Распрощавшись с Вероникой, которая еще не закончила свои дела в магазине, он беззаботной походкой направился к выходу. Черный конверт оттягивал его карман. Не в прямом смысле, конечно. Антона мучило какое-то дурное предчувствие. Подчиняясь внутреннему голосу, он подошел к знакомому менеджеру и спросил:
- В магазине установлены камеры видеонаблюдения?
- Да, на входе, возле выкладки и в детском отделе.
Конечно, Антон знал, что записи с видеокамер ему не покажут – закон о персональных данных еще никто не отменял. Да и, кроме того, вряд ли он увидит там что-то особенное. Просто незнакомый парнишка с конвертом.
Он вышел на крыльцо и вдохнул летний воздух, который в городе всегда имел легкий бензиновый привкус. Шоссе было недалеко и хорошо просматривалось через сквер с молодыми деревцами – машины замедлялись перед светофором, потом так же неторопливо снимались с места и всей образовавшейся стаей уплывали из поля зрения. Стоял солнечный день, и здесь, на улице, все казалось удивительно мирным.
Возле зазывной афиши с плакатом Вероники суетился дядька, похожий на маляра. Он был в рабочем комбинезоне, смешной шляпе с обрезанными полями и со щеткой в руке. Возле него стояли два ведра. Судя по телодвижениям, дядька собирался содрать с доски плакат с анонсом прошедшего мероприятия и накатать на освободившееся место следующий.
- Что ты будешь делать, - бормотал он себе под нос. – А понаклеили, а понаклеили… Без пол-литры не отскребешь.
Вероятно, его рассердило то, что работники магазина не снимали нижние плакаты, а всякий раз лепили новый лист бумаги на предыдущий. Образовалась довольно толстая подложка, которую ему теперь предстояло утилизовать. Антон рассеянно наблюдал за тем, как щеткой с острым краем дядька поддевает нижний уголок афиши и тащит его вверх вместе с датой сегодняшней презентации: «Суббота, 7 июня».
Когда щетка взлетела, поддев край плаката, под этой надписью обнаружилась другая. Она была напечатана не белым, а красным шрифтом, но оказалась идентична верхней: «Суббота, 7 июня».
- Стой! – резко крикнул Антон, вытянув руки вперед.
От неожиданности дядька отпрыгнул от плаката, оступился, замахал руками и чуть не свалился с крыльца. Не обращая на него внимания, Антон взял плакат за уголок и осторожно потянул. Бумага отрывалась только вместе с «мясом».
- Ты чего, с глузду сдвинулся? – рабочий осторожно ткнул в него орудием труда. – Отойди отсюдова.
- А что за объявление внизу? – спросил Антон. Глаза у него загорелись, как у гончей, почуявшей лису.
- А я почем знаю?!
Антон метнулся обратно в магазин, мгновенно догадавшись о том, что случилось. Дядька ошарашенно смотрел ему вслед. Потом вернулся к своим ведрам, бормоча:
- Психов развелось, что мух на свалке. Вот так трудишься, стараешься, чистишь все, думаешь, мир станет лучше, а потом глядь – одни психи вокруг…
Увидев возвращающегося рысью Антона, Вероника, все еще суетившаяся вокруг стола с книгами, цветами и записями, замерла на месте и, округлив глаза ему навстречу, выдохнула только одно слово:
- Что?!
- Этот конверт предназначался не тебе, - выпалил Антон без всяких предисловий. – Какой-то другой писатель должен был сегодня презентовать свою книгу, но встречу, по всей видимости, отменили.
Не потребовалось много времени, чтобы выяснить имя настоящего получателя флешки и ключа. Арина Жерлицына, автор детективов и триллеров, должна была сегодня провести встречу с читателями, но что-то не сложилось, и встречу в последний момент отменили.
- Тот, кто хотел вручить Арине конверт, вероятно, не знал об отмене, - предположил Антон. – Вы ведь с Жерлицыной подруги, нет? Можешь ей позвонить? Надо же разобраться с этой ерундой.
Вероника позвонила, быстро объяснила, что случилось, потом перешла на междометия и однотипные вопросы. В конце концов, прервала связь и посмотрела на Антона.
- Арина просит, чтобы мы приехали. У нее явно что-то происходит. Она в трубку, знаешь, то стонала, то плакала, говорила про – цитирую – «свой вшивый роман». Я вообще ничего не поняла, кроме того, что дело плохо. Ты как, не против? Человек ты удивительно здравомыслящий и выдержка у тебя хорошая, в сложной ситуации, вижу, цены тебе нет.
- Лесть – лучшее средство убеждения, - хмыкнул Антон. – Умеешь ты манипулировать мужчинами!
- Странно звучит в твоих устах.
- Почему это?
- Потому что ты выглядишь не старше моего сына. Ума не приложу, как тебе это удается.
- Стойка на голове, вис на тренажерах – тоже вниз головой. Всего лишь три часа в день. Все дело в кровообращении. Знаешь, как китайцы говорят о здоровье? Где кровь – там жизнь. Моя физиономия это подтверждает. Не хочешь попробовать?
- Антон, у меня трое детей. Что они скажут, если увидят мать, которая болтается на перекладине вверх ногами, как летучая мышь? Кроме того, три часа в день – это роскошь холостяка! Женишься, заведешь детей, они тебя живо на уши поставят без всяких тренировок.
Вместе они вышли из магазина и вызвали такси. В воскресный день пробок было мало, и машина помчалась с ветерком, замедляясь только на поворотах.
- Прости за личный вопрос, но ты никогда не был женат?
- Никогда. И, вероятно, никогда не женюсь, - заявил Антон, тряхнув головой. – Тогда прощай, карьера, а мне нравится быть писателем без оглядки на обстоятельства.
- Да ты найди понимающую женщину, - не отставала Вероника. – Которая будет твоей соратницей, пойдет по жизни рядом.
- Не бывает женщин, которые согласны просто идти рядом. Женщинам обязательно нужно внедриться в твою жизнь с головой и все в ней поменять.
Так, болтая, они добрались до Ленинского проспекта, отпустили такси и отыскали подъезд Арины Жерлицыной. Из домофона до них донеслись тихие всхлипы. Антон и Вероника переглянулись. В лифт они вошли молча, понимая, что ничего радостного их не ждет.
Арину Жерлицыну Антон знал не так хорошо, как Веронику. Помнил только, как они вместе ходили на какую-то презентацию и беседовали там о тенденциях современной прозы. Арина запомнилась ему своим ярким темпераментом, крепким рукопожатием и копной темно-рыжих волос. Есть такие кипучие красавицы, которые так заняты всем на свете и сразу, что едва замечают свою красоту. Так вот Арина была из их числа. Он не удивился бы, появись она на пороге в непрезентабельном виде – каких-нибудь трениках и кофте-висючке. Но он просчитался.
Сегодня писательница была похожа на русалку, задумавшую обворожить какого-нибудь несчастного путника. Распущенные волосы до попы и шелковый халат-кимоно в бело-бордовых тонах прилагались к фарфоровому лицу, бледному, как у Пьеро. Ресницы казались влажными, кончик носа покраснел. Она плакала и, в общем, этого не скрывала.
Арина провела гостей на кухню, усадила за стол и принялась поить чаем, продолжая горестно всхлипывать. Наконец, устроилась напротив Антона и спросила обреченно:
- Ну, и где он?
Тот молча достал конверт и положил на середину стола.
