Картина "Лаборатория" Джона Кольера была впервые выставлена в лондонской Новой галерее весной 1895 года. И сразу же вызвала скандал. Чопрные англичане не могли смириться, что такая "щекотливая" тема вынесена художником на общее обозрение.
Хотя о художественных достоинствах картины спорить никто не посмел. Причем мастерское использование света Кольером, например, было признано "замечательным".
Интересно, что художник для своей картины выбрал максимально нейтральное название. Лаборатория...
Да, взглянув на картину, зритель сразу же видит лабораторию. Стоящие на столе химические приборы подтверждают это.
Изображен на картине и аптекарь, хозяин этой лаборатории.
В руках у него небольшой флакон, к которому жадно тянется женская рука. А сам мужчина с насмешкой смотрит на женщину. Он знает её тайну, знает, зачем она пришла к нему.
И можно сказать с уверенностью, что пришла она именно за этим флаконом, за который заплатила своими драгоценностями.
Можно было бы, конечно, подумать, что женщина пришла к аптекарю за лекарством. Но аптекари были специалистами не только в изготовление лекарств, но и ядов.
Именно за ним пришла женщина. За ядом. Ведь она стремилась сохранить свой визит в тайне. Недаром в руках её маска, которым она прикрывала лицо.
А если учесть, что картину Джон Кольер написал, вдохновленный одноименным стихотворением английского поэта Роберта Браунинга, то все становится на свои места.
В стихотворении рассказывается о женщине, которая пришла к аптекарю, чтобы он приготовил яд для любовниц её мужа.
Для желающих (вообще-то, читать не обязательно) привожу текст стихотворения, написанного Робертом Браунингом в 1844 году в переводе Поэля Карпа:
Чуть погляжу из-под маски стеклянной –
В кузнице вижу твоей окаянной,
Что твои ловкие руки творят, –
Где ж для нее приготовленный яд?
Вместе они; и ведь оба, конечно,
Мнят, что рыдать я должна безутешно
В церкви пустой, и, себя не тая,
Громко смеются. Но вот она я!
Ты завари беспощадный напиток –
Пусть закипает в нем гнева избыток;
Нынче милей мне твой темный подвал,
Чем королевский торжественный зал.
Вот ведь смола накопилась какая,
На благородных стволах натекая!
Что это в склянке стоит голубой?
Чем бы послаще послать на убой?
Кабы твоими владеть закромами,
Шли бы ко мне наслаждения сами:
Смерть, заключенной в перчатку, в печать,
В перстень, в серьгу, я могла бы вручать.
Дам на балу я таблетку Полине,
Жить полчаса ей позволив отныне,
Да и Элизу моя будет власть
Замертво тут же заставить упасть.
Сделал? Но выглядит как-то уныло.
Пусть бы питье себя выпить манило!
Надо подкрасить его, а потом
Пусть насладятся красивым питьем.
Дивный сосуд! Миловидна плутовка,
Тем и взяла его смело и ловко,
Нет с ее взорами сладу – так вот:
Пусть в ней биение сердца замрет!
Раз, увидав их, шептавшихся, рядом,
Долгим на ней задержалась я взглядом,
Думая: вот упадет. А она
Держится. Значит, отрава нужна.
Боли никак облегчать ей не надо –
Пусть ощутит приближение ада.
И не скупись на ожоги, старик,
Помнит он пусть исковерканный лик.
Кончил? Снимай с меня маску! Что мрачен?
Дай наглядеться, чем будет оплачен
Груз моих бед, что она принесла, –
Яд для нее не прибавит мне зла.
Вот тебе жемчуг – всё рада отдать я.
Хочешь – целуй, но не пачкай мне платья,
Чтобы мой облик людей не пугал, –
Я к королю отправляюсь на бал.
Вот такая история про даму - отравительницу любовниц мужа.
У меня только один вопрос - а самому изменнику какое наказание? Не будет?
Ох, уж эти нравы викторианской Англии!