Найти в Дзене

Сказание о волколаке. Глава 26. Признание

Изображение сгенерировано нейросетью
Изображение сгенерировано нейросетью

Когда вернулись домой, проводив мужчин в лес, Найда долго в себя прийти не могла. Перед глазами стояла та жуткая яма и мерещилось, как страдает там Тихомир, звеня цепями. Найда все матери рассказала. Матрена только охала, да крестилась, а помочь ничем не могла: жаль, мол, Тишку, но что ж поделаешь!

Беляна сама не своя была: бледная, притихшая, она прятала глаза и старалась со старшей сестрой не заговаривать. Найда догадывалась, о чем девка печалится: за отца, да за Радима сердечко ее ныло. И один лишь Бог ведал, по ком она кручинилась больше…

Ее же собственное сердце рвалось на части совсем не из-за жениха. Отец и Мечислав не выходили из головы. Она и помыслить не могла о том, чтобы кто-то из них не вернулся. А кроме того, душа болела за Тихомира. Давно забыты были нежные чувства младенческих лет, но человеческую привязанность к нему Найда сохранила. Что будет теперь с ним? Выживет ли он в таких суровых условиях – без тепла, должного ухода и людского сочувствия? Когда вообще вернутся мужчины назад и удастся ли им найти этого ведуна?

Вопросы роились в голове, точно пчелы, настойчиво жужжа и не давая покоя. Ложась спать, Найда долго не могла заснуть, но даже во сне ее преследовали кошмары.

Проснулась она среди ночи. В избе было темно и тихо, и только сильный храп деда Сидора раздавался из дальней горницы. Но что-то было не так. Найда полежала немного с открытыми глазами, усиленно прислушиваясь к звукам ночи. Вдруг раздался непонятный всхлип. Через мгновение он повторился. Будто бы плакал кто-то, но плакал тихо, сдавленно.

Привстав на локте, Найда шепотом кликнула в темноту:

- Беляна! Беляна! Ты что ль?

Наступила полная тишина. Всхлипы прекратились. Подождав еще пару мгновений, Найда снова легла и провалилась в неспокойный сон.

Утром, когда Матрена созвала домочадцев к столу, Беляна незаметно выскочила из горницы.

- Куда это она? – удивилась мать. – Найда, поди-ка, сбегай за ней. И так исхудала девка: крохи в рот не берет. Ишь, убежала она. Пущай за стол садится да каши поест. Я уж вон, яички испекла.

Найда вышла на двор за Беляной. Та крутилась возле птичника, хотя корм скотине уж задан был и курам тоже насыпано.

- Сестрица, за стол идем! Каша только из печи, все ждут тебя.

Беляна вздрогнула, услышав за спиной ее голос. Потом обернулась, бледная, растерянная и, не глядя Найде в глаза, ответила:

- Да кусок мне в горло не лезет. Не пойду я.

- Вот сама это матери и скажешь! Пойдем. Ишь какая, ты заморить себя, что ли, хочешь? Тебе еще замуж выходить! Поберечься надобно.

Найда взяла ее за руку, но та заупрямилась. И вдруг вся заалелась.

- Замуж… за кого это… рано мне еще, отец говорит…

- Ну, рано-не рано, а придет и твой черед. Пойдем. Чего это тебя от еды откинуло? Уж не зазноба ли какая в сердечке завелась?

Найда лукаво улыбнулась, зная, что заденет сестрицу за живое, и та не сдержится, расскажет ей все. Однако, Беляна снова с лица спала и спросила:

- А ты Радима любишь?

Такого вопроса Найда не ожидала. Но обманывать Беляну не стала:

- Не по сердцу он мне, и тебе это известно. О том уж в нашей семье все знают, от мала до велика. Но отцу перечить я не стану. Такова, видно, моя доля горькая…

Беляна быстро вскинула на нее взгляд:

- А вот мне мил Радим… он… таков…

- Каков же?

- Он…

Беляна не ответила, закрыла лицо руками и разрыдалась. Найда погладила ее по голове:

- Что ты, что ты… будет тебе. Коли наша свадьба с ним расстроится, я бы только рада была, чтоб он к тебе посватался! И жили б вы с ним счастливо… не то что я…

- Не бывать этому! Не бывать никогда! Потому что ты меня ненавидеть станешь! И мама, и отец! Все вы ненавидеть станете!

- Да что с тобой, сестрица? Здорова ль ты?

Беляна ничего не отвечала, только плакала, закрыв лицо руками. Найда почуяла неладное.

- Ну-ка, садись со мной рядом, на крылечко, да рассказывай! Ничего не могу в толк взять.

Девка качала головой, не в силах разговаривать. Наконец, после долгих увещеваний Найды, она перестала плакать, отняла ладони от мокрого лица и сказала, всхлипывая:

- Дело я худое сделала – ой, худое… только не хотела я зла никому, сестрица… матери скажу – поди, прибьет меня…

- Поведай все как есть, и, коли нет большой вины твоей, не стану я матери ничего говорить!

- Нет, Найда… виноватая я… ох, какая виноватая…

И она снова залилась слезами. Дверь избы отворилась и на крыльце показалась Матрена.

- Ну, долго ль ждать еще прикажете? – подбоченилась она. – Где запропастились-то? Каша, чай, простыла. Ну-ка, девоньки, быстро в избу, да за стол! Да у вас тут слезы, никак? Ну-ка, что стряслось опять? Рассказывайте.

Беляна перестала плакать. Бледная, дрожащая, она вытерла рукавом слезы – вернее, размазала их по своему хорошенькому личику – и сказала:

- Бейте меня, ругайте! Виноватая я.

Матрена перекрестилась:

- Господи! Что натворила ты? Опять за курями недоглядела, в соседский огород пошли?

- Не то…

- Что ж, рубаху новую порвала?

- Коли так, не страшно было бы…

- Что ж такое? – Матрена схватилась за сердце. – Не томи, дочка! Говори.

Не поднимая глаз, Беляна призналась:

- Дурное я сделала… Радима послушалась, оберег для него утащила у Найды… не пропал он – я это все натворила…

- Ой! – Матрена покачнулась и потрясенно прислонилась к бревенчатой стенке избы.

Найду же словно ушатом ледяной воды окатили. Не могла она поверить словам сестрицы. Беляна, такая тихая, покладистая девка, пошла на обман? Но чего ради?!

- Радим вынудил тебя стащить мой оберег? Как же так?!

- Наговорил он мне всякого… слова добрые да ласковые… поймал меня тогда во дворе и говорит: мол, достань мне оберег с шеи твоей сестрицы! То вещь особая, чародею принадлежит! Найда, мол, сама не ведает, что опасен он, этот оберег. Вот я и стащила… ночью, покуда все спали, подобралась и тесьму-то перерезала… прости, сестрица… виноватая я… послушалась его… потому как мил он мне…

- Что же ты наделала… - прошептала Найда, - ведь коли Радим тайком заполучил оберег, не отдаст он его никому! Он же Тишку растерзать готов. Крови его требовал. За брата отомстить поклялся! А оберег был залогом спасения Тишки…

- Так Радим сказывал, что станет как зеницу ока хранить оберег…

- Станет хранить, только для своих надобностей! И что у него в голове, мне неведомо… уж явно не благое дело, коли подговорил тебя на обман!

Беляна разрыдалась. Матрена, придя в себя, погнала дочек в дом:

- Ну-ка, пойдемте, пойдемте в избу! Застудитесь. Там побеседуем. Нечего слезы лить, Беляна, коли дело сделано. Ох, отца на тебя нет, он бы научил уму-разуму! Ну-ка, сейчас деду Сидору скажу – он пущай тебя наказывает.

И, затолкав девок в дом, она, качая головой, пошла следом.

Досталось тогда Беляне от матери. Матрена, хоть и добрая баба была, а обмана не терпела и строго за это детей наказывала. Отхлестав девку веником, она, запыхавшись, тяжело опустилась на лавку. Найда знала, что зла у матери уже нет на сердце: отходчивая она была. Покричит, да утихнет. Так и случилось: пошумев, Матрена пустила слезу, утираясь платком, и запричитала:

- Ну, что ж нам делать-то теперь, дед Сидор?! Удружила нам девка, нечего сказать… а мужики-то наши и не ведают про то, что оберег у Радима. Что ж теперь будет-то? Как быть-то, а?

Дед Сидор глянул на Матрену, на убитую горем Найду, на Беляну, плачущую, прикрываясь косой… и, крякнув, молвил:

- Думаю я так, девоньки: делать нам ничего-то и не надобно.

Матрена подхватилась:

- Ох ты ж, Господи! Как не надобно?

- Да вот так. Что ж, бежать в лес вослед за мужиками прикажете? Вестимо, нет. Пущай сами они промеж собой разбираются. Радим чего-то задумал, это ясно. Но мы покамест не можем знать, что именно. А вот Тишку-то нам проведывать надо бы. Сейчас, Любима пошлю сбегать. А то, мало ли. Всякое бывает…

Когда Любим пошел со двора к медвежьей ловушке, где сидел Тихомир, Найда кинулась к нему:

- Братец, позволь с тобой пойти! Сердце у меня не на месте за него.

- Нет уж, - отмахнулся Любим, - тебе вовсе идти туда не надобно! Отец не велел. К чему девке на эти страсти глядеть-то? Дед Сидор меня послал.

Любим (изображение сгенерировано нейросетью)
Любим (изображение сгенерировано нейросетью)

Найда подступилась к нему с лаской. Знала она, что добрый парень Любим, оттает:

- Братец, да я же не с дурным умыслом прошу! Боязно мне теперь за Тишку. Хочу вот молока снести ему да хлебца. Чую я, его же и водой напоить забывают! Жаль мне его, не чужой он человек. Ну, пойдем вместе?

Сжалился Любим, уступил. Пошли они вместе к яме.

Там, как и накануне, в сторожах стоял Завид. При виде «гостинцев» для Тихомира он недовольно проворчал:

- Энто еще что за яства? Приносить ему ничего не велено.

- Сжалься, Завид! – умоляюще проговорила Найда. – Не ел он, поди, ничего. Уж не первый день тут прозябает! Спусти в кувшине молока ему. На вот, и хлебца.

Здоровенный детина глянул на нее с кривой усмешкой. Потом взял кувшин, поставил в ведро, к которому была привязана веревка, и начал спускать в яму.

- А хлебца, - ухмыльнулся он, бессовестно откусывая от краюхи, - и мне не помешает! Торчу тут под дождем и на холоде – зазря, что ль?! Как бы не так!

Любим дернулся было в спор, но Найда сдержала его. Осторожно подошла она к краю ямы и заглянула внутрь. На дне снова послышалось лязганье железа, загремели цепи. Тот, кто некогда был Тихомиром, проворно вытянул скрюченными волосатыми конечностями кувшин из ведра. Запрокинув голову, он начал жадно пить, попутно проливая половину молока на себя. Найду передернуло. Допив все до конца, получеловек, полузверь с силой бросил кувшин об землю – так, что тот раскололся. Затем он поднял вверх свой взор – взор знакомых, но уже подернутых пеленой отчуждения глаз. Он увидел ее. Внутри у Найды все оборвалось. На пару мгновений это существо застыло на месте, а затем начало с неистовством рвать тяжелые цепи.

- Что с ним?! Разве ж он всегда такой?

Найда прижалась к Любиму.

- Так… полнолуние скоро, - отвечал Завид, дожевывая хлеб, - вот и неймется ему! Ничего, цепи на совесть выкованы, не рыпнется!

К яме подошли еще несколько мужиков, поглядеть на мечущегося в яме узника. Но вскоре все стихло: видимо, Тихомир успокоился. Найда решилась еще раз приблизиться к яме. Увидев, что несчастный сидит, прислонившись спиной к земляной стенке, она позвала:

- Тиша! Тиша! Я это, Найда. Ты слышишь меня? Не злись. Никто не желает тебе зла. Я вот, повиниться пришла: потеряла я твой подарок. Не сберегла. Попал он в руки к Радиму, а тот в лес ушел со всеми.

Внизу тихо зазвенели цепи, но было ясно, что Тихомир прислушивается к ее словам и понимает, о чем речь. Найда продолжила:

- Нынче в лес наши ушли, ведуна искать. Вчера еще. Ты слыхал? Буду молиться я, чтоб нашли они этого чародея. Даст Бог, поможет он тебе!

Тихомир медленно поднял голову вверх и посмотрел на нее. В его взгляде промелькнула ярость.

- Пойдем отсюда, - сказал Любим, - еще разозлишь его! Не следует с ним говорить.

- Ничего, у нас на энтот случай особый разговор имеется! – злорадно проговорил Завид, подняв с земли тяжелый багор.

Любим, заметив на лице сестры ужас, потянул ее за рукав:

- Пошли, делать тут больше нечего. Я слово отцу давал, что близко тебя сюда не подпущу. Опять ты меня разжалобила. Нынче все, уж не ослушаюсь его. Ну-ка, бегом домой! Что тут твоему Тишке станется: решетка крепкая…

Назад или Читать далее (Глава 27. Виноватая)

#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть