Нефтяной бум в Баку всегда влек за собой архитектурный подъем. Прежние экономические взлеты приносили в город европейскую и русскую моду рубежа XIX–XX веков, советские стандарты и веяния постреволюционной и послевоенной эпохи. В начале третьего тысячелетия новый нефтяной контракт и оживление экономической жизни Баку повлекли за собой строительство зданий, которые претендуют на то, чтобы стать национальными архитектурными символами.
ОГОНЬ
Мы стоим на 27-м этаже, из окон открывается панорама Бакинской бухты. Отсюда, с высоты одной из трех Огненных башен, виден весь город: изгибающаяся береговая линия, новостройки востока, порт, бульвар, баиловские холмы, колесо обозрения, площадь Флага. Вдалеке на рейде стоят корабли, за ними – нефтяные платформы: город продолжается в море, отсюда это отчетливо видно. Старый город, кажется, притаился где-то в ложбине между выросшими на западе и востоке Баку небоскребами.
Удивительно, что на пейзажах XIX века Ичери шехер выглядит высоким холмом, а отсюда смотрится низиной. Этот вид вообще меняет представление о Баку. Все секреты и внутренние связи города как на ладони.
Огненные башни (Flame Towers) возводили как символ нового Азербайджана. Они должны были доминировать над городом и приковывать к себе внимание. Форма этих небоскребов вместила в себя всю многовековую историю страны и народа. Языки пламени вырываются из горы – не просто рифма с рисунком национального герба (хотя она тоже), но и намек на тайну абшеронской земли, в недрах которой запрятаны невидимые, но от этого не менее желанные и жаркие сокровища – нефть и газ. Это и древний миф о поклонении огню, и тонкий намек на современную ситуацию.
Все культовые сооружения в Баку выполняли одновременно функции маяков: ориентиром кораблям служили когда-то и знаменитая Девичья башня, и придворный минарет Дворца Ширваншахов. Огненные башни – самый грандиозный маяк в мире. С наступлением темноты все три здания начинают светиться, превращаясь в языки пламени уже не формально, а буквально: покрытые LED-экранами небоскребы «полыхают» – их подсветка имитирует движение огня, и этот свет виден за много километров.
Архитектор Барри Хьюз (бюро HOK International), разработавший этот амбициозный проект, признавался: «Самая впечатляющая черта башен – их форма, причем верхние изогнутые наружу «язычки» тоже функциональны. Для меня было важно то, что объект стоит на холме. Я пошел в каком-то смысле наперекор природе, мы долго разрабатывали с сейсмологами детали сложной конструкции. Но оно того стоило – от полыхающих в ночи башен дух захватывает, такого вида нет нигде в мире».
Важно, что, доминируя над городом, башни не заслоняют вид на Ичери шехер и не разрушают историческую панораму Баку: они деликатно стоят в западной части города, знаменитой некогда своими нефтеразработками. С первого городского яруса, прибрежной линии, к небоскребам ведет обновленный фуникулер – еще одна городская достопримечательность, зажившая после реконструкции новой жизнью.
ВОДА
Возведенные на западных холмах Flame Towers ублажают огненный гений местности, за связь же Баку с морской стихией отвечает построенный на востоке Центр Гейдара Алиева.
Если подъезжать к центру вечером со стороны города, он выглядит как стекающая с холма светящаяся прекрасная медуза. Невозможно определить, где заканчивается здание и начинается город: лестницы, тропинки, газоны, эскалаторы – все является продолжением причудливых волнообразных линий. Это фирменный прием архитектора Захи Хадид: внутренние и внешние пространства не разграничены, перетекают друг в друга. Причем поток в данном случае никакая не метафора. Ведущие вниз террасы буквально стекают (по их рифленым плитам струится вода) в три искусственных водоема: так город Баку, неспешно спускаясь с холмов, выплескивается прямиком в море.
Если смотреть на здание Центра Гейдара Алиева со стороны одноименного проспекта, стартующего от взлетно-посадочной полосы аэропорта и упирающегося в море, то кажется, что его стены представляют собой подвижную поверхность: падающие с крыши потоки закручиваются в волны, вздыбливаются и гаснут, сливаясь с плоскостью площади. Таким образом скрадываются границы между пространством архитектуры и окружающим миром: возникает ощущение, что земля впитывает в себя здание. Заха Хадид называла свой прием «урбанистическим ковром», хотя больше всего это напоминает игру волн, закручивающих прибрежный песок и растворяющихся в нем.
Архитектор сравнивала свое здание с городом, который функционирует как единый и неделимый живой организм. Естественно зародившаяся и веками формировавшаяся городская среда не знает жесткого членения. Хадид мечтала, чтобы попавший в центр человек не чувствовал границ и разделительных линий. Ее главный принцип – здание должно объединять и дарить ощущение свободы: «Мне потребовались годы на то, чтобы перевести словосочетание «жидкое пространство» в идею, а идею – в здание. Для Баку этот принцип очень подходит: ведь город продолжается в море».
Забавно, что восточный фасад центра, обращенный к жилым кварталам, похож на огромный стетоскоп: здание словно внимательно прислушивается к городским шумам, чутко реагируя на чаяния жителей.
«МЕДНЫЕ ТРУБЫ»
Архитектуру называют застывшей музыкой: имеется в виду склонность к абстракции и точному расчету. Справедливости ради надо сказать, что труднее всего архитекторам иметь дело с профильными музыкальными сооружениями – воплотить в жизнь литературную или социальную идею проще, чем найти форму, адекватную музыке.
Перед входом в Международный центр мугама полукругом расположилось семь колонн, каждая символизирует один из стилей мугама, и надписи напоминают входящим их названия: сегях, чаргях, раст, баяты-шираз, шур, хумаюн, шуштер.
Здание центра, построенное на Приморском бульваре по проекту турецких архитекторов Вахида Гасымоглу Тансу и Ханиддина Уяк Этирне Ахмеда, музыкально по форме: оно напоминает тар, струнный инструмент, на котором аккомпанируют себе исполнители мугама. Посетителя встречает скульптурная галерея прославивших это направление музыкантов – среди строгих мужских профилей выделяются две прекрасные дамы. Белоснежные бюсты выстроены в две шеренги напротив друг друга и, кажется, готовы вместе запеть. Эта часть здания полностью выполнена из стекла, залита естественным светом и кажется продолжением бульвара: окружающие деревья являются частью интерьера. Возникает чувство, будто прогуливаешься по оранжерее классицистического парка под пристальным присмотром античных героев.
В фойе концертного зала растительная тема продолжается: колонны растут из зеленых оснований, похожих на зеркальную водную гладь. Вдоль стен расставлены кадки с живыми деревьями, трубы коммуникаций выпущены наружу и напоминают стволы лиан, а цветочный орнамент стен продолжается в плоскости потолка: не фойе, а сад. Архитекторы учли расположение центра – это тот случай, когда здание полностью вписывается в окружающую парковую среду. Таков и сам мугам: первые его исполнители пели на открытых пространствах, их голоса сливались с шумом деревьев и музыкой моря.
По соседству на том же Приморском бульваре расположился Музей ковра. Азербайджанский ковер – такой же национальный культурный символ, как мугам. Логично, что и здание решено формально сходным образом: австрийский архитектор Франц Янц спроектировал объем основного корпуса в виде скатанного ковра.
«Некоторые думают, что это свернутый ковер, но здание символизирует ковер раскрывающийся, – говорила Ройя Тагиева, директор Музея ковра с 1982 по 2016 год. – В этом задача – открыть посетителям уникальный вид национального искусства. Округлые формы стен, к которым не привыкли музейщики, делают экспозицию естественной и аутентичной: у глинобитных жилищ, стены которых утепляли коврами, не было прямых углов».
Снаружи здание кажется замкнутым, но находящемуся внутри видно, что оно открыто городу и морю: северные и западные фасады выполнены из стекла, а в «разворот ковра» вшита легкая летняя терраса. Если смотреть на музей со стороны моря, то Огненные башни полыхают прямо над его полукруглой крышей: огонь – древнейший символ азербайджанского коврового узора.
Читайте еще:
Архитектура Баку: как создавался облик города в конце XIX – начале ХХ века
Город после пандемии: как урбанистика изменила Баку
Текст: Наталия Бабинцева
