Баку. 1967 год. 2 этаж Дома работников культуры.
На лестничной площадке сталкиваются давние приятели Полад и Муслим. Они очень давно не виделись.
25-летний Муслим уже полноценная звезда. Еще не кумир миллионов, но один из тех, кто дает сольные концерты и собирает полные залы.
22-летний Полад тоже преуспел. Правда на республиканском уровне. Написанная им музыка и песни, по большей части национальные, пользуются большим спросом в Азербайджане.
С их последней встречи многое произошло.
(Первые две части: здесь начало, тут продолжение.)
Муслим Магомаев
Как писал сам Муслим Магометович, переломной датой для него стал март 1963 года.
Переломной датой в моей биографии стало 26 марта 1963 года. В Москве проходила Декада культуры и искусства Азербайджана. В столицу съехались лучшие художественные коллективы республики, признанные мастера и начинающая молодежь. Концерты, в которых я участвовал, проходили в Кремлевском дворце съездов (теперь он называется Государственным Кремлевским дворцом)...
...Я спел «Бухенвальдский набат», а затем каватину Фигаро. После каватины, исполненной на итальянском языке, слушатели начали скандировать и кричать «браво». В ложе сидела министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева, рядом с ней Иван Семенович Козловский. Они тоже непрерывно аплодировали.
Те выступления настолько всех поразили, что на правительственном приеме, где присутствовал Никита Хрущев, он лично попросил Магомаева исполнить что-нибудь на итальянском.
А уже через несколько дней, Муслиму предложили дать сольный концерт в Концертном зале имени Чайковского. Певец взял полгода на подготовку и улетел в Баку.
Тогда и состоялись последние встречи с Поладом перед долгим расставанием. Были они редкими, так как оба готовились к "большому экзамену". Мамедов к реальному — поступлению в Консерваторию, а Магомаев к первому сольному концерту в Москве.
Концерт прошел на ура. Но тогда произошел один примечательный случай.
Потом меня упрекали, что в классическом концерте я пел эстрадные песни. Но когда я их пел? Разошлась чинная часть публики. Уже выключили свет, увезли рояль, а к авансцене зала, с балконов, с галерки все стекалась толпа поклонников, человек триста. Они стояли и хлопали. Вот тогда и началось третье отделение. Ни Баха, ни Генделя, ни Чайковского, ни Верди. Эти почтенные джентльмены покинули зал вместе с академической публикой. А я выходил и выходил в уже полутемный зал и после десяти-двенадцати поклонов попросил вернуть рояль. Моя строгая редакторша Диза Арамовна ворчала за кулисами: по филармоническому протоколу концерт закончен, артисту пора отдыхать. Какое там! У нас в разгаре было стихийное третье отделение концерта. Я сел за рояль. Тогда-то и наступило время эстрады. «Come prima», «Guarda che Luna» и стремительный твист Челентано «Двадцать четыре тысячи поцелуев»…
Это не только добавило популярности Магомаеву, но и с тех пор он завел традицию — первую часть концерта исполнял классику, а вторую, эстрадные песни.
После блестящего выступления, Муслима взяли солистом Азербайджанского театра оперы и балета и практически сразу отправили на стажировку в Милан, в знаменитый «Ла Скала». Правда пришлось подтверждать это право в Москве, но там все удачно сложилось. Хотя великая Архипова была против.
1964—1965 годы проводит в Италии.
По возвращению в СССР получает приглашение Большого театра, но отклоняет его, так как не хочет отказываться от своего широкого репертуара.
Много поет по приглашению в крупнейших оперных театрах страны. Его начинают приглашать на "голубые огоньки"
В 1966-ом выступает на конкурсе "Интервидения" от СССР, собирает аншлаги в парижской «Олимпии», где ему предлагают контракт.
А потом происходит случай, который чуть не стоил Магомаеву карьеры.
Уголовное дело
Узнав, что у Ростовской филармонии финансовые трудности, он соглашается дать концерт на стадионе. 45-тысячный стадион не захотел отпускать певца после первого отделения, поэтому ему пришлось петь и во-втором. За это ему заплатили больше, чем положено.
Все было по закону, Муслим расписался в ведомости, заплатил налоги. Но ОБХСС возбудило по этому случаю уголовное дело (скорее всего из-за парижского предложения с контрактом).
Я вернулся в Баку, рассказал о своем деле нашему генеральному прокурору и спросил:
— Что мне делать дальше?
— Ничего. Никому ты не должен отдавать те деньги. Ты же их не украл? Не украл. Ты расписался? Да, расписался. Разве ты положил в карман левые деньги? Нет, положил правые и честные, подоходный налог заплатил. Если отдашь эти деньги, то признаешь, что ты получил их незаконно.
Министерство культуры СССР было обязано прореагировать на все случившееся. Меня наказали молчанием на полгода: ни гастролей на всей территории нашей необъятной Советской Родины, ни выступлений на радио и телевидении.
Маговаеву оставалось только вернуться в Баку.
Приблизительно в этот момент, Муслим и встретился с Поладом.
Полад Мамедов
После смерти своего Великого отца (1961), Полад два года просидел дома затворником, но в 1963 году (в 18 лет) все-таки решает поступить в Консерваторию.
Учится в классе композиции Кара Караева.
Здесь увлекается национальным фольклором. Особенно баятами.
Баяты (азерб. Bayatı) - жанр азербайджанского лирического стиха, лирические четверостишия, являющиеся наиболее распространённым из всех стихотворных форм азербайджанского фольклора. Основная масса баяты посвящена любовно-лирической тематике. В них, между чем, нашли отражение и другие стороны жизни. Распространёнными темами баяты также являются труд и отдых, семья и народ, традиции и обычаи, родина и чужбина, верность и измена, рождение и смерть, война и мир. Баяты, как и все прочие формы устного народного творчества азербайджанцев, являются произведениями стихотворно-музыкального фольклора и прежде всего предназначены для пения.
Начинает сочинять песни с их использованием.
К 1965 году пишет цикл песен в новой стилистике, которые идут нарасхват — "Бакинская осень", "Вечерний Баку", "Ты и я", "Фиалки", "Долалай" и т.д.
К примеру, "Долалай" возьмет в свой репертуар квартет "Гая", который как раз был образован в 1965 году.
Запись 1970 года:
Ее позже будет исполнять и Муслим Магомаев (1973).
Но первым песню на большой сцене исполнит сам Полад, в 1968 году.
Но это будет позже, когда он выйдет на всесоюзную сцену.
А пока мы в 1967 году. На лестничной площадке, где столкнулись старые приятели.
В гостях у Полада
В то время квартира деда Муслима пустовала. Любимая бабушка умерла...
Чем больше она меня любила, тем больше я ее обижал. Догадываюсь о степени ее терпеливости и доброты…
Прости меня, бабушка… Теперь-то я знаю, куда уходят и детство, и те, кого мы недолюбили, кого не баловали ни своим вниманием, ни ласковым словом, ни добрым делом. Полагали, что вроде бы они, наши близкие, достались нам просто так, раз и навсегда. Как море и небо…
... а дядя с 1962 года жил в Москве, работал постоянным представителем СМ Азербайджанской ССР при Совете Министров СССР.
Поэтому зашли к Поладу.
За чашкой чая вспомнили детство, поделились своими успехами и потерями, а потом заговорили о Консерватории.
Муслим так ее и не закончил, поэтому собирался завершить обучение, а Полад как раз там учился.
Магомаев сдаст выпускные экзамены в 1968 году (на отделении вокала у Шовкет Мамедовой).
В процессе разговора, Полад сел за рояль и стал музицировать. Наигрывать свои новые сочинения. Муслима музыка, в которой удачно сочетался национальный колорит и современные ритма, заинтересовала.
Он предложил другу записаться на всесоюзном радио, где у Магомаев были хорошие связи.
Мила и Муслим
Осенью 1963 года, после сольника в концертном зале имени Чайковского, Магомаева зовут записываться на радио. Там он знакомится с музыкальным редактором эстрадной редакции Всесоюзного радио, 19-летней Людмилой Фиготиной (Каревой).
Ему 21, ей 19. У обоих ранние неудачные браки, которые только-только распались.
Вспоминает Мила:
Я поспорила, что Муслим обратит на меня внимание, и только. Ведь за этим неженатым красавцем охотилось все женское население. Но — тщетно. Он был недоступен, как Эльбрус, и горд, как эмир.
Но потом что-то зацепило Магомаева в симпатичной блондинке, он стал ухаживать.
Муслим был скромен. Пригласил меня на «Голубой огонек». Посидеть рядом во время съемок. Я тут же вспомнила о заветах отца. «Я? Как мебель? Я девушка приличная!» Магомаев понял, что зашел слишком далеко. Но не сдался. Он жил тогда в 5-комнатном люксе в гостинице «Метрополь». Время шло. Ухаживал он очень красиво. Но до постели дело не доходило. Как-то он пригласил друзей, они очень поздно ушли, и я осталась у него ночевать. Легла на соседнюю кровать.
Закрыла глаза, лежу, прислушиваюсь. Но ничего не происходит. Магомаев — вот он, тут, рядом, но почта не домогается. Только руку положил мне на плечо. Я сразу возмутилась: «Что вы?» Он отвернулся, обиделся и уснул. Так мы долго, месяца полтора, общались. Чисто платонически. Но с цветами, шампанским и свечами. Меня даже стали обуревать разные сомнения.
Зато когда они сошлись, то не расставались 10 лет. Им даже министр внутренних дел СССР Николай Щёлоков для удобства совместного размещения в гостиницах выписал пециальный документ, в котором указывалось, что они являются «фактическими супругами».
Мы жили в Баку в двух комнатах коммуналки, а в Москве в основном по гостиницам, иногда снимали квартиру. Быт не имел никакого значения. Главным было общение, любовь, творчество. Муслим был человеком прекрасным во всех отношениях: фантастический певец, талантливый артист, добрый друг, роскошный любовник — каких больше не было — и гениальный мужчина.
Вот как раз через Милу, Муслим и собирался продвинуть Полада.
Тот конечно упирался (по его словам), но Магомаев настоял, уверив, что камерная обстановка на радио мало чем отличается от домашнего исполнения.
Надо сказать, что к тому времени у Полада уже был опыт выступления на публике. Правда исключительно в Азербайджане, и пел он песни на азербайджанском языке.
Это конечно были не сольные концерты, но Полад, под них взял себе псевдоним Бюльбюль оглы. Как он объяснил Муслиму, из-за того что фамилия Мамедов слишком распространена в Азербайджане.
Как бы то не было, уладив свои дела, приятели полетели в Москву
