На протяжении всей жизни Пушкина сопровождала пестрота удивительных случаев, странных столкновений, невероятных конфликтов, поразительных совпадений, острых ощущений, захватывающих приключений, резких поворотов судьбы, символических встреч, достойных воссоздания на страницах самого что ни на есть авантюрного романа. Порой достаточно вглядеться в один из прожитых им дней, чтобы получить столь интригующий сюжет, что несведущему трудно будет поверить в его реальность.
Но даже на этом фоне день 14 декабря, помеченный невероятным образом, стоит наособицу.
Утром 14 декабря Пушкин в Михайловском, проснувшись и, как всегда, оставаясь в постели, заканчивает начатого накануне «Графа Нулина». В это самое время на Сенатской площади в Петербурге выстроившиеся в каре войсковые части под командованием декабристов отказываются присягать Николаю I. Увещевающий их, так утверждает официальная версия, а по утверждениям самих декабристов, действительный руководитель попытки переворота, генерал-губернатор граф Милорадович, герой 1812 года, сподвижник Суворова и Кутузова, получает две раны: одну, пулевую, в спину, от Каховского и вторую — штыковую, от Оболенского. С приближением сумерек новый царь отдаёт приказ артиллерии стрелять картечью по мятежникам. И сразу начинаются обыски и аресты.
Ничего не ведающий Пушкин, на крыльях капризного вдохновения меж тем завершает поэму. Необыкновенной лёгкости стиха и стройности ироничное произведение посвящёно — надо же такому приключиться — игре случая. И бытовое содержание звучных, жизнерадостных строф страшно далеко от исторических событий того дня на петербургской площади. Никакого тебе мятежа, стрельбы и крови. Чисто житейская тема — исключительно про то, что «делает супруга одна в отсутствие супруга». Внимательный читатель легко разглядит в поэме увлечение ехидным сарказмом Крылова.
Во второй половине дня Пушкин отправляется в соседнее Тригорское — имение Прасковьи Александровны Осиповой-Вульф, с семейством которой у него самые тесные и доверительные отношения. Это её дом, расположенный на холме над рекой Соротью, заслужит слов-оценки: «приют, сияньем муз одетый». У муз он застревает на пару дней.
Можно предположить, что на третий день после обеда одна из трёх барышень — дочерей хозяйки, Евпраксия, заварила всем жжёнку («слиянья рома и вина без примеси воды негодной»). Пушкин, её всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтобы жжёнку заваривала именно Евпраксия. А тут как-никак событие — всего за два дня из-под пера вышла озорная лёгкая поэма. Так что все сидят, беседуют. Евпраксия колдует ковшичком для разливания жжёнки.
Гость читал дивные стихи, которые сопровождали дружескую пирушку, когда дворовый человек Осиповой, повар Арсений, вернулся из Петербурга (он посылался за продуктами, но «в переполохе», ничего не купив, поспешил обратно) с известием, что там бунт, разъезды и караулы мешают свободно передвигаться по городу, дороги перехвачены войсками, и он сам едва пробрался между ними на почтовых. От услышанной новости Пушкин страшно побледнел, вечер был скомкан. Поэт какое-то время ещё посидел, но задерживаться не стал и вернулся в Михайловское.
Пока добирался до дома, в памяти вихрем пронеслась череда минувших дней, начиная с того, когда к нему нежданно-негаданно нагрянул Пущин. Меж нескончаемой болтовни о том, о сём Пущин затеял разговор о тайном обществе. Он для Пушкина не стал откровением — кто только об этом не судачил ещё в пору, когда он числился на службе у Инзова, а потом у Воронцова. Тогда затронутую Пущиным тему Пушкин «спустил на тормозах». Друг был даже несколько обескуражен. Но когда отъезжал, всё же сказал пребывающему в опале, что дата мятежа ещё не определена, но как только, то сразу он пришлёт весточку.
Но человек полагает, а Бог располагает. События вдруг принимают неожиданный оборот. Михайловский затворник сознаёт это через несколько дней после того, как он перечитывал сам себе вслух только что законченную трагедию, бил в ладоши и кричал: «Ай-да Пушкин, ай-да сукин сын!». Тогда от солдата, приехавшего из Петербурга в Новоржев, сарафанное радио принесло в Михайловское весть о смерти государя.
Для проверки слуха Пушкин немедленно послал в Новоржев кучера Петра. Вернувшийся на следующий день Пётр подтвердил: в Таганроге царь Александр I умер от брюшного тифа. И даже привёз новость: присягу принял новый царь Константин Павлович.
Немного истории: у современных исследователей нет уверенности, что тогда в Таганроге смерть Александра I явилась реальным фактом. Известно, что позднейшая графологическая экспертиза подтвердила идентичность почерка бывшего царя и старца Фёдора Кузьмича, умершего в Томске в 1864 году. Но это отдельная история… Зато к вопросу, кому надлежало наследовать власть, имеет прямое отношение событие, происшедшее в 1819 году. Тогда Александр I, не имевший законнорожденных детей, объявил младшему из братьев, Николаю: следующим царём быть ему. Юноше тогда 23 года. В ответ будущий царь расплакался. Согласитесь, трудно слёзы расценить как демонстрацию готовности принять на себя тяготы управления великой страной. Но как штрих к психологическому портрету будущего самодержца принять нужно.
Первая мысль Пушкина — его проблемы, похоже, решатся сами собой. Ведь традиционно коронация, почти автоматически, сопровождалась амнистией. Мысль следом — со смертью коронованного тёзки закончилась историческая эпоха, Александровский период, и можно рассчитывать на изменение политического курса империи. И тут же другая мысль — ситуация для заговорщиков благоприятная, но… неожиданная. Вряд ли они готовы к захвату власти.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—232) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47).
Эссе 177. На смертном ложе: умирать оказалось не страшно, жить было куда страшней
Эссе 197. Декабрист сказал то, что нужно было сказать про русского гения