Ф.А. Асадуллин
Пробудившаяся на рубеже XX–XXI вв. «историческая память» нерусских (мусульманских) народов страны дала заметный импульс, как развитию 172 национальных исторических школ, так и новым подходам оценки учеными собственного прошлого в рамках единого российского (древнерусского, имперского, советского) государственного пространства.
Волжская Булгария и восточно-славянские племена
Новый век диктует научный поиск современных концептуальных путей гражданского единства народов поликонфессионального и полиэтнического государства. Анализ рукописных памятников с использованием современных методов герменевтики и семантического анализа текста открывает более глубокие, чем раньше, пласты исторического знания, порой существенно дополняя и корректируя старые подходы и традиционные интерпретации прошлого страны.
Это касается изучения жизни и быта предков нынешних «казанских» татар и древних «болгар», история которых, по мнению известного исследователя археологии Булгарского городища А.П. Смирнова, «тесно связана с историей древней Руси, особенно с историей Владимиро-Суздальского, Рязанского и Московского княжеств».
Зарождение государства Волжская Булгария и древнерусского государства с центром в Киеве происходило примерно в одни исторические сроки, что, с одной стороны, сопровождалось начавшимися процессами формирования конфессиональной и этнической идентичности населения этих государств, с другой – создало возможности широкого культурного обмена и взаимодействия различных духовных практик, распространенных в этой части евразийского континента.
В «Повести временных лет» за 983, 986 и 988 гг. есть упоминания о придерживающихся ислама – «болгарах веры бахмичей». В жанре «миссионерских сказаний» описан прием, оказанный князями Владимиром язычником в 986г. (т.е. до официального крещения Киевской Руси) его ближайшим географическим соседям – «болгарам»: «В лета 6494 (986). Придоша болгари (к Владимиру) веры бохмиче, глаголюце яко: «Ты князь еси мудр и смыслен, не веси закона; но веруй в закон наш «и поклонися Бохмиту (Магомету)». И речи Володимер: «Како есть вера ваша?» Они же реша: «Веруем богу, а Бохмит учит, глаголя: обрезати уды тайныя, и свинины не ясти, вина не питии, а по смерти же, рече, со женами похоть творите блудную. Даст Бохмит комуждо по семидесят жен красных, и сберет едину красну, и всех красоту возложит на едину, та будет ему жена…» Володимер же слушаше их, бе бо сам любя жены и блужение многое, послушаше сладко. Но се ему бе нелюбо, обрезание удов и неяденье мяс свиных, а о питии отнюдь река: «На Руси есть веселие питие, не может бес того бытии».
Как видим в этом фрагменте летописец несмотря на в целом негативное отношение Владимира к услышанному от болгарских послов, отмечает определенную заинтересованность и более того его симпатию («послушаше сладко») к такой стороне исламского вероучения как многоженство, поскольку он, по оценке летописца, «сам любя жены и блужение многое».
После «болгарских послов» аудиенции Владимира удостаиваются «немцы» «от папеже» (т.е. западные христиане), хазарские иудеи и, наконец, посланец Византии «греческий» философ, которому удается склонить его принятию восточного христианства. Оставив в стороне личные пристрастия Владимира, отметим, что последние исследования памятников древнерусской литературы, включая этот ставший историческим сюжет «испытания вер», показывают, что летописные известия в большей степени отражают не столько сложившуюся в то время объективную историческую реальность сколько факты сознания их авторов – средневековых книжников, склонных к мифологизации летописных известий.
Пытаясь представить альтернативный ход развития российской истории, А.Малашенко пишет: «Какую роль, в самом деле, сыграли в отказе Руси от ислама личные пристрастия Владимира сегодня сказать уже нельзя. Однако, то, что его личная воля могла оказаться решающим фактором, очевидно… Отторжение ислама Русью явилось одним из тех, в общем, недостаточно оцененных потомками событий, которые определили историю человечества».
Обратимся к проблематике историко-культурных тюрко-славянских взаимовлияний на примере известного образца московской книжной культуры XVI–XVII вв. – «Сказания о начале Москвы». Внешняя канва этого сочинения в академической версии укладывается в несколько страниц. В ней передан один из ярких и драматических эпизодов противостояния между богатым боярином («болярином») Степаном (Стефаном) Кучкой, хозяином «сел красных» на месте нынешней Москвы и великим князем Юрием Долгоруким, который «шел из Киева во Владимир град к сыну своему Андрею Юрьевичу, и пришел на место, где ныне царствующий град Москва».
Не встретив должного приема и оказанных почестей, Юрий Долгорукий предает дерзкого и острого на язык Кучку («возгордевся зело и не почте великого князя») насильственной смерти, а его сыновей Петра и Акима вместе с единственной дочерью Улитой отсылает во Владимир к своему сыну Андрею. Далее Андрей сочетается браком с Улитой, которая в сговоре с братьями [из мести] убивает своего мужа.
Возмездие княжеской семьи следует незамедлительно: брат Андрея Боголюбского Михаил Юрьевич велел братьев перебить, а Улиту «повесити на вратах и растреляти из многих луков».
События XII в., когда происходит «официальное» основание столицы Юрием Долгоруким, адаптированы к историческим реалиям XVII в., т.е. «Москвы сорока сороков». По распоряжению царя Алексея Михайловича (Тишайшего) (1645–1676) анонимный летописец, обратившись к разным источникам, сочиняет «Сказание о начале Москвы». Взятые из Ипатьевской и Лаврентьевской летописей исторические сведения об Андрее Боголюбском и Улите, «дщери Кучковой», т.е. дочери Степана (Стефан) Ивановича Кучки, составляют фабулу этой запутанной средневековой «детективной» истории, подтверждая мысль о произвольном характере соотношения правды и вымысла в традиционном русском историописании.
Официальный историописатель XIX в. Н.М. Карамзин, считая эту летописную версию об основании Москвы «историческим баснословием», ограничивается сухим изложением нарратива о московских первожителях. Исследователь древнерусской литературы фольклорист С.К. Шамбинаго (1871–1948), во многом следуя за логикой Н.М. Карамзина, развивает критический подход к «хронографическим» историям о начале Москвы. Центральное место в его интерпретации текста повести отводится теме возникновения Москвы на месте селения боярина Кучки и насильственной смерти «победителя болгар» Андрея Боголюбского в 1174 г. от рук родственников поверженного Кучки.
Кучка – Кучково поле
Этнический состав Владимиро-Суздальского княжества был весьма разнообразен: кривичи и вятичи, представлявшие славянские народы, меря, как представители финно-угорских народов и тюркоязычные болгары жили в одном евразийском пространстве более поздней северо-восточной Руси, что предопределило и подспудный процесс взаимной культурной адаптации. Академик М.Н.Тихомиров называет Кучку «одним из вятических старшин или князьков», т.е. относит к славянскому этносу, распространенному в то время в бассейне Москвы-реки. Это, на самом деле, явная ошибка. Почему?
Да потому что, ономастический анализ имени Кучки, подкрепленный фактами этого исторического периода, позволяет прийти к другому выводу. Непривычное для слуха имя «Кучка» восходит, как думается, к словам тюркско- / финно-угорского корня «куч / коч / кочак / кучак» (обнимание, охапка, кипа) либо «кучук / кучык / кычук» (короткий, небольшой, маленький), что одновременно указывает на широкие границы дисперсного проживания булгар к моменту основания Москвы.
Далее, Кучук – одно из языческих имен у древних болгар/финно-угров (марийцев, чувашей). Прежде чем появилось первое документальное упоминание о Москве, на этом месте располагались вотчинные земли боярина Кучки, входившие в состав Ростово-Суздальского княжества, что, видимо, и позволило родиться гипотезе академика М.Н. Тихомирова о происхождении Кучки. Центр его вотчины располагался в районе нынешних столичных «Чистых прудов», еще в древности получивших название «Кучково поле» (близ Сретенских ворот Белого города).
После смерти Кучки боярские вотчины, получившие название «Кучково» (Кучково поле), отошли в личный домен великого князя Юрия Долгорукого. «Москва, рекше Кучково» (Москва называемая Кучково) часто встречается в русских летописях начиная с XII в.
Это имя издревле существует в топонимике Северо-Восточной Руси (волость Кучка), оно сегодня (в разных вариантах) встречается в Крыму (недалеко от Коктебеля), центральной России, например: в Сторицком районе Тверской области (д.Кучково), на севере Мари Эл (с.Кучка Оршанского района), Республике Татарстан (с.Починок Кучук), Пензенской области (с.Кучки) и Сибири (село и река Кучук в Алтайском крае). Таким образом, топоним Кучук этимологизируется скорее на материале тюркского языка.
Оригинальное название статьи - СТЕПАН КУЧКА КАК ОСНОВАТЕЛЬ МОСКВЫ: К ВОПРОСУ ОБ АКТУАЛИЗАЦИИ ПРОБЛЕМЫ КРОСС-КУЛЬТУРНЫХ СВЯЗЕЙ ТЮРКСКИХ И СЛАВЯНСКИХ НАРОДОВ РОССИИ
