Сегодня - День Пионерии, праздник, который в школьные годы очень нам нравился и своими кострами запомнился на всю жизнь. Запомнились и очень многие прочитанные тогда книги.
Каждая из любимых книг детства заслуживает того, чтоб про нее написали, хотя бы несколько строчек, несколько слов. Я остаюсь у них в должниках, потому что напишу сегодня только про одну. Потому что она была первой НАСТОЯЩЕЙ книгой, показавшей мне совершенно Другое в обычной жизни.
В дошкольный период мы с братом читали свои детские книги со множеством иллюстраций, стоявшие на нашей этажерке. А после нескольких переездов на Кавказ и обратно, переселений от родственников и со съемных тесных квартирок, когда мы получили, наконец, свое жилье, были распакованы и встали на стеллаж все книги, имевшиеся в нашем доме. Я закончила тогда первый класс и у меня начались первые в моей жизни каникулы.
Первым, конечно, до стеллажа со "взрослыми" книгами добрался брат. Он начал читать четырехтомник Гайдара,
а я - четырехтомник Михалкова (и это отдельная песня). Брат был жутко взрослый, его только что приняли в пионеры, и я изводилась от зависти, когда он торжественно гладил свой галстук утюгом. Начал он, естественно, с "Тимура и его команды", а я случайно воткнулась в книгу, открытую на страницах "Военной тайны", неожиданно удивившись тому, что за давно знакомыми, сто раз перечитанными словами:
Плывут пароходы – привет Мальчишу!
Пролетают лётчики – привет Мальчишу!
Пробегут паровозы – привет Мальчишу!
А пройдут пионеры – салют Мальчишу!
Вот вам, ребята, и вся сказка.
продолжалось повествование про какую-то стройку, десятника, украденное ружье... И брат снисходительно объяснил, что многократно читанная сказка про Мальчиша-Кибальчиша - это просто маленький отрывок из повести. Разве могла я ее отложить?
"Военная тайна" меня поразила. Это была взрослая книга написанная для взрослых людей. Главная героиня Натка была совершенно взрослым человеком, и вместе с ней я вдруг тоже стала взрослой.
Алька был всего на год младше меня, но для меня он, как и для Натки и Владика, был "такой малыш Алька". В повести было все - дружба, любовь, работа, борьба, светлое будущее, разлука, надежда, смерть. Это была книга о Жизни. В ней была первая в моей жизни любовь, которая была Любовью и первая смерть, которая была Смертью.
Но, кроме всего, в ней было нечто гораздо большее, то, что не называлось словами, но что присутствовало во всем - та самая высокая Тайна, обладание которой делало людей Людьми. Которые знали нечто такое, что выше смерти... знали, что есть нечто, что нельзя переступить или, наоборот, нельзя НЕ сделать, несмотря на угрозу смерти.
Натка зашла в прохладную палату. Там у окна стоял только один Владик. Она подошла к нему сзади, но он задумался и не слышал. Она заглянула ему через плечо и увидела, что он пристально разглядывает Алькину карточку. Владик отпрыгнул и крепко спрятал карточку за спину.
- Зачем это? - с укором спросила Натка. - Разве ты вор? Это нехорошо. Отдай назад, Владик.
- Вот скажи, что убьешь, и все равно не отдам, - стиснув зубы, но спокойно, не повышая голоса, ответил Владик.
И Натка поняла: правда, скажи ему, что убьют, и он не отдаст.
- Владик, - ласково заговорила Натка, положив ему руку на плечо, - а ведь Алькиному отцу очень, очень больно. Ты отдай, отнеси. Он на тебя не рассердится...
Тут губы у Владика запрыгали. Исчезла вызывающая, нагловатая усмешка, совсем по-ребячьи раскрылись и замигали его всегда прищуренные глаза, и он уже не крепко и не уверенно держал перед собой Алькину карточку. Голос его дрогнул, и непривычные крупные слезы покатились по его щекам.
- Да, Натка, - беспомощным, горячим полушепотом заговорил он, - у отца, наверное, еще есть. Он, наверно, еще достанет, А мне... а я ведь его уже больше никогда...
Минутой позже, все еще собираясь выругать за что-то Натку, забежал вожатый Корчаганов и, разинув рот, остановился. Сидя на койке, прямо на чистом одеяле, крепко обнявшись, Владик Дашевский и Натка Шегалова плакали. Плакали открыто, громко, как маленькие глупые дети. Он постоял, тихонько, на цыпочках, вышел, и ему что-то захотелось выпить очень холодной воды."
Конец был открытым. Это обескураживало, но и давало очень мощный заряд надежды и веры. Книга не заканчивалась, после того, как была прочитана последняя строка. Она продолжала жить и заставляла думать. Думать о Жизни. Вот именно так - с большой буквы, о Жизни, ведущей в Светлое Будущее. Потому что так светло и мощно с абсолютной уверенностью Гайдар говорил о том, что жизнь скоро станет совсем-совсем хорошая, что я не могла в это не поверить.
Гайдар первым задел в моей душе струну, поющую о Высоких Смыслах, окружающих меня, а не находящихся где-то в отдалении, каком-то абстрактном "впереди". Я верила, что в жизни Натки и Сергея, и в моей тоже, все будет светло и радостно, и наполнено смыслом, который не надо искать, потому что он внутри тебя.
Повесть эта в моей жизни стала такой, после которой мир никогда уже не будет прежним. Потому что ты вдруг становишься взрослее на целую книгу. На целые жизни ее героев, прожитые вместе с ними. Впереди было длинное солнечное школьное детство с буйными играми, уроками, домашками, каникулами, ледяными горками и летними речками, велосипедами и походами в кино, а внутри тебя при внешней малявости уже живет совершенно взрослый человек с опытом больших радостей и потерь, который уже жил другой жизнью и видел совсем другое. И теперь он всегда с тобой и всегда поможет.
И вроде бы сегодня, в День Пионерии лучше было бы рассказать о других - пионерских - книгах Гайдара. О трилогии про Тимура, "Судьбе барабанщика", но "Военная тайна" для меня важнее. И ведь все равно она о пионерском лагере, о пионервожатой Натке, хоть и была она вожатой у октябрят, а Алька даже октябренком стать не успел. Но по моему внутреннему навигатору книга все равно пионерская. Поэтому так.
О пионерских книгах я уже писала в прошлом году.
