Письма императора Николая I к князю П. М. Волконскому
Село Царское, 29-го марта 1826 г.
Любезный Петр Михайлович! Кто лучше вас понимает то чувство, которым я водим, когда ищу всеми способами сохранить везде и во всём, елико возможно, память нашего незабвенного Благодетеля (здесь император Александр Павлович). Исполнить же то, что он обещал, почитаю я святым долгом, и как бы Его мне завещанием; - сюда принадлежит и обещанная им медаль "за взятие Парижа"; видно Провидению не угодно было дать нам счастье получить ее из рук Его, я старался заменить его, приказав освятить сию на Его гробе.
Примите медаль сию в память Того, при котором в незабвенные сии дни вы находились; и которому вы помогли исполнить то, чем навеки прославил себя и имя Русское.
Вам искренно доброжелательный, Николай.
Вверху письма помета: "Получено 15 апреля 1826 в Таганроге"
В С.-Петербурге, мая 9-го дня, 1826-го года
Князь Петр Михайлович! С глубочайшим прискорбием получил я горестное известие о внезапной кончине Императрицы Елизаветы Алексеевны, любезнейшей нашей невестки. Всевышний, взирая милосердым оком на сердечное Ее страдание о разлуке с незабвенным нашим Благодетелем, исполнил скоро, к общему нашему сожалению, душевное Ее желание и лишил, меня в особенности, счастья пещись об успокоении остатков дней Ее.
Да будет воля Его святая. Я вполне разделяю с вами скорбное чувство, коим поражено сердце ваше сим горестным событием. По неограниченной и душевной преданности вашей к покойным Императору и Императрице, я уверен, что вы не захотите уступить кому-либо, право отдать последний долг священному праху Ее и потому, я вам поручаю сопровождение тела Ее до С.-Петербурга и на вас возлагаю все устройство печального шествия.
Начальник Главного Штаба моего доставит вам все распоряжения, до войск относящиеся, и князь Александр Николаевич Голицын те, кои относятся до придворной части, равно как потребную на расходы по сему случаю сумму.
С искренним благоволением пребываю на всегда Вам доброжелательный, Николай.
Из писем императора Николая Павловича к князю И. Ф. Паскевичу
28-го января (9-го февраля) 1839 г.
Благодарю тебя, любезный мой отец-командир, за письмо твое от 20-го (1-го), которое я три дня, как получил. "Дело о железной дороге" считаю весьма полезным, ежели австрийское правительство не запрёт нам свои границы на подобии Пруссии, чем все наши расчеты бы рушились. Как ciе предупредить, не придумаю. Что посему полагаешь, напиши мне.
Побить Скржинецкого (Ян, здесь бывший польский генерал, перешедший на бельгийскую службу, чему воспротивились Австрия и Пруссия, вследствие чего генерал был уволен), по вызову Леопольда (здесь Леопольд Кобургский), есть важное событие и, по-моему выгодное, по двум причинам:
1-я от того, что служит новым примером, что оказывается "честным словом" у поляков; и неверующим может быть откроет глаза.
2-я, тем особенно важно, что в ту минуту, когда окончательно хотят признать Бельгию и "м…а Леопольда" (в 1830 году Леопольд отказался от короны, но Бельгия голосовала за конституционную монархию, и Леопольд был вновь избран королем), он сам дает нам образец, чего от него ждать можно, и "что это за правительство" готовятся признать! Наконец, дай Бог побольше таких нам противников-генералов; легче будет нам сладить с ними. Что будет, мудрено отгадать.
Признание в Лондоне (1833) всеми подписано; но достаточно ли того, чтоб Леопольда или Бельгию заставить выполнить от неё требуемое, крайне сомнительно (здесь отдать часть земли Лимбурга и Люксембурга Голландии). Кто же и как принудит их к сему? Уже верно не Англия, ибо у нее нет армии; не Франция, ибо у нее собрана армия "для", а "не против" Бельгии; не Пруссия, ибо нам известно, что "их несёт" от одной мысли войны; не Австрия, ибо ей и далеко, да и не до того; а нам еще меньше, хотя б не за чем бы дело стало; не Голландия, ибо сего не допустят. Повторяю, кто же?
И потому не считаю ничуть, чтоб сим признанием дело было кончено; оно только укрощено; дальнейшее увидим. Говорят, будто есть слухи, что Леопольд, en désespoir de cause (с отчаянья), замышляет кинуться в прусские Рейнские провинции, с которыми будто есть у него революционные связи.
Хотя это "что-то мудрёно", но ныне одно "мудрёное" или "неожиданное" сбывается, потому, может быть, и это придется нам видеть. Сомневаюсь "ему в неудаче"; ибо пруссаки из сбережения своих талеров войска не собрали, а стоят на мирном положении по квартирам; рассеять их врасплох, в особенности при дурном расположении лесов в крае, немудрено, и меня ничуть не удивит.
Сбудется - пойдут "охи, да ахи", и ну к нам на помощь. Мы будем готовы, но или "дома останемся, ждать погоды", или явимся с 300 т. войска русского, верного, христолюбивого, храброго и победоносного, с нашим варшавским богатырем в голове (здесь Паскевич), и тогда с нами Бог, разумейте языцы и покаряйтеся, яко с нами Бог; а вы, "дураки-немцы", зажми рот и пляши под нашу дудку.
Так ли, мой отец командир? Теперь, рано, однако, что-либо готовить. У меня однако, 1000 артиллерийских лошадей готовы на корму в Екатеринославском поселении. Нужно будет как раз тут для 3-го корпуса; останется закупить для 1-го, 2-го и 4-го по твоему распоряжению, для гренадер и для гвардии; на это месяц, и все готово. Так будем мы через три месяца с 6-ю пехотными, и 3 кавалерийскими корпусами на Одере. И это хорошо.
Английская миссия выехала из Тегерана, а Макниль (John McNeill) будет здесь на днях; Симонич (Иван Осипович) там много напутал, но, надеюсь, дело обойдется. Жаль Молё, был честный человек; но все равно, рано или поздно противная партия должна была торжествовать, и потому, чем ранее к развязке, тем лучше, пока мы еще в силах. Здесь всё тихо и хорошо, веселятся много, но прилично. Морозы начались и сегодня было 21 градус, но погода славная.
Александрия близ Петергофа (7-го (19-го) февраля 1839 г.)
Хотя граф Чернышев (Александр Иванович) тебе подробно пишет, я считаю не излишним тебе написать еще несколько слов, мой отец-командир, чтоб тебе изъяснить, каким образом я взираю на нынешние, по-моему, весьма важные обстоятельства. Вызов Скржинецкого, прием его в службу вопреки Австрии и Пруссии, по-моему, не есть простое действие Бельгии, но явный признак, что под сим именем ныне таится или является "общая пропаганда" с характером революционно-католико-фанатическим. Самый выбор Скржинецкого не что иное.
"Отважность же отказать" Австрии и Пруссии, и то, тогда, когда, по-видимому, никогда союз пяти держав не был единодушнее в цели своей (здесь революционным настроениям), есть дерзость, не в характере "проныры и к…и Леопольда", у которого всё расчет. Я полагаю, что этот "ш…а", чувствуя, что ему не удержаться, решился испытать последний ему предлагавшийся способ, т. е. стать "головою, вместо Луи-Филиппа, всех революционистов", и этим оружием нам противоборствовать.
Не знаю, как и в какой мере Англия и Франция захотят и возмогут принудить Бельгию покориться изреченному конференцией; но ежели ciе сбудется, то, полагаю, ненадолго, и всё предвижу неизбежную войну. Эта война будет необыкновенная, но ужасная свалка двух начал: "зла против добра".
Сомневаюсь, чтоб, при слабом устройстве Германии, "успех был на стороне добра" и, признаюсь, опасаюсь больших несчастий и "распространения зла быстро и далеко". Нет сомнения, что тогда закричат нам, требуя помощи. В ней отказу не будет, ибо, защищая добрую сторону, мы себя будем защищать.
Но не иначе пойду на помощь, как с тем, чтоб других заставить делать по-нашему; и потому не 50 т. поведу, но, по крайней мере, 300 т.; иначе не пойду ни на шаг, а буду ждать, чтоб о нас сломились. Обдумать и приготовить всё для этого есть предмет нынешних моих попечений.
Я намерен двинуть за границу 1-й, 2-й, 3-й, 4-й гренадерский и гвардейские пешие корпуса и гвардейский 2-й и 3-й резерв, кавказские корпуса. "Где, сколько и каких лошадей, во сколько времени закупить можно, и сколько местными способами можно заготовить продовольствия для пути сих войск, их сосредоточения и составления, по крайней мере, двухмесячного на польской границе запаса": вот вопросы к твоему рассмотрению и возможному решению.
Движение войск желательно произвести до Шлезии нашим краем, чтоб было дешевле и независимее; нужно сделать потому предположения для трех маршрутов по корпусам; первому, направляя на Плоцк, 2-му на Варшаву или Ново-Георгиевск; 3-му на Люблин. 4-й выдвинуть, как авангард, к Калишу. Гренадерам на Вильну, Гродно и Варшаву. Резервная кавалерия чрез Люблин и Брест. Гвардия за гренадерами или параллельно им чрез Ригу на Августов.
Вместе с этим 6-й корпус пойдет в Польшу; 5 останется в своих квартирах, а 1-й резервный кавказский станет в поселениях Юрьевской и Подольской губернии; резервы кавалерийские в Новороссийских поселениях. Все 5 резервных бат., кроме 6-го корпуса двинутся вперед 1-го корпуса в Ригу и Динабург, 2-го в Вильну и Гродно, 3-го в Брест, 4-го в Киев; гренадеры в Псков. Все бессрочные или 6-го бат. сберутся и станут на нынешних квартирах 5 бат. Нужно подумать о парках и усилить способами польских заводов местные склады снарядов.
Для безопасности края, всех известных говорунов и в особенности бывших участников революции нужно будет заблаговременно вызвать и выслать вовнутрь России под строгий присмотр, и ничем не пренебречь: это может упрочить спокойствие края. Теперь скажу тебе, что по ходу дела я полагаю, что гроза над Германией не разразится ранее, как месяца чрез два, так что мы призваны быть может не ранее, полагаю, как в начале июня, и потому поспеть можем рано что к началу августа на Эльбу, может быть уже на Одер!
Дай Бог, чтоб я ошибался, но полагаю лучше предвидеть худшее, чем льстить себя обманчивыми надеждами.
Другие публикации:
- Церемониал выноса тела императрицы Елизаветы Алексеевны в Белёве (1826)
- Речь, сказанная Его Императорским Высочеством Павлом Петровичем, при первом его вступлении в Сенате, октября 10 дня 1777 года
- Приданым хотят пополнить казну Веймара, который в настоящую минуту враг России (из писем вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны и императора Александра Павловича к министру иностранных дел барону Андрею Яковлевичу Будбергу) (1807)
- Все касающееся расположения умов в Царстве (здесь польском) меня удивляет (здесь увеличение повстанческих настроений) (Из писем государя императора Николая I к князю И. Ф. Паскевичу) (1844-1849)