"Каждый человек, как луна, имеет свою неосвещенную сторону, которую никому не показывает". Марк Твен
В начало истории
В одной из параллельных вселенных. 7541 год от сотворения мира. Пятьдесят километров восточнее Неосибирска.
Из онлайн-дневника Люси Рябинкиной:
Август, 23, вечер.
В дверь постучали заполночь, и стук этот был излишне настойчивым. Я как раз возилась с фотоувеличителем. Цифровые технологии это удобно конечно, но когда руками печатаешь, в фотографиях все равно получается души больше.
— Люська, открой! — голос товарища Мартина прозвучал развязано и не твердо.
Вздрогнув, я замерла от предчувствия неприятностей.
— Люська!
От сильного удара дверь содрогнулась.
— Открывай! Я чую тебя!
Отсидеться явно не получалось.
— Товарищ Мартин, мне нужно работать. Я печатаю важные фотографии. Давайте поговорим завтра.
Я сказала это как можно более деловым тоном, в надежде что этот тип наконец уберется. Но конечно, он не ушел. Затрещав, хлипкая дверь распахнулась, и в вагончик, обдав меня алкогольным смрадом, ввалился товарищ Мартин. А вместе с ним и свет ближайшего прожектора. Вскочив, я судорожно набросила на стол куртку, хотя и понимала, что уже поздно. Пачка фирменной зарубежной фотобумаги наверняка была безнадежно засвечена.
Покачнувшись, он осмотрелся, а потом бесцеремонно отодвинул кювету со снимками и водрузил на стол початую бутылку грузинского коньяка. Куча звезд и синий штампик Госрезерва на этикетке. Такого коньяка не достать и в Столице.
— Я слыхал, фотографы даже консервы под красным светом вскрывают?
Видя, что я не реагирую на этот древний, как экскремент мамонта анекдот, он прищурился и с явным недовольством добавил:
— Ты, Рябинкина, работай, работай. А я как раз тебя и проко… проконтролирую.
Особист икнул и прыснул своим неприятным отрывистым смехом. Собственные слова, кажется, изрядно насмешили его.
— Вы мне всю бумагу испортили, товарищ Мартин, — сказала я чтоб хоть что-то сказать. — Уходите. Сейчас я устала и мне нужно поспать. Завтра вызывайте когда удобно…
— Посуду сообрази, — перебил он меня. — Выпьем.
— Я не пью. Совсем. И не переношу алкоголь. Правда.
— Все так говорят. Поначалу.
Мартин покивал головой, а потом с усмешкой добавил:
— Выпьем, деточка, выпьем. На брудершафт.
И вдруг высунул язык, плотоядно, напоказ облизав верхнюю губу. Сперва я подумала, что он шутит, но вдруг вспомнила его слова про должок. Вот тут ко мне пришел страх. Помощи-то ждать здесь пожалуй и неоткуда.
Рука Мартина протянулась ко мне и легла на плечо.
— Я буду кричать… — предупредила я не совсем твердо.
Он издевательски оскалился:
— Кричи. Я это дело люблю.
Узловатые пальцы особиста скользнули вниз, требовательно коснулись груди, а потом он впился поцелуем мне в шею. Я ощутила табачный дым, перегар и унизительную беспомощность пополам с отвращением.
Я ударила его прямо в лицо, в эту ненавистную, искаженную похотью харю. Целилась прямо в глаз, костяшками, как учил папка. Но кулак только скользнул по его красному вспотевшему лбу. Все же драться я совсем не умею.
Дальше я помню смутно. Кажется, Мартин снова захохотал, потом залепил мне пощечину и толкнул на кровать, в угол. Упав, я больно стукнулась головой о деревянную спинку. Перед глазами поплыло, а когда я пришла в себя, особист раздевался. Он уже успел скинуть гимнастерку, и сапоги, а теперь прыгал на одной ноге, стягивая и галифе.
Моя рука словно сама собой нащупала на прикроватной тумбочке статуэтку. Того каменного божка, что подарил Кондратюк. Прохладный камень лег в ладонь плотно, увесисто и надежно.
Особист тем временем справился с галифе и, оставшись в одних кальсонах, схватил со стола коньяк и сделал пару больших глотков. Потом довольно почесал тощую грудь, снова высунул язык и пошел ко мне.
Наверное, на ноги меня подняла злость. Вскочив, я ударила его каменным божком прямо в лоб. Пошатнувшись, он выматерился и провел рукой по лицу, размазывая выступившую на лбу кровь. Потом посмотрел на руку и в глазах его промелькнуло изумление, быстро перешедшее в ярость.
— Курва драная!
Зарычав, особист опрокинул меня на кровать и сам навалился сверху. Перед глазами мелькнул застреленный Йоша. Наверное, сейчас и меня…
Я замахнулась, стараясь снова ударить его, но он перехватил мою руку, тоже вцепившись в божка. И в этот миг пальцы мои пронзила боль, словно током ударило. Камень словно обжег меня ледяными иглами. Воздух, само пространство вокруг нас с Мартиным вздрогнуло, полыхнуло разрядом, как в старом фильме про наших ученых, где еще Орлова играла. Испугавшись, я хотела отбросить божка, но руки меня не слушались. Я не смогла даже разжать кулак.
Мартин же, выгнув по птичьи шею и выпучив глаза все рычал и рычал, а потом это рычание превратилось вдруг в нарастающий низкий гул. Гул стал похож на местный гортанный напев, на звук огромного костяного хомуса. Почему-то вспомнился тот старый шаман из стойбища, его «Выквырнал» и меня затрясло. Вместе со мной затряслись стены, Мартин, кровать, все вокруг, и все сильней и сильней.
Потом вагончик подбросило. Тряхнуло так, будто по нему пнул рассерженный великан. Левая стена уехала вверх, пол перекосило, грохнул перевернувшийся табурет, бутылка коньяка жалобно хрустнув, разлетелась вдребезги.
Я наконец смогла разжать руку и божок вывалился из пальцев. Глаза особиста были полузакрыты. Я спихнула его безвольное тело на пол и тяжело дыша села. Но не успела я даже прийти в себя, как на улице что-то грохнуло, послышались крики, и в узком оконце заплясали отсветы пламени. Визгливо заголосила какая-то баба, но ее голос перекрыл вой сирен. «Может, война?» — пролетела в голове дурацкая мысль. Поднявшись, я посмотрела на особиста. Он лежал без памяти, лицом в пол. Почему-то снова вспомнился Йоша.
Машинально схватив фотоаппарат, я выскочила наружу. Суета, гомон, бежавшие в разные стороны полуодетые люди .Заправка у газонапорной станция пылала. Объятые пламенем грузовики, закопанные наполовину в землю большие цистерны. А над всем этим в дрожащем воздухе разгневанно шевелилась ржавая вермишель труб над главной башней станции.
Огонь был совсем близко. Горячий поток воздуха шевелил волосы. От пожара меня отделяла только территория склада, на котором уже разгорались первые огоньки.
— Цела!
Я увидела Кондратюка.
Подбежав, он сгреб меня в охапку, крепко прижав к себе. Кажется, мы стояли так долго, и уткнувшись в его грудь, я всхлипывала как маленькая. Он целовал меня в лоб, а крепкие руки обнимали меня нежно и бережно.
— Юрий Васильевич… — только и смогла прошептать я.
— Для тебя я теперь просто Юра. А ты для меня просто Люся. Так ведь?
Я кивнула. Он сжал мои ладони в своих, поцеловал их, а потом неожиданно отстранился.
— Люся. Нам надо идти. Сейчас же. Огонь приближается к складу. Там химия, взрывчатка, много чего. Вот-вот объявят эвакуацию.
Я посмотрела на склад. Там, во дворе, уже и правда пылали пузатые железные бочки, пламя лизало угол и крышу дощатого здания.
Схватив за руку, Кондратюк потащил меня за собой, и тут я вспомнила про особиста. Вспомнила и остановилась.
Обернувшись, Кондратюк взволнованно уставился на меня.
— Быстрее! Не думайте о вещах! В любую минуту…
— Юрий Васильевич! Юра! Постойте, — мне вдруг стало ужасно неловко и я запнулась. — Там один человек. В вагончике. Надо его спасти, помогите, пожалуйста.
Когда мы подбежали к перекошенному вагончику, во дворе склада что-то грохнуло и в звездное небо ударил мощный протуберанец пламени. Придавленный шкафом Мартин так и лежал без сознания, в одних кальсонах. Запрыгнув в вагончик, инженер перевернул шкаф и вытащил особиста наружу.
Узнав полуголого Мартина, Кондратюк замер как вкопанный и поднял на меня взгляд. Лицо его враз посерело, осунулось. Я открыла рот чтобы объясниться, но инженер знаком остановил меня. Наклонившись к особисту, он нащупал вену на шее и коротко бросил:
— Не волнуйтесь. Живой.
Голос Кондратюка при этом оказался могильно-холодным и шершавым, как грубый бетон. Я снова открыла рот, но инженер опередил меня:
— Не знал я, Люся, что вы такая.
Поняв, что именно Кондратюк имеет в виду, я задохнулась от возмущения. Надо было что-то сказать, объяснить, но я совсем не знала с чего начать.
Инженер крякнул и взвалил на спину безвольное тело особиста.
— Юрий Васильевич! Он сам пришел! Я…
— Это совершенно не важно, товарищ Рябинкина, — холодно перебил меня Кондратюк, посмотрел на меня как на пустое место, и потащил особиста в сторону госпиталя.
Я стояла плача и кусала губы, хотя знала, что поступила правильно.
Горящий склад выпустил вверх новый протуберанец. Это было настолько завораживающе красиво и страшно, что я даже отругала себя:
— Тряпка!
Стало полегче. Глотая слезы, я бросила последний взгляд на удаляющегося Кондратюка и и взялась за фотоаппарат.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Предыдущие эпизоды:
День первый на стройке века. Трубопровод 7541. Эпизод 1.
Дебаркадер. Трубопровод 7541. Эпизод 2.
Выквырнал. Трубопровод 7541. Эпизод 3.
Злополучный журнал. Трубопровод 7541. Эпизод 4.
--------------------------------------------
Идеолог: Кирилл Финарти Буквы: Transer & Co Визуал: Артём Цаплин Нейроспонсор трубопровода: завод теплоизоляции АМАКС