Прибегала она по утрам, пораньше, пока служба не началась. Службы церковные Надежда не жаловала. Стоять тяжело и скучно. Ничего она не понимает в этих службах. Зачем народ смешить? Батюшка «студент в рясе» ее не донимал. Понимал, наверное, горе женщины. Как-никак, сам отпевал всех Надиных покойников. Знал, что на руках Нади четверо детишек осталось. Их он тоже крестил.
Надя и привыкла. Ничего сложного, а душа спокойна. Никто никого не трогает, и она никому не мешает. Помолится, как умеет, свечи поставит и убежит по своим нескончаемым делам. Однако, батюшка, отец Сергий, однажды к ней сам подошел. Скромно поздоровался, справился о Надином здоровье, о здоровье детишек.
- Если вы нуждаетесь в помощи, не стесняйтесь, обращайтесь к нам, - сказал он.
А Надя смотрит на глаза отца Сергия и думает: «Не такой он и студент. Вон, под глазами уже морщинки» Она все боялась, что Сергий собирается детей отнять. Ну а что: сироты, считай. Что бабка сделает? И отнимет.
- Нет, нет, спасибо! У нас много льгот. И одежду нам дарят, и наборы продуктовые. И отец работает! – поспешно тогда сказала и быстренько, бочком-бочком, ретировалась из храма.
Пробовала в другую церковь ходить, но к этой уже так прикипела душой, что сама удивилась: надо же. С чего бы это? Пробовала молиться дома: не то. Не такая обстановка: дома не до молитв. Старшие двоек нахватали, младшие на голове скоро ходить начнут. Тут не молитвы, а одна ругань в голове. Вернулась в храм и сразу успокоилась.
Так нет же, батюшка (Сережа, как называла его про себя Надежда) опять пристал. Протягивает Наде пять билетов.
- У нас лишние билеты остались. На экскурсию в Петергоф. На открытие фонтана. И для вас вот, пятый. Вы были в Петергофе? Очень красиво!
- Да куда я с четырьмя оглоедами? Это же не дети, это же… Они, как тараканы расползутся, как мне их потом в кучу собирать? – вскинулась Надежда.
- А вам и не надо их собирать. С нами воспитатель едет, он ребят в группу примет. А летом куда пацанов отправите? – Тон отца Сергия был таким непринужденным, легким… будто он – школьный тренер, а не священник.
Надя замялась.
- Так на дачу, куда же еще! Или на детскую площадку при социальном центре. Там кормят. И бесплатно!
Отец Сергий нахмурил брови.
- Помилуйте, да это же скукота смертная! В городе киснуть. Я бы помер к вечеру уже!
Надежда еле-еле удержалась от улыбки (студент, как есть – студент!)
- Мы курируем спортивный лагерь. Места красивые, озеро. Народа немного. Могу вас оформить на две смены. Пусть ребята окрепнут за лето. Вернутся в город с новыми силами. Да и вы отдохнете.
Надя покачала головой.
- Да я не привыкла одна… Что мне делать одной? Думки в голове перебирать?
Но «Сережу» отказом не пронять. Он подмигнул Надежде:
- А вы к нам приходите, у нас волонтерам на одном месте сидеть некогда. А то, можете и в лагерь с детьми поехать. Там работы хватает, место кастелянши вакантно. Платят немного, но зато питание бесплатное. И вид такой… замечательный. И дети при вас. И церковь – тоже!
Надя всю ночь не спала. Предложение отца Сергия показалось заманчивым. Быть волонтером она не решилась. А вот на должность кастелянши с удовольствием согласилась. Она тысячу лет никуда не выезжала. Вот хитрец, этот батюшка, сманил, как есть, сманил в свою организацию. Ну и пусть! Давно пора!
***
Все сходилось, как никогда, ровненько. Василия Надя оставила «за главного». Пусть хозяйничает: за картошкой на даче следит, пропалывает грядки и поливает огурцы. Теплой водой. Обильно. А то зимой придется овощи в магазине покупать.
Соседка осторожно спросила:
- А не боишься? Зять у тебя не очень. Вдруг, бабу приведет, буянить станет?
- Так он в свою квартиру приведет, - резюмировала Надя, - моя-то надежно заперта.
- А вдруг дачу сожжет?
- А она у меня застрахована. Да еще я с Раей договорилась: присмотрит, если что.
Надежду уже не переубедишь. Детям нужен был этот лагерь, как воздух. Дети этот лагерь получат. Надо поработать – Надя поработает. Хоть кастеляншей, хоть посудомойкой!
***
Когда-то и она, Надя, бывала в Петергофе. С Юрой.
Петергоф практически не изменился: все тот же Самсон, сияющий в лучах молодого июньского солнца. Все те же художники с переносными мольбертами, отображающие на холстах великолепный дворец и не менее великолепные каскады. Все переливалось, журчало, текло, било, создавало рай на земле. Гроты манили к себе, шептали о любовных тайнах императорского алькова. Хоть и не было в живых грешных их хозяев давным-давно. Но присутствие важных особ: дам в нескромных декольте и кавалеров в перьевых шляпах чувствовалось так, будто они, испугавшись разоблачения, спрятались за статуями нимф и фавнов.
Мальчишки с чувством бывалых знатоков крутились возле «Шахматной Горы», разглядывая ярко раскрашенных драконов и найдя их совсем не страшными, шутейными. Им, видавшим чудеса компьютерной графики, конечно, виднее. Надежда не спорила. Ей симпатичные чудики, наоборот, очень нравились. Ей все нравилось. Даже то, что не нравилось внукам.
Те весело визжали, когда попадали под брызги «шутих», валялись на мягкой, покрытой белым, теплым на ощупь мхом земле, старались не дышать, пока кормили чересчур нахальных попрошаек-белок, смело хватавших орешки прямо с ладони. И вдруг, завороженные, застыли перед огромным, бескрайним Финским заливом:
- Баба! Море, баба! Настоящее синее море!
Надя, плюнув на приличия, как молоденькая девчонка, топала по парку босиком, беспечно болтая босоножками, как тогда, с Юркой, таким же молодым и беспечным. Здесь у дворца «Момплезир», необычно строгого, в отличие от пышных чертогов «верхнего» парка, у белоснежных перил ее Юрка поцеловал в первый раз.
Свежий бриз коснулся Надиной щеки нежно и ласково. Она замерла на секунду и мысленно попрощалась с невидимым никому Юрой. Конечно, это от него привет. И бессловесная просьба о прощении. Конечно, глупо так рассуждать, надо отца Сергия благодарить, что помог и ей, и ребятам увидеть настоящую, безмятежную, полную флирта и совершенства красоту. Конечно, Надя была батюшке безмерно благодарна. Жить столько лет во мраке и упиваться собственным несчастьем? Как глупо, Господи.
Сколько еще в мире таких, как она, жительниц подземелья? Уткнувшись носом в землю, они не желают поднять голову, чтобы увидеть белые облака. Тысячи и тысячи женщин в этом мире теряют сыновей и дочерей, тысячи тысяч выхаживают алкоголиков-мужей, миллионы воспитывают детей в одиночку. Почему она решила, что такая особенная, такая исключительная, такая единственная? Но и винить себя за то, что она не единственная, одна из миллиарда, не надо! Она ни в чем не виновата и имеет право на счастье! И она обязательно еще будет счастливой!
***
Лето прошло, как один яркий, суматошный, полный детских приключений день. Все четверо – окрепли и загорели, как и обещал батюшка. А Витьку пригласили в олимпийский резерв, защищать честь российских легкоатлетов. Илюшка, младшенький, поныл для приличия, что его не пригласили, но скоро забылся – и без того полно забот (бабушкино любимое выражение). Максимка умудрился втюриться в рослую девочку Карину. А там непонятно было, кто в кого втюрился быстрее: Макс обещал стать еще тем ловеласом. Игорек не любил бегать кроссы, он к спорту довольно прохладно относился. Он любил с Надей ходить в лес. Вдвоем бабушка и внук набрали несколько десятков литров разной ягоды: и черники, и малины, и земляники.
За неимением посуды засушили все это богатство в столовке над огромной плитой, топящейся на дровах. Скупо поделились с «девочками» поварами. Еле-еле пережили свою нечаянную жадность. Но пережили, все-таки.
Дача не была запущенной. Рая, соседка, ухаживала за картошкой, морковкой и огурцами. Помидоры выглядели дикарями – подвязывать их было некогда – у Раи тоже «и без того забот полон рот». Поделились с ней лесным урожаем. Без нытья и надутой губы. За дело ведь!
Папа Вася никаких баб не приводил. Не срослось, наверное. Про дачу забыл начисто – этому никто и не удивился. Подписал договор и сообщил семье, чтобы домой его не ждали месяцев шесть – взял двойной наряд. Сказал, что будет копить. На что – не сказал. Первого сентября проводил свою гвардию в школу и отчалил. По нему никто не скучал, если честно.
Надежда исправно посещала храм. Молиться научилась. Даже кое-как простояла несколько служб. С батюшкой у нее сложились хорошие, дружеские отношения. От волонтерской работы Надежда никогда не отказывалась, да и роту свою пацанскую привлекала частенько, ибо труд «облагораживает».
Ничего такого в жизни семьи не произошло. Дети учились, хватали заслуженные пятерки и незаслуженные (кто бы сомневался) двойки. Ужинали за общим столом под лампой с зеленым абажуром. Ругались частенько, братья даже дрались, росли, болели и выздоравливали. Давали «угля» и стране (вообще), и бабушке (в частности).
Одно могу сказать: всех четверых она выпустила в мир нормальными людьми. Не без шерховатостей и скосов в характерах, но все равно, воспитанных на совесть, крепко скроенных, добрых и надежных парней.
Надежда чувствует себя хорошо. Болеет очень редко. Считает себя абсолютно счастливым человеком, отлично помнящим, как ей далось это счастье. Поговорить с ней нормально, за чайком с вареньем, просто невозможно – у нее вечно «забот полон рот». На мой вопрос, как она выкарабкалась из своего тяжелейшего состояния, ответила просто и до обидного банально:
- Не задавала больше никаких вопросов.
Вот так…
Автор: Анна Лебедева