К 135-летию со дня рождения Анны Ахматовой (1889–1966)
Анну Ахматову иногда называют Сафо ХХ века. Она действительно очень проникновенно умела передать разные оттенки чувств влюбленной женщины. Но в то же время Ахматова вместе со своей страной прошла путь войн и революций, который последовательно выводил ее из камерности душевного мира в широкий мир общественных интересов. Трагичная эпоха неизбежно вносила в специфически женскую лирику Ахматовой ощущение тревоги и скорби. Переживания Ахматовой уже не могли уже сводиться только к «о, как ты красив, проклятый!», властителем ее дум становится целая страна Россия и ее народ.
А я проанализирую одно стихотворение так, как я привыкла делать с институтских времен и как я люблю это делать.
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну чёрный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернялся скорбный дух.
Стихотворение «Мне голос был…» (1917) подводит своеобразный итог пути, пройденного Ахматовой до революции. В этом стихотворении слышны торжественные интонации пушкинского «Пророка». Короткие предложения, паузы посередине стиха, глаголы, употребленные в прошедшем времени и внутренняя рифма (был — говорил) в первых двух строках напоминают тяжеловесный чеканный шаг.
Такая строгость и напряженность повествования соответствует серьезности темы, о чувстве патриотизма невозможно говорить легковесными фразами. Если, конечно, это чувство по-настоящему выстраданное и искреннее. В то же время ровный и спокойный тон стихотворения, написанного классическим четырехстопным ямбом с четким чередованием мужских и женских рифм, создает у читателя ощущение уверенности в нравственном выборе лирической героини.
Таким образом, весь пафос стихотворения, отсутствие антонимов и оксюморонов свидетельствуют об однозначности внутренней установки героини. Она не может и не хочет позволить себе избавление, которым так широко пользовался ее круг после революции, уезжая в эмиграцию от ужасов большевистской диктатуры, гражданской войны, нищеты, голода. А именно такой путь предлагает ей «голос», используя развернутую метафору: «Я кровь от рук твоих отмою» (сравни с идиомой «руки в крови»).
Ситуация у Ахматовой, действительно, была непростая: на руках пятилетний сын, денег нет, публикаций нет, муж во Франции. Николай Гумилев предлагал похлопотать об эмиграции и покинуть бунтующую Россию. Ахматова, не готовая полностью принять революцию, просто отказывалась делить людей на красных и белых, сочувствуя всем. Патриотизм ее заключался в том, что, несмотря на все обиды и трудности, она принимает решение стоически оставаться со своей страной. Не случайно Блок, принявший такое же решение, очень любил это стихотворение Ахматовой.
Но сам факт наличия этого голоса (кстати, в первом предложении, состоящем из трех слов, только слово «голос» является ударным) вводит в стихотворение мотив раздвоения, который категорически отвергается автором в последнем четверостишии. Ведь что такое этот голос? Это не божественный глас, как у Пушкина, взывающий: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли…», это внутренний голос, искушающий героиню стихотворения. Повторение звука [ш] в первой рифме (утешно – грешный), параллелизм и анафора («Оставь свой край глухой и грешный // Оставь Россию навсегда»), инверсия («голос был», «звал утешно»), побудительные конструкции, новообразования («утешно») задают мотив искушения, а обилие свистящих в сочетании со звуком [г] в первом четверостишии уже выдает скрытое противоречие: получается, что голос звонкий и одновременно тихий, вкрадчивый.
Итак, конфликт стихотворения — это конфликт внутренний, экзистенциальный, а пространство, на котором происходит столкновение, — душа лирической героини.
Внимательный анализ ритмической организации стихотворения позволяет выделить ключевые слова. Так, пиррихий (безударная стопа) в четвертой строке усиливает ударение на слове «навсегда», с помощью этого же приема выделяются слова «боль», «равнодушно», «спокойно», «речью недостойной», «не осквернился» /дух/, причем большинство значимых понятий находится в последнем четверостишии, самой важной части стихотворения (здесь же используется слово из высокого стиля — «замкнула» /слух/).
Во втором четверостишии героине стихотворения предлагается избавление от страданий, стыда и обид. Обилие глаголов в будущем времени (отмою, выну, покрою) дает понять, что «оставление» России даст реальный выход, принесет хороший результат и активную помощь действием.
Но, поскольку «навсегда» выделено ритмически, получается, что из всего перечня обещанных избавлений героиня воспринимает только то, что это — навсегда. Для Ахматовой такой путь является неприемлемым, т. к., в сущности, ей предлагается беспамятство, а память — очень важный ценностный ориентир автора стихотворения. Лирическая героиня не отделяет себя, свою судьбу от судьбы страны — собственные поражения и обиды, а также стыд за кровь приносят ей одинаковую боль. Однако личные обиды в сторону, когда решается судьба страны!
Героиня не удостаивает ответом свой внутренний голос. В последней строфе слышится гордая уверенность автора в силе собственной позиции и собственного духа (может быть, слово «дух» не случайно сорвалось с уст Ахматовой; именно дух, а не душа тесно связан со словом «сила»). Об этой уверенности говорит двойное отрицание: «речью недостойной не осквернился скорбный дух». Здесь можно услышать и акмеистский призыв спуститься с неба на грешную землю («грешный край»), отказаться от рая в пользу скорбной земной жизни.
Строфическая непропорциональность частей (первая часть, посвященная искушению, — восьмистишие, а вторая часть, выражающая реакцию героини на искушение, — четверостишие, состоящее из одного предложения) свидетельствует о том, что вторая часть — результат длительной внутренней борьбы. Отголоски этой внутренней борьбы слышатся в ассонансе последней строфы (звук [о], троекратно повторенный в начале второй, третьей и четвертой строк первой строфы и подчеркнутый заглавной буквой в середине первой строки, эхом повторяется в конце стихотворения), а также в неточных рифмах, выраженных словами разных частей речи: утешно – грешный, спокойно – недостойной.
И все же почему «голос», «речь недостойная», а не мысль? Может быть, потому, что все сомнения пропущены через сознание? Неслучайно этот внутренний диалог завершается категорическим отказом от спасения, связанного с уходом от проблем своей страны. Это именно сознательная позиция автора. Ну и традиция: Ахматова не первая в русской поэзии слышит «голоса». Об этом можно рассуждать долго, но психиатрия тут точно ни при чем.
Еще большую уверенность лирической героини в своей правоте можно увидеть в стихотворении 1922 года «Не с теми я, кто бросил землю…» Но в 17-м году Ахматова впервые выступила как гражданский поэт-трибун. Ее голос прозвучал здесь как голос той интеллигенции, которая «ходила по мукам», искала, отвергала, но сделала свой главный выбор: осталась вместе со своей родиной, своим народом («Я была тогда с моим народом,// Там, где мой народ, к несчастью, был», — позже подведет итог Ахматова). Убежать от родной земли в трудные времена — это ведь во все времена позор.
@Софья Мулеева (Романенко)
Всегда рада, когда вам интересно.
Ваша поддержка мотивирует меня писать дальше.
Подписывайтесь на «Словесный бардачок/Записки редактора» в ВК.
