Глава 73
Полина
Пока еду в лифте, от грустных мыслей отвлекает телефонный звонок. Вижу фамилию Артамонова, и в душе загорается крошечная искорка надежды. Олег Павлович приглашает к себе в кабинет. Судя по его голосу, моя надежда не лишена оснований. Когда вхожу, завотделением улыбается, но старается не подать виду.
– Я встречался с главврачом по поводу дисциплинарного слушания, – сообщает Артамонов. Делает паузу, и мне удаётся вклиниться:
– Простите, из-за моей глупости у вас возникли проблемы. Я выполню условия дисциплинарного взыскания. Вам не придётся беспокоиться.
Олег Павлович с шумом втягивает воздух, откидывается на спинку кресла и говорит:
– Никогда не знаешь, что произойдёт в жизни. Главврач не станет давать делу ход.
Поднимаю удивлённо брови.
– Скажу тебе ещё кое-что хорошее. Похоже, ты ему нравишься, – добавляет Олег Павлович и тихонько хихикает, но тут же становится опять серьёзным. – Что ж, забудем об этой истории.
– Спасибо.
– Благодари Алексея Петровича. Он изо всех сил пытался помочь. Обычно, если он помогает кому-либо, то вмешивается только, если сам может всё уладить. Но в этот раз он попросил об услуге.
Счастливо улыбаюсь и киваю, а потом, когда выхожу от Артамонова, глубоко задумываюсь. Получается, Макаров, такой независимый и гордый, ради меня совершил такой поступок? Ноги сами несут к нему в кабинет. Когда слышу «Зайдите», вхожу и наблюдаю, как он поливает цветок из стакана. Тот самый цветок, который я ему недавно подарила. И вижу, что за растением тщательно ухаживают: подросло, не перестало цвести.
Алексей Петрович достаёт платок, тщательно вытирает подоконник.
– Да? – спрашивает меня.
Устраиваюсь на стуле напротив.
– Я только что от Олега Павловича. Слышала, вы попросили его мне помочь.
– Ты сегодня делала обход? – говорит он.
– Не меняйте тему. Будьте честны со мной. И, пожалуйста, разберитесь наконец в себе. Понимаете, почему я хотела разобраться со всем сама? Я не хотела, чтобы из-за меня у вас были неприятности. Делала всё возможное, чтобы не втянуть в моё тёмное прошлое. Знаю, что вы бы отдали мне всё, что имеете, и даже нашли бы то, чего у вас нет. Если я приму все, что вы даёте, то уже не смогу без вас жить. У вас будет полный контроль над моей жизнью. Вы отдаёте мне всё. Но при этом ни на шаг не подпускаете меня ближе. Я тоже хочу отдавать любимому человеку всё. Хочу войти в его жизнь так глубоко, чтобы занять в ней главное место. Но вы делаете все в одиночку. Вам не нужен никто, кроме себя. Что случится, если однажды вы разлюбите меня?
– Этого не произойдёт, – всё, что может ответить Макаров на мой признание.
– Никогда не говорите «никогда». Знаете, чего я боюсь больше всего? Быть брошенной.
– И чего же ты от меня ждёшь? – спрашивает Алексей Петрович.
– Изменитесь.
Он молчит, мне тоже добавить больше нечего. Встаю и покидаю кабинет, оставив Макарова в глубокой задумчивости.
***
Дмитрий
Мотаю на велотренажёре уже какой километр. Благо, ехать никуда не надо, всё дома. Кручу педали, вспоминаю слова Полины: «Я не верю в любовь между мужчиной и женщиной. Но если я должна буду полюбить кого-то, это будет Алексей Петрович…» Стоит вспомнить, как начинаю ускоряться. До тех пор, пока умная электроника не просит снизить скорость или лучше остановиться, чтобы не заработать сердечный приступ.
Послушно замедляюсь. Слезаю с тренажёра, иду в ванную. Умываюсь ледяной водой, а Полина по-прежнему из головы не выходит. Смотрю на себя в зеркало.
– Дима Жильцов, ты неудачник, – говорю отражению.
Снова плещу в себя холодом. Принимаю душ, иду в комнату. Думаю, думаю… как же мне быть с этой девушкой? Не ходит ничего лучше в голову, чем взять телефон. Некоторое время думаю над тем, что бы ей сказать, а потом нажимаю кнопку вызова.
– Да, коллега? – отвечает Полина.
– Доктор Озерова, вы знаете, что я неудачник и часто меняю мнение?
– Конечно.
– Вы сказали, что если вам придётся полюбить мужчину, то это будет доктор Макаров. Значит, пока вы никого не любите?
– Что вы имеете в виду? – спрашивает Полина.
– Я буду следовать за своим сердцем до конца. Спокойной ночи, – заявляю и первым прекращаю разговор.
Вот так! Пусть теперь думает, что хочет. Вздыхаю. Надеюсь, она поймёт правильно. Не признался ей в любви, конечно. Сил бы на такое не хватило. Гордость не позволила. Но теперь, по крайней мере, у Полины есть информация к размышлению. Обо мне, а не о каком-то там Макарове.
***
Алексей Петрович
Следующим утром, встретившись с Полиной в коридоре, некоторое время неловко молчим.
– Привет, – первым нарушаю тишину. – Идём.
Слышу, как девушка шагает следом. По дороге, около регистратуры, встречаем Жильцова с его верным оруженосцем Парфёновым. Здороваемся, и Дмитрий спрашивает Полину:
– Когда вы собираетесь на обед?
– Пока не уверена, – и переводит на меня взгляд. Мне кажется, хочет узнать моё мнение по этому вопросу. Делаю вид, что их разговор не касается, продолжаю идти. Озерова ступает следом.
Вскоре заходим в палату к пациентке. Той девушке, которая якобы неудачно упала с лестницы. Рядом сидит её муж. При нашем появлении встаёт и вздыхает.
– Здравствуйте. Вы очнулись? – обращаюсь к Галине. – Слышите меня?
Она смотрит, ничего не говоря. Может, просто из-за кислородной маски на лице? Но это же не интубация.
– Пожалуйста, моргните, если слышите, – предлагает Полина.
Больная медленно выполняет.
– Вот так. Следите взглядом за моим пальцем, – прошу её. – Вы всё понимаете и двигаете глазами. Можете сказать «А».
Ноль реакции. Точнее – едва-едва заметное шевеление нижней губой, меньше миллиметра.
– Попробуйте двигать пальцами, – беру её ладонь. – Вы чувствуете, что я держу вас?
Смотрит и моргает один раз.
– Вот так. Замечательно. Давай, сделаем МРТ, – говорю Полине.
– Хорошо.
Через час мы в кабинете радиографии.
– Что видишь? – показываю Озеровой на снимок.
– Повреждение ствола мозга.
– А это? – и сам же отвечаю. – Синдром запертого человека.
– Если это он, значит она в сознании, но не может двигаться, будто заперта в своём теле, – поясняет Полина.
– Да, вот отчего она страдает.
– Я об этом только в книгах читал, вживую не видел, – замечает удивлённо сидящий рядом ординатор Расторгуев.
– Нужно больше времени, чтобы это подтвердилось, но это самое вероятное, – говорю коллегам.
– Она может поправиться? – спрашивает Полина.
– Вероятность мала, но в истории есть случаи полного восстановления. Будем наблюдать дальше. Объясни её мужу.
– Хорошо.
– Ладно.
Потом отправляюсь к отцу. Помогаю ему сесть в коляску. Едем в парк на прогулку. Хватит ему уже в четырёх стенах находиться. Организму для выздоровления необходим свежий воздух.
– Ты слишком часто приходишь. Это как-то не очень, – ворчит отец.
– Почему?
– Из-за этого мне кажется, что у меня смертельный диагноз.
– Поверить не могу, что ты настолько не понимаешь моих чувств. Теперь буду приходить реже, – говорю ему немного обиженно. – Приду только, когда ты станешь умалять.
– Как хочешь, – улыбается отец. – Меня это устроит.
Теперь оба смеёмся. Конечно, я не стану навещать его реже. Ишь, чего захотел!
***
Полина
Вместе с Расторгуевым едем на лифте, чтобы снова навестить Галину.
– Мне так жалко её мужа, – произносит ординатор. – Он был здесь весь день и ночь. Работу пропускал.
– Но она хотя бы жива. Раз жива, то есть ещё надежда. Он выдержит, если любит её, – отвечаю на это.
– Думаю, он и правда её любит. Все медсестры говорят, что он в их вкусе, потому что глаз с жены не сводит.
Вскоре подходим к палате, и Кирилл нам навстречу.
– Здравствуйте. Что с ней будет? Она не говорит и не может двигаться, – говорит с тоской.
– Для начала успокойтесь и присядьте.
– Думаете, я сейчас могу успокоиться? Она лежит там, как мёртвая! – он мгновенно вскипает, но тут же гасит свои эмоции. – Простите…
– Ничего.
Рассказываем ему о том, что обнаружили. Прогнозов не делаем, но сообщаем о дальнейшем курсе лечения. После уходим, Кирилл спешит в палату.
***
Мужчина подошёл к неподвижной Галине. Осмотрелся опасливо. Затем наклонился и тихо заговорил:
– Всё не так плохо, как я думал. Ты можешь думать и даже чувствовать. Просто не можешь двигаться и говорить.
Девушка следит за ним глазами.
– А, точно. Ты же любила танцевать. Ну, больше не потанцуешь. Хотя, меня это устраивает. Больше не смотреть на то, как ты танцуешь и смеёшься с другими мужчинами. Верно?
Галина опускает веки.
– Ты можешь открыть глаза. Открой. А?
Не дождавшись реакции, Кирилл прошептал:
– Люблю тебя.
***
Дмитрий
Иду по коридору и говорю Парфёнову, чтобы проверил одного из пациентов, дал антибиотики. Подходим к регистратуре, там Катерина. Увидев её, останавливаюсь, разворачиваюсь и пытаюсь уйти.
– Почему вы избегаете меня? – громко спрашивает она.
– Я не избегаю, – отвечаю и снова поворачиваюсь к ординатору. – Скажите пациенту, что со следующей недели начнём облучение.
– Хорошо, – с готовностью отвечает Костя.
– Смотри, идёт, идёт, – с горящим взором Маша следит за проходящим мимо мужчиной. Даже толкнула коллегу, Свету, локтем, привлекая её внимание тоже.
– Кто идёт? – спрашивает Расторгуев.
– Что? – отрывает взгляд Света, жутко краснеет и отводит взгляд.
– Она про мужа пациента с синдромом изоляции, – быстро приходит ей на помощь Маша. – Он очень крутой, милый и глаз не сводит со своей ненаглядной.
– Я тоже знаю такого, который с одной-единственной глаз не сводит, – с сарказмом произносит Катерина, глядя в карточку.
– Кто?
Маша переводит взгляд на меня.
– Доктор Жильцов? – улавливает Катерина её движение. – Он кусок мусора.
Все, кроме меня, с ужасом глядят на неё.
Усмехаюсь. Надо же, до чего докатилась!
– Зачем я вообще стою и выслушиваю это? – заявляю и отодвигаюсь подальше.
Слышу, как Парфёнов быстро и тихо говорит:
– Вы единственная, кто может признать доктора Жильцова.
Катерина в ответ разворачивается и тоже уходит. В другую сторону.
– Тише ты! – шипит на ординатора Маша. – Он отверг её.
– Что она в нём нашла?
– Да у него же всё при всём, – подводит итог медсестра.
«Видимо, это её обозначение самого крутого парня на свете, «всё при всём», – думаю иронично и отправляюсь по делам.