.
— И тебе долгих дней здравия, — ответила Люба.
— Ага, и вам не хворать.
— Я сегодня без гостинца.
— Я сама могу тебя угостить, — махнула женщина пухлой ручкой.
— Семечек хошь?
— Нет, благодарю, и без них забот полный рот.
— Ужо слышала про заботы. Ну, рассказывай, что к чему, что за парниша, где он поранился и вообще, что в мире происходит, — потребовала Аглая.
Люба стала ей рассказывать про болотников, про Юру, про Яромила.
— Ого, в нашем полку, значит, прибыло, — покачала головой Аглая. — Давно новые домовые не появлялись.
— Яромил разве домовой?
— Ну, так-то его называют род, но потом он перейдет в статус домового. А ты думала, откуда мы беремся? Вот так и возникаем.
— Интересно. Значит, он не призрак?
— Нет, он же не злобное существо, он помогает, за домом следит, ухаживает за ним. Он хороший, а значит, это род, родитель, - пояснила Аглая.
— Ясно, — кивнула Люба.
— А паренька, конечно, жалко. Хотя пусть у нас поживет, не помешает.
— А болотники всегда такие прожорливые?
— Нет, только после спячки, и то, если поздно проснутся, то к людям и не лезут, там еды и так полно. А сейчас всё замерзло, нет ничего: ни травы, ни корешков, ни ягод, ни живности никакой. Вот они и лютуют. Так-то мозги у них есть, но вот после пробуждения они плохо соображают. Вот и тянут свои лапы ко всему, что двигается. Голодно им сейчас, и не понимают, что происходит.
— Но как-то он не выглядел непонимающим, — покачала головой Люба.
— Так они предупреждают о себе, помощи таким образом просят. Никому войны не хочется.
— Ясно, что ничего не ясно. Ладно, побежала я домой.
— Иди-иди, может, еще заженихаешься, — хмыкнула Аглая.
Люба остановилась с ведром молока, словно ее током обожгло.
— Что?! — Она повернулась к скотнице. — У меня муж недавно погиб, рана во всю грудь, у меня сердце разодрано на части. Я по ночам реву, когда никто не слышит. Я забыть его никак не могу. А вы мне всё кого-то сватаете. Не могу я так просто кого-то впустить в свою жизнь, в свою постель, не такой я человек, — с болью в голосе отчеканила она.
Аглая аж застыла на своем месте с мешочком семечек в руках.
— Ну чего ты, я же не хотела тебя обидеть, это в шутку было сказано, — виновато сказала скотница.
— Еще полгода не прошло, как он погиб. А я ведь его любила всей душой, всем сердцем.
У Любы по щекам потекли слезы.
— Ну не реви, хочешь, я тебе семечек дам, а хочешь, золотой? — спросила Аглая, стараясь загладить вину.
— Не надо мне ничего, — шмыгнула носом Люба.
Она вытерла рукавом слезы и пошла в дом с гордо поднятой головой.
В избе было весело. Туда-сюда носилась Верочка, что-то лопоча на своем языке. На диване с голым торцом лежал Юра. Баба Надя натирала банки спиртом и раскладывала их на табуретке.
— Сейчас мы тебе банки поставим, и мигом все рассосется, — приговаривала она.
— Это что тут происходит? — удивленно и возмущенно спросила Люба. — Это что за инсталляция?
— Банки сейчас ему на филей поставлю, и всё рассосется.
— А что, не горчичник на рану? — поинтересовалась Люба. — У него шов не рассосется, а разойдется, и будет опять дырка в попе.
Баба Надя застыла с банкой в руке.
— Ой, точно, что-то я совсем сегодня закрутилась и вот уже к ночи чудить начала. Хорошо, что до горчичников не додумалась. У нас просто нет их в доме.
— Так и скажите, баба Надя, что хотели посмотреть на ранение.
— Ну, есть такое, — хихикнула бабушка. — Ладно, пошла я молоко процежу и через сепаратор пропущу. Сливками будем гостя кормить.
— Ага, для полного счастья, — кивнула с усмешкой Люба. — Штаны натягивай, не будет сегодня народных методов, подорожник еще не вырос, а горчичники закончились.
Юра, не вставая, аккуратно натянул штаны.
— А можно я еще немного полежу? — спросил он.
— Лежи, как ужин будет готов, так позовем, — махнула рукой баба Надя.
Автор Потапова Евгения