Настроение у Жени было плохое. Вернее, его совсем не было. Праздничные майские дни выдались по-летнему тёплыми, и они с девочками заранее договорились, что на девятое мая отправятся в центр города. И, хотя многие массовые мероприятия отменили, улицы всё равно выглядели нарядно, и сидеть дома в такой день совсем не хотелось.
Ещё полчаса назад Женя, напевая, крутилась у зеркала, представляя, как весело они проведут время.
- Что, Женёк, на прогулку? - Заглянул в комнату папа. - Ну и красавица ты у меня! Подожди.
Он скрылся у себя в комнате и через минуту вернулся, держа в руках полосатую георгиевскую ленточку, скреплённую в центре красивым значком.
- Вот, держи, на работе вчера выдали. Всё же день сегодня такой. Знаешь, что слева носится, у сердца?
Женя с удовольствием приколола значок на кофточку и полюбовалась своим отражением. Из зеркала на неё смотрела весёлая девочка с копной блестящих каштановых волос и дерзкими голубыми глазами.
- Красивая. - Сказала то ли про себя, то ли про ленточку. - Пап, почему их все носят?
- В знак памяти, дочь. Раньше на такой в русской армии орден Святого Георгия носили, а во времена Великой Отечественной она вернулась к солдатам, как символ героизма и мужества. Новые награды ведь не сразу ввели. Только тогда эту ленточку называли гвардейской. А на праздники в память великой Победы её стали массово прикреплять только спустя шестьдесят лет. Так что, Женька, это не просто украшение. Это память.
- Поняла. Ну, я побежала, пап.
Подруг во дворе, где они договорились встретиться, не оказалось. Телефоны Вики и Юли тоже не отвечали. Женя, ещё на что-то надеясь, поднялась на третий этаж.
- Здравствуй, Женечка! - Викина мама смотрела на неё с удивлением. - А Вика уже давно ушла. Вы разминулись что ли? Ты позвони. Наверняка, они тебя с Юлей ждут где-то.
- Я позвоню. Спасибо. - Женя заставила себя улыбнуться. - До свидания.
Вот, значит, зачем они подружились с ней. Чтобы поставить на место. Вика и Юля всегда держались вместе, и Женя втайне завидовала такой дружбе. У неё самой никогда не было настоящей подруги. В школьном хоре, где девочка занималась со второго класса, вроде бы начали складываться отношения с Аней из её параллели, но на фоне смешливых и не лезущих за словом в карман одноклассниц она казалась Жене слишком занудной и правильной. Но всё же, общение с Аней немного остудило её желание подружиться с Юлей и Викой, и она почти забыла про них.
И тут девочки подошли к ней сами.
- Женька, хочешь в нашу компанию?
- Конечно!
С ними было весело. Вика мастерски умела устраивать смешные каверзы, которые, как казалось Жене, совсем не выглядели обидными. Впрочем, наверное, так всегда кажется, когда шутят не над тобой. Иногда вели себя так же и с учителями. Однажды явились на занятия Жениного хора, где ребята разучивали песню к девятому мая . И, пользуясь тем, что Вера Ильинична не сразу их заметила, смешили хористов. Больше всех веселилась, конечно, Женя, а Аня хмуро поглядывала на неё и на девчонок.
- Женя. - Не выдержала наконец учительница. - Выйди, пожалуйста, и подруг забери. У нас здесь не цирк.
Женька вышла, и они втроём долго хохотали в коридоре.
От исполнения песни Женю временно отстранили. Вера Ильинична ещё раз повторила, что это не юмористический номер, и выступать предстоит перед людьми, которые ещё помнят, что такое война. И что Жене, видимо, рано исполнять такие произведения.
Она совсем не расстроилась. Подумаешь. Можно и вообще не ходить больше в хор. Больше времени останется на общение. Вот и осталось.
Теперь они и над ней посмеялись так, как смеялись над другими. Испортили праздник, который Жене придётся провести, не на прогулке, не на концерте со всеми, а дома одной. Выйдя из Викиного подъезда, девочка уже повернула к своему, когда заметила в арке старушку. Та стояла растерянная, держась одной рукой за стену и пытаясь наклониться за чем-то, что явно лежало на земле. Женя видела её и раньше, когда бабушка медленно пересекая двор, двигалась в сторону магазина, а потом возвращалась обратно с небольшим пакетом продуктов. Вспомнив сгорбленную спину старой женщины, Женя неожиданно для себя повернула в сторону арки.
Поравнявшись со старушкой, она увидела, что та безуспешно пытается наклониться, чтобы поднять упавшую на асфальт полосатую ленточку.
- Вот возьмите. - Женя быстро подняла ленту и, распрямившись, протянула её женщине.
- Спасибо, девочка моя. - Голос оказался неожиданно звоним. - Как хорошо быть молодым, правда?
- Не очень. - Всё ещё держа в пальцах ленточку, призналась Женя. - Иногда непонятно, почему всё не так, как должно быть. Почему люди предают.
- Ты поссорилась с кем-то?
- Как вы догадались?
- У тебя такой вид, словно тебя кто-то сильно обидел. Подружка?
- Две. Я так хотела с ними дружить, а они просто посмеялись.
- Очень хорошо. - Спокойно ответила женщина. - Очень хорошо, что это произошло быстро. Найдёшь ещё в жизни друзей.
- А моя бабушка говорит, что женской дружбы не бывает. Только я думала, что она просто не хочет, чтобы я дружила с этими девочками. А она оказалась права.
- Дружба бывает всякая, девочка. И женская, и мужская, и детская. Тут уж от человека зависит. Ты спешишь..?
- Женя.
- Женечка. А я Татьяна Сергеевна. Так ты спешишь, Женя?
Женька помотала головой.
- Не проводишь меня? Хочу до сквера дойти, сирень к памятнику положить. Соседка привезла с дачи.
В руке, которой она опиралась о стену арки, были зажаты несколько лиловых, встрёпанных, как воробьи, душистых веточек.
- Идёмте. А это куда? - Женя посмотрела на ленточку, отряхнула.
- Да я вот в карман положу. Булавкой заколола, но видно отстегнулась где-то.
Они пошли медленно. Женя с трудом подстраивалась под неспешный старческий шаг.
- А вы воевали?
- Что ты, детка. Я в войну ребёнком была. Отец мой воевал. Погиб. Но, знаешь, кто пережил войну, запомнил её на всю жизнь.
- Страшно было?
- Если хочешь, расскажу. Про войну, про то, как тогда жили дети, и про дружбу заодно.
* * * * *
- Лилечка! Лиля! Смотри, как я умею! - Шестилетняя Танюшка колотит руками по воде, поднимая прозрачные хрустальные брызги. - Лилечка! Я плыву!
- А вот и не плывёшь! - Девочка постарше строит на берегу замок из песка. Замок всё время разваливается, и она недовольно морщит хорошенький курносый носик. - Здесь мелко. Иначе бабушка бы нас не отпустила.
Да, в конце июня речка почти обмелела. И на берегу и в воде полно деревенской малышни.
- Ой, шарики! - Кричит кто-то, показывая на летящий в небе самолёт. Он сбрасывает вниз что-то похожее на шары.
- Лилечка! Давай считать! Я умею!
И вдруг вокруг раздаётся оглушительный грохот. Это так страшно, что дети, похватав сброшенную на песок одежду, припускаются к селу.
- Это была первая бомбёжка в моей жизни. - Глаза Жениной спутницы затуманились воспоминаниями. - Когда прибежали домой, узнали, что началась война.
- А Лилечка, это кто? - Спросила Женя.
- Лилечка - это моя подружка. Мы жили в деревне, а она приезжала на лето к бабушке. Жили они в Ленинграде. Так тогда Санкт-Петербург назывался. Вот и в это лето родители привезли Лилю на отдых. Ей было семь, а мне шесть. Папа мой служил в милиции и его призвали в первых рядах. Сразу после начала войны колхоз начали готовить к эвакуации. Скот вывозили в Казахстан, чтобы сохранить поголовье. Люди были растеряны, кто-то уезжал. Но бабушка категорически отказалась покидать свой дом, а мама не решилась её оставить.
- А где твоя мама? - Танюшка прижимается к Лиле.
- Не знаю. Наверное, скоро приедет и меня заберёт. - Серьёзно отвечает девочка, одной рукой обнимая подружку. - Только бы фашисты не пришли. Серёжа говорил, что у его тёти в селе уже немцы.
- А они какие? - Испуганно спрашивает Танюшка.
- Не знаю. Наверное, очень страшные.
Скоро по улице торопливо проходит старый учитель Фёдор Иванович и подзывает к себе Лиду, старшую Танину сестру.
- Лидочка, оббеги ребят, кого сможешь. Спрячьте надёжно пионерские галстуки и значки, и комсомольские тоже. Да, и партбилет отца.
- Он его с собой забрал, Фёдор Иванович, у сердца носит.
- Да, Лидочка, конечно, конечно. Что это я.
Лида поспешно прячет галстук в стеклянную банку, закапывает в огороде и убегает к ребятам.
- Мы так потом и не нашли этот галстук. Почему, не знаю. Помню, как плакала Лида.
- А немцы, правда, пришли?
- Правда. И быстрее, чем мы думали.
По селу раздаётся треск мотоциклов. Страшно. Немцы ведут себя, как хозяева. Из понравившегося дома выгоняют людей в сараи, в хлев, в баню. Собирают яйца, хлеб, творог.
- Чтоб вам повылазило, чтоб разорвало вас от еды нашей, злыдни. - Причитает бабушка, отдавая последние крохи.
- Матка. - Один из немцев тянет её за рукав.
Толкнув за занавески, на ломаном русском объясняет, что многие немцы понимают язык, и велит не говорить больше таких слов. А ещё тычет пальцем в портрет отца в милицейской форме на стене.
- Снимайт. Плохо.
- Наверное, он спас нас тогда. По-своему, но спас.
- Но он же враг был. - Женины глаза расширились.
- А ещё человек. Обыкновенный человек, просто другой нации. Так иногда бывает в жизни: не все враги - враги, и не все друзья - друзья. Он потом рассказывал бабушке, что не хочет воевать и, что у него дома двое детей. Фотографию показывал. А потом они ушли. И пришли другие. Гораздо злее.
- Бабушка, кушать очень хочется. - Танюшка едва сдерживает слёзы. - И холодно.
- Знаю, хорошая. Знаю, маленькая. - Бабушка гладит её жёсткой сухой ладонью.
Их, как и многих других, выгнали в холодный сарай. Постоянные бомбёжки и оккупация не позволили людям подготовиться к холодам. Все запасы были изъяты постоянно проходящими через деревню вражескими солдатами.
- Таня, Таня. - Зовёт тонкий голосок.
- Лилечка!
За Лилей так и не приехал никто. И на письма почему-то не отвечают. Танюшка во все глаза смотрит на подругу. Лиля очень похудела и вытянулась, и смотрит совсем как взрослая.
- Вот, бери. - Лиля вкладывает ей в руку кусочек хлеба и варёную картофелину. - Это моё, я своё взяла.
- А ты? - Шепчет Танюшка.
- Я ела уже.
Таня знает, что не ела, но сил отказаться нет. Отщипывает и протягивает по кусочку бабушке, Лиде и Лилечке. Мамы нет, немцы заставили женщин стирать их бельё.
- Бабушка сказала, чтобы вы к нам в дом шли. - Шепчет Лиля.
- Да у вас же и так там четыре семьи. - Ахает бабушка.
- Поместимся. - Повторяет слова взрослых девочка. - Нас не трогают. Мы сказали, что у нас тиф.
- В том доме было много детей и взрослых. Старших девочек специально постригли совсем коротко и клоками. Слова "тиф" немцы боялись.
- И они согласились? - Удивилась Женя, проведя рукой по своей каштановой шевелюре.
- Тогда на кону стояли человеческие жизни. Конечно, жалко им было своих кос, но волосы отрастают. Зато не тронули и в Германию не угнали.
- И так всю войну?
- Нет. Немцы потом ушли. Но бомбёжки продолжались. И Лиля каждый раз обнимала меня, словно хотела закрыть собой. А ещё, уходя, фашисты заминировали поля. Кто-то погиб и там. Знаешь, особенно много мальчишек подрывалось. Они бесстрашные были. Им почему-то казалось, что раз маленькие, лёгкие, то сумеют проскочить, и бежали копать мёрзлую картошку. И сердца у матерей каждый раз обрывались, когда они слышали эти взрывы. Вот так и получалось, девочка моя, что дети не воевали, но в войне участвовали и гибли наравне со взрослыми. Пусть и не всегда на фронте.
Женя шла притихшая и задумчивая.
- А родители за Лилей приехали?
- Нет, детка. Мама её была убита при обстреле, когда ехала за дочкой, а отец погиб на фронте, как и мой. Она осталась с бабушкой. И, знаешь, мы дружили с ней всю жизнь. И дети наши дружили.
- А она... Где она сейчас?
- Умерла. Мы ведь старые уже. Детство наше закончилось давным-давно. Словно это было совсем в другой жизни.
Он стояли у небольшого обелиска в парке.
- Здесь тоже лежат чьи-то дети. - Грустно сказала Женя. - Нам в школе рассказывали, что ребята на фронт уходили совсем молодыми, сразу после школы. И мальчики, и девочки. А я, знаете, могла сегодня песню на концерте спеть для тех, кто...
Она потупилась.
- Но сделала очень большую глупость. Потому что тоже хотела, чтобы у меня были подруги. Такие, как у вас Лиля.
- А ты спой сейчас. И не жалей ни о чём. Подруги у тебя ещё будут. Обязательно.
- Как сейчас? Прямо здесь?
- Прямо здесь. Для них. - Татьяна Сергеевна показала рукой на чёрный мрамор. - И для меня.
- И для Лили. - Решила Женя. - Я теперь знаю, какой должна быть подруга. Только можно?
Она отстегнула свою ленточку.
- Пусть у вас будет. Папа рассказывал, что эти ленточки во время войны, как награды были.
- Значит, ты орденом меня наградила? - Тихо засмеялась Татьяна Сергеевна. - Вот спасибо. И, правда красиво.
Женя запела. Сначала совсем тихо. Потом чуть громче. Прохожие останавливались, глядя на хрупкую девочку с пышными каштановыми волосами, которая пела о том, что дорого каждому из нас, о том, что впитано нами с молоком матери, о том, что мы никогда и ни при каких условиях не должны забывать.
- Спасибо тебе. - Тихо поблагодарила Женю Татьяна Сергеевна, когда растворилась в весеннем воздухе последняя звенящая нота. - Ты очень хорошо поёшь, девочка.
- Вам, правда, понравилось?
- Очень. Не бросай пение. Как знать, может быть, я ещё успею увидеть тебя на сцене. Я, наверное, очень задержала тебя?
- Нет. - Возразила Женя. - Если вы сейчас домой, то я с вами пойду.
Они так же медленно пошли по залитой солнцем улице в сторону дома, а на чёрном прогревшемся мраморе пахла весной и жизнью растрёпанная лиловая сирень.
Ещё рассказы по теме: "Как будто мой дедушка" , "Витькино детство"