О лесенках, оживлявших интерьеры, театре теней за кумачом, распределении газовых конфорок и прочей жизни арбатской коммуналки 1950 - 1960-х годов рассказывает Владимир Потресов.
Начало:
На интеллигентном этаже
Семейство наше, состоявшее из трех человек, поселилось на втором, «интеллигентном», этаже «дом двадцать». Его многочисленные помещения соединялись лесенками из двух - пяти ступенек. Это, безусловно, оживляло интерьеры.
Читателю, который никогда не жил в коммуналке, было бы нелегко разобраться что к чему в нашей нестандартной квартире. Попробую описать это жилое пространство. Если подняться к нам на второй этаж по лестнице и открыть дверь, укрепленную старым, но надежным английским замком, оказываешься в Большой кухне. Сюда выходили двери двух «квартир» и был некий тамбур, разными уровнями ступенек направлявший к еще нескольким "квартирам". Две ступеньки вниз, над которыми подвешен был общий звонок, мало уступавший вечевому колоколу, вели в коридор. Справа посередине темнела дверь нашей «квартиры 18», на стенке напротив висел общественный телефон. Коридор выводил в Малую кухню. Здесь проживали Ф-вы и Ф-вы.
Единственная клиентка сапожника
Всего в 1950-е на втором этаже проживало восемь семей. Поэтому на входной двери под кнопкой звонка висела табличка, выполненная моим отцом с высоким художественным вкусом черной тушью, где последней, под номером восемь (восемь звонков), значилась фамилия С-вой.
У нее был сын Иван, алкоголик и надомный сапожник, у которого, словно абсурдный намек на профессию, не было ноги. Эшелон штрафного батальона, который вез его на фронт, разбомбили немцы, и обувной мастер стал инвалидом. У Ивана имелась сожительница — визгливая тонконогая Нинка. Часто Иван напивался и отдыхал, лежа поперек кухни.
Клиентура сапожника состояла, по-моему, из единственной подвинутой умом дамы из бывших, которая, доверившись ему однажды, примерно раз в неделю звонила (подходить к телефону приходилось обычно мне, так как аппарат висел у нашей двери), начиная так:
- Не откажите в любезности, будьте так добры, попросите к телефону Жана Тихоновича (или Иоанна Плутоновича - в зависимости от ее настроения).
Я отправлялся в темные, пропитанные сивухой дебри, где под самой крышей проживало семейство С., и, не решаясь взойти на последние четыре ступеньки, орал:
- Ивана к телефону!
Раздавался стук протеза. Недолгий разговор заканчивался оптимистичным:
- До следующей недели!
Конфуз во время Фестиваля 1957 года, или Жизнь за кумачом
Оба окна их комнаты выходили на Молчановку. Однажды, когда в Москве проходил Фестиваль молодежи и студентов 1957 года, подгнившие от бесконечных протечек межоконные бревна высыпались на улицу.
По счастью, никто не пострадал, а домоуправление, чтобы страна не срамилась перед прогрессивными иностранцами, скоренько задрапировало прореху кумачом, оставшимся от лозунга, посвященного XX съезду КПСС.
Проходя душной августовской ночью по Молчановке, желающие могли, словно в театре теней, изучать на кумачовом экране жизнь семейства: Нинка пила чай со старухой и рассказывала ей свою жизнь, а Иван, постукивая молотком, менял союзки на древних ботиках верной клиентки.
Лев Толстой и маникюрша
Для жильцов второго этажа Большая кухня являлась форумом. Здесь на общих
сходках решались сложные задачи как, например, платить за телефон, по
«квартирам» или по людям, распределялись газовые конфорки и обсуждалась масса других интересных вещей.
В Большой кухне стояли две газовые плиты и столы по числу семей. У окна обосновалась Евгения Адольфовна, маникюрша в арбатской парикмахерской и жена ответственного работника, настолько ответственного, что в их однокомнатной «квартире» (в которой, как выяснилось, в прежние времена останавливался Лев Толстой) имелся собственный телефон.
С Евгенией Адольфовной моя семья пребывала в ссоре. Связано это было, скорее всего, с тем, что пользовались мы одной плитой (конфорки были поделены между семьями). Евгения Адольфовна получала ценные сведения от клиентов и щедро ими делилась.
- Наш дом будут ломать, это я вам говорю, - декларировала она на кухне.
На следующий день вносились коррективы:
- Наш дом не будут ломать, это я вам говорю!
Дед Мороз Пайкин
Самая большая «квартира» на нашем этаже, а попросту длинная комната в четыре окна, принадлежала Александре Владимировне. У нее имелся муж по фамилии Пайкин, лет на десять моложе. Оба были артистами. А. В. нигде уже не играла, а в основном, вспоминала бывших великих любовников и гастроли, а Донечка, как она ласково называла мужа, был занят тем, что все время искал заработки. Особенно его талант был востребован в дни школьных каникул.
- Алло! Говорит Дед Мороз Пайкин, - вкрадчиво сообщал он трубке, - на завтра есть заказы?
А какие фантастические драки по праздникам бывали между братьями Барановыми и Федотовыми! ММА отдыхает! И ведь сосуществовали при этом относительно дружно, если вдруг что - помогали друг другу. Этого не отнять.
Так и жили. Под окнами - морковные грядки, а вдаль из окна - Кремлевские звезды.
Начало:
О династии Потресовых и сохранении памяти об Арбате, которого нет: