История о том, как жестоко могут ошибаться врачи, даже самые опытные. О жестоком равнодушии к чужому горю.
В сентябре 2014 года я ожидала второго ребёнка. Это был желанный ребёнок и желанная беременность. Всё шло своим чередом: токсикоз, сонливость, потеря веса. Я уже шла по знакомой дорожке, поэтому не беспокоилась о своём самочувствии.
Первое УЗИ прошло гладко, но пол ребёнка мы не узнали. Сказали, что ещё рано да и не видно. И это тоже была знакомая ситуация ,потому что Данил рассекретился только на третьем скрининге. Мы отпраздновали Новый год, строили планы, связанные с пополнением в семье.
А потом пришёл февраль, время второго скрининга. В ночь перед этим исследованием мне приснился странный сон. Заведующая женской консультацией сообщила мне следующую новость: твой ребёнок умрёт, он не выживет. Сон длился недолго, и я проснулась. Было раннее утро.
Сон не произвёл на меня никакого впечатления. Я ещё немного поспала, а потом встала и пошла на УЗИ. Мы тогда жили в пешей доступности от консультации, и я всегда ходила туда пешком. Это была хорошая прогулка и разминка. Идти минут 20.
Я вошла в кабинет УЗИ, легла, врач начала исследование. Она молча передвигала датчик, перемещая его туда-сюда. Потом попросила перевернуться на бок, потом на другой бок. Затем снова на живот. Снова и снова она просила меня менять положение и молча смотрела на монитор.
Потом она позвонила и вызвала коллегу. Они стали смотреть меня вдвоём.
- Вот тут, вот. Смотри-смотри. Видишь?
- Вижу.
- Это п....ц.
Вот прям это слово и сказала. Конечно, я поняла, что что-то идёт не так, но не спрашивала. Было страшно. Я знала этого специалиста, она всегда была очень строгой, а порой и грубоватой, но работу свою знала хорошо. Я пыталась сохранить самообладание и ждала, когда эти женщины вспомнят обо мне и дадут объяснение своим словам.
-Вам нужно ехать в областной перинатальный центр в Челябинск. Срочно.
- Что происходит?
Мой вопрос проигнорировали.
- Вам нужно ехать завтра же. Это очень срочно. У вас есть возможность ехать завтра?
От неожиданности я растерялась. Пять минут назад всё было нормально, жизнь шла своим чередом, а сейчас мне сообщают, что мне нужно срочно ехать в Челябинск и требуют немедленного ответа, еду я или нет.
- Скажите сначала, что вы там нашли? Что происходит вообще?
- Понимаете, у вашего ребёнка порок сердца. Вам нужна консультация главного специалиста по УЗИ в области. Я вам сейчас выпишу направление, а вы позвоните мужу и обсудите, когда сможете поехать.
Дальше я плохо помню, память стёрла подробности. Я позвонила мужу, что-то ему говорила, он что-то отвечал. Потом я позвонила сестре. Пришла акушерка, работающая с моим врачом, она повела меня в кабинет. Я там сидела, акушерка и врач что-то говорили, а я ничего не понимала.
Дальше я получила документы и пошла домой. Мы сразу начали собираться в дорогу, и в тот же вечер сидели на кухне в Аминево. Моя малая родина находится в центре области, поэтому решили переночевать там, а утром выдвигаться в Челябинск. Это удобнее, чем в 5 утра выезжать из Магнитогорска, чтоб к 8 быть в городе.
Утром мы с мамой уехали, Андрей остался с Данилом. Приехали, вошли в центр ультразвуковой диагностики, на ресепшене посмотрели моё направление и сказали, что я записана на 9 утра. А время 8. Час мы сидели ждали, когда врач придёт на работу и примет меня.
Врач пришёл, я протянула ему результат скрининга, который мне дали в Магнитогорске. Там был написан диагноз: ан&мал&я Эбшт&йна и к&аркт&ция а&рты. В больнице мне, конечно же, не объяснили, что означают эти слова. Да я бы и не поняла, наверное.
Я посмотрела всё сама в интернете и узнала, что эта самая аномалия является редчайшей формой из всех возможных п&роков сердца. Буквально 1% из всех п&роков. И у моего ребёнка был именно этот редчайший случай. Насколько я поняла, суть ан&малии сводится к тому, что между предсердием и желудочком перегородка искривлена.
А до кучи ещё была проблема с а&ртой. Если объяснить своими словами, то к&аркт&ция - это сужение просвета а&рты. Это тоже вид порока сердца.
Прочитав диагноз, врач - молодая женщина - видимо, офигела и позвонила коллегам. Пока народ собирался, она начала исследование сама. Минут через 10 в кабинете собралась толпа специалистов. Все смотрели на экран, обсуждали увиденное.
Потом пришёл тот самый крутой специалист, к которому меня изначально и направляли. Я тогда помнила его ФИО, но сейчас уже забыла. Крутой специалист сел, посмотрел на экран, повертел датчиком туда-сюда и громко задал вопрос:
- Коллеги, а каковы признаки аномалии Эбштейна?
Ему назвали какие-то симптомы. Но крутой специалист ответил, что его зелёные коллеги не назвали некоего главного признака, которого он тут не видит. А раз не видит, то и порок сердца отменяет. Диагноз не подтвердился. Я очень хорошо запомнила его слова:
-Никакого Эбштейна здесь нет, а каорктация может ещё рассосаться, паниковать рано. Ваши специалисты в Магнитогорске мало что понимают в своей работе, а нам разгребать приходится. Рекомендую приехать на повторное УЗИ в 27 недель. Всего хорошего, до свидания. Расходитесь, коллеги, тут ничего интересного нет.
Я прошу запомнить содержание этой пафосной речи.
В тот момент мне было совершенно наплевать, что со мной обращались как с музейным экспонатом. Я услышала главное - порока нет, а аорта рассосётся. Значит всё хорошо. Значит зря переживали. Гора с плеч. Слава Богу!
Но у девушки, делавшей мне исследование, вид был не столь оптимистичный. Ей, наверное, было интересно ещё раз взглянуть на то, что творилось внутри моего ребёнка. Она продолжила меня смотреть. Теперь, когда я получила обнадёживающие новости, мне стало интересно:
- А кого я жду? Пол ребёнка видно?
- Минутку. Это девочка.
Так я узнала, что жду дочку. Меня накрыла волна счастья. У меня будет дочь. И она будет здорова. Всё хорошо. Всё будет хорошо.
Я вышла из кабинета окрылённая. Позвонила мужу, обрадовала. Но нам всё же назначили консилиум. Комиссия должна была принять решение, что будут делать, если проблема с аортой останется. Комиссию нужно было тоже ждать, только в другом месте, недалеко. Мы пошли, дождались.
Три врача посмотрели результат моего исследования и объяснили, что такой порок, как коарктация аорты устраняется операционным путём. Наметили примерный план: роды через кесарево, чтобы не нагружать сердце ребёнка, стабилизация сутки-двое, а потом операция.
Врачи были настроены оптимистично, это меня успокоило. Мы уехали обратно домой и стали ждать 27 неделю. Я отдала результаты УЗИ в консультацию, но слова крутого специалиста передавать не стала. Не хотелось обижать наших врачей. Впереди было пять недель. Я ждала и верила, что всё будет хорошо.
Время быстро утекло, и мы вновь засобирались в Челябинск. На этот раз поездка была запланирована, я собиралась спокойно, а не как в прошлый раз. Как и тогда, в Челябинск мы поехали через Аминево. Там переночевали, а утром отправились с мамой в областной центр, а папа наш вновь остался с сыном.
Опять тот же центр, тот же ресепшен, то же ожидание, только в этот раз меня отправили в другой кабинет. Принял меня врач средних лет, а с ним рядом был какой-то не то интерн, не то молодой специалист. В общем молодого посадили за аппарат УЗИ, а врач средних лет следил за его работой.
Мои бумаги красноречиво говорили о проблемах беременности, но я на всякий случай устно сообщила о скрининге в 22 недели и предположениях магнитогорских врачей. Меня молча послушали, покивали, а потом опять позвали крутого специалиста.
Этот человек пришёл, сел за аппарат, посмотрел, покрутил и велел звать коллег. Не помню, сколько народу пришло, но кабинет был набит битком. И крутой чел стал вещать:
- Коллеги, посмотрите внимательно на этот случай. Возможно, на вашей практике его больше не случится.
Люди в белых халатах сгрудились вокруг монитора. Каждый хотел посмотреть на редкий диагноз. А я уже всё поняла. Нет, меня никто не замечал. Я была как пустое место, как лишний элемент, мешающий с интересом разглядывать нечто очень интересное. Я понимаю, что врачам нужен опыт, что они должны пользоваться случаем. Я не в обиде.
Внезапно крутой специалист вспомнил о моём существовании и обратился ко мне. Эти слова я тоже очень хорошо запомнила. Поверьте, я не преувеличиваю и не приукрашаю. Этот дядя сказал буквально следующее:
- Вы зачем сюда опять приехали, девушка? Вы чего ожидали-то? Вам ещё в 22 недели нужно было прерывать беременность. Я же ещё в прошлый раз вам всё сказал.
Как вам такое заявление? Он же отменил этот диагноз. Да ещё врачей из Магнитогорска припозорил за некомпетентность. Помните? А теперь он просто переобулся. И это главный специалист в области.
- Вы сейчас о чём? Вы же сказали, что аномалии нет, а каорктация может скорректироваться. Вы мне велели приехать в 27 недель, и вот я здесь.
- Я такого вам не говорил. Я просто не мог такого сказать, вот посмотрите сами. Створки сердца вашего ребёнка не просто искривлены, они перекорёжены. Как только вы родите, сердце захлебнётся кровью. Ваш ребёнок умрёт.
Дальше я его не слушала. А может, он ничего не говорил. Я пыталась сесть, но не могла. Сил оставили меня. Никто этого не заметил. Никто, кроме практиканта. Он протянул мне руку, подал салфетку, потом ещё одну. Я сидела на кушетке и не знала, как мне вытащить нож, который только что всадили мне в сердце.
Как можно так хладнокровно говорить матери, что её ребёнок не сможет жить? Неужели нельзя было подобрать слова помягче? Где человечность? Где сострадание? Ничего этого я не увидела от той толпы, которая потихоньку начала рассасываться.
Мне тоже нужно было покинуть кабинет. Практикант явно пытался как-то облегчить моё состояние и предложил посидеть ещё, пока не полегчает. Но полегчать мне уже не могло, а эти стены стали на меня давить, я тут задыхалась. А ещё в коридоре меня ждала мама. Надо было как-то сообщить ей. Андрей тоже ждал дома.
Что я им говорила, теперь уже не вспомнить. Нас отправили на консилиум. Вместе с нами там было еще несколько беременных женщин. Все пришли со своими диагнозами. Нас приняли всё в том же кабинете, но на этот раз через телемост соединили с врачом из областного кардиоцентра.
Кардиолог стал меня успокаивать, что этот порок можно оперировать. Что дети с таким диагнозом живут. Он предложил вести наблюдение и перед самыми родами решить, что делать дальше. Возможно, операцию нужно будет провести сразу после родов, когда ребёнок стабилизируется. А может быть, всё будет не так плохо, и малышка проживёт год-два-три, прежде чем потребуется операция.
Меня опять успокоили. Подарили надежду. Утешили. Они хотели как лучше, спасибо им за это. Домой я поехала со слабой надеждой, что всё как-то устроится.
Всё. Пока закончу, потому что очень много получилось. Про то, как я родила свою единственную дочь и чем всё закончилось, расскажу в следующей статье.
Читайте продолжение:
